Дороги моря

Здесь, на берегу огромного холодного моря, время для них застыло. Нет ни людей, ни прохожих, здесь была только Альба. Ни боли, ни чужой злобы. Мы разрушаем себя, разрушаем ли их? Только море. Огромное, холодное море. Вода очищает. Вода шепчет, льется мне в уши, обжигающе ледяными прикосновениями целует босые ноги.

Я шагаю через мертвую толпу, широко, уверенно, раньше во мне жил страх. Однажды все это меня сломало, заставило потерять дорогу, себя и даже забыть собственное имя. Из темноты выходишь постепенно, собираешь себя по кусочкам. Чужие воли и чужие присутствия похожи на спутанный клубок, я разбираю ниточки, я собрана, и я под вдохновением, и все, что я чувствую, все, что я чувствую, беспокоит меня, распирает изнутри, хочется кричать, но нарастающий гул и нарастающий шепот, я позволяю ему ворваться в мои уши.

Огромная толпа на берегу, ждет чего-то.

Я не заставляю их ждать больше.

Шептунья душ, шептунья душ, шептунья душ.

Юная проводница мертвых.

Для них я всегда юная.

Я слышу даже:

Персефона.

Богиня весны и подземного царства, приносящая смерть.

Но смерть уже случилась, я принесу только покой. Только избавление.

Это о том, как ты расставляешь границы, о том, что творится у тебя в голове, как ты возвращаешься к собственному дару медленно, постепенно. Он перестает быть проклятием только тогда, когда ты ему позволишь. Это о том, чтобы превратить своих демонов в своих псов и не позволить им сожрать тебя. Ни за что не позволить. Это вопрос веры. Во что ты веришь, Скарлетт? Я верю в себя.

Я раскрываю руки широко: обнять бы вас всех, измученные.

И когда открываю глаза, позволяю им коснуться.

Чужие сознания бросаются, не думая, в их движениях мне видится бережливость, чужие сознания почти нежны и это последнее, чего ты будешь ожидать от нескончаемой толпы мертвых, это почти нежность. Они шепчут, девочка, девочка, девочка.

Я все еще помню, как те же руки рвали меня и мучали, бесцеремонно, яростно, я все еще помню.

Этого не произойдет больше.

И все, что я чувствую.

Я принимаю.

Вся моя боль, вся моя вина, вся моя животная почти тоска, все то, как сильно я по ней скучаю.

Мертвые шепчут мне в уши, собираются огромной толпой, я знаю, что меня из них не будет видно, я знаю, что они видны сейчас как никогда хорошо.

И Дом на краю света, о, Дом на краю света заботливо укроет нас от посторонних глаз, никому лишнему не позволит нас коснуться.

Это только о приятии, знаете? Дар станет даром, когда вы его примете. Чувства станут по-настоящему вашими, когда вы их примете. Даже самые черные. Если вы в них поверите.

Альба, родная, Альба, мне так чертовски больно.

Я закрываю глаза, раньше это было больно, теперь это также естественно, как дышать, сотни мертвых рук тянутся ко мне, силясь дотронуться, силясь почувствовать хотя бы крупицу тепла. Не украсть. У меня никто не крадет больше. И даже для этого они долго ждали разрешения.

Я позволяю им, потому что это честно. Я позволяю им, потому что они ждали так долго, они знали, что я приду. Это случилось так поздно.

Я знаю, что Альбы среди них нет, но я на душевном подъеме, я под вдохновением, я найду тебя. Я обязательно найду тебя. Я найду тебя, даже если на секундочку, даже если мимолетно, мне бы только еще раз..

Их руки повсюду, их касания еле осязаемы, прохладные, в них не осталось жизни, со смертью же мы давние подруги.

Мой разум открыт, как открыты и мои руки. Я впускаю их истории. Я просто позволяю этому случиться.

Они говорят, говорят безостановочно. Я стану их голосом. Я стану их ушами. Я стану их глазами. Я стану их последним приютом, я стану любимой сестренкой, нежной дочерью, я стану заботливой матерью, я принадлежу им на секунду и все они во мне.

Я – их и они – мои.

Мы кружим, и мое сердце открыто, мой разум открыт.

Однажды меня это сломало. Больше этого не случится.

Голос Илая в моей голове кажется почти неуместным, неожиданным. Прицелься и отпусти.

Так просто.

Голос Арта в моей голове. Его музыка. Там, где рождается звук. Там, где живет гармония. В этом мире так много злого, отпусти же, отпусти.

Души могли бы разодрать меня на части еще множество раз. Сделать это снова и снова. Вот только я им не позволю. Не доставлю больше такой радости.

Они зеркалят мои эмоции, чувствуют кожей, чувствуют меня.

Во мне мир. Во мне гармония. Во мне все мои чувства, я чувствую так нелепо, так по-человечески много.

Прицелься и отпусти.

Все так просто.

Шептунья, шептунья, проводница, Персефона.

Приходите.

И пусть никто не уйдет обиженным.

Я слышу абсолютно все, я – их уши. Я вижу абсолютно все, я – их глаза. На моем языке сотня воспоминаний и сотня историй. Потому что – я их голос.

В том, что происходит нет магии, я не волшебница.

В том, что происходит есть абсолютная честность. Я честна.

Есть то, о чем мертвое поет живому. Я живая.

Есть еще одна крохотная частичка доверия, которую я вкладываю в них, которая возвращается ко мне.

Есть принятие. Меня мной же, меня ими, и их мной. Это обмен, бесконечный круг.

И я слушаю.

Передо мной женщина, и она говорит о своей боли, она говорит о тоске по своей девочке, ее девочка, ее нигде не найти, нигде не найти и она обошла огромное равнодушное море сотню раз.

– Понимаете, – ее далекий голос касается ушной раковины, – Понимаете, когда все случилось, я держала ее в руках, я держала ее в руках, она спала, почему же она исчезла? Почему я здесь, а моей девочки нет. Как же это возможно?

Ее лицо измучено и глаза почти безумны, она хватается за мои руки, наши взгляды встречаются, она застывает завороженная, все ее образы, вся ее жизнь, – Она ушла в мире.

– И что это значит?

– Только то, что она пошла дальше. И очень давно ждет свою маму на другой стороне.

Она смотрит на меня с недоверием, с подозрением, она боится мне поверить, – На другой стороне – это пойти дальше? Исчезнуть?

Я качаю головой, – Пойти дальше – это не исчезнуть, вы всегда будете. Вы будете стремиться дальше. Вас здесь ничто не держит. Вы ведь верите в бессмертие души?

Она верит, держится за мои руки и я чувствую как от холода немеют пальцы, мне выкричаться, выплакаться, я горю, в этом ледяном море в этом ледяном окружении, я горю и горю все равно, – А это больно? Уходить.