Дороже всех сокровищ (Золотое королевство)
Шрифт:
— Прочтите, Робби, и скажите, должна ли я гневаться на эту юную писательницу.
Затаив дыхание, Энни наблюдала за тем, как Роберт Дадли, лорд Лестер, изучал ее писанину. Шелест разговоров придворных в дальнем конце зала смешивался со звуками музыки, доносившейся с галереи. Граф Лестер хмыкнул, читая последнюю диатрибу [16] Энни. Глаза его заблестели живым интересом, по лицу разлился румянец.
— «Продавец чудес» в рассказе — не кто иной, как герцог де Гиз, — комментировал он.
16
Резкая
Энни бросила беспокойный взгляд на французского посла, стоящего в нескольких футах от нее и сердито на нее глядящего. Она думала, не слишком ли сильно задевал французскую гордость ее едкий фарс о ночи Святого Варфоломея с ее кровавой резней. Однако идея высказаться на эту тему не давала ей покоя с тех самых пор, как пять лет назад она услышала рассказ об этом от одного спасшегося гугенота.
— Марионетка — Карл IX. Нет никаких сомнений! Ну и, конечно, за веревки его дергает королева-мать, Екатерина Медичи.
Издав шипящий звук, выражавший, по всей видимости, негодование, французский посол вышел из залы, даже не откланявшись.
— Ну и что ты думаешь, Робби? — спросила королева, холодно улыбаясь вслед уходящему французу.
— Мисс Блайт обладает острым умом и отсутствием страха перед авторитетами.
Выщипанные брови Елизаветы взмыли вверх.
— Наверное, именно поэтому она мне нравится. Ах, Анна, я не знаю, где нашел вас Андрэ, но за три года, что вы здесь, вы стали для двора бесценной находкой.
Энни присела в почтительном реверансе. Накидка ее головного убора упала вперед. Она, вняв совету Андрэ, теперь скрывала волосы.
— Благодарю вас, Ваше Величество. Служить вам — большая честь для меня.
— У памфлетиста с католиками, похоже, свои счеты, — заметила Елизавета. — У вас есть причина ненавидеть папистов?
Вопрос отбросил Энни на несколько лет назад. Она, снова увидела разоренный, затерявшийся в джунглях Эспаньолы, дом Габриэлы и Уильяма Блайт, представила, как солдаты Христовы тащат ее бабушку и дедушку по площади, привязывают их к столбу, как в языках пламени скрываются ее самые дорогие люди на свете.
— Да, Ваше Величество, — согласилась она. — У меня есть причина ненавидеть их, да простит меня Господь.
— Вам не следует бояться гнева нашего милостивого Бога, — успокоила девушку Елизавета. — По-моему, вера — это личное дело каждого человека, касающееся только его и Всевышнего. И если эта Медичи способна проливать кровь своих людей, прикрываясь именем Господа, то я… — она не договорила и устремила стальной взгляд на архиепископа Кентерберийского. — Я не хочу подглядывать в окна за чужими душами.
Энни с облегчением выдохнула. Как чудесно осознавать то, что королева не станет терпеть церковника, сующего нос в веру другого человека. В сердце девушки поднялась волна тайной гордости. Несмотря на то, что она испытывала перед своей родственницей благоговейный страх, она уже давно поняла, что Елизавета обладает ясным умом и является дальновидной правительницей с несгибаемой силой воли.
Дав Энни золотую монету, королева взмахом руки отпустила ее, и та смешалась с толпой придворных. Девушка многому научилась за последние три года.
Двор был опасным и в то же время интересным
и волнующим местом, где тон всему задавала сама королева Елизавета.Три года… Неужели прошло уже столько времени с тех пор, как Эван, заключив ее в свои объятия, сказал ей слова любви? С тех пор, как она поцеловала его со всем пылом новой для нее страсти? Девушка днем и ночью постоянно думала о нем. В жизни ее за последние три года не было ни минуты, чтобы она не ощущала в сердце пустоту от того, что любимого нет рядом.
— …готовы к новому нападению на Испанию, — произнес кто-то рядом с Энни. Как ни в чем не бывало, она сдвинула головной убор, чтобы получше слышать.
За эти годы Энни научилась подслушивать разговоры.
— Вы так думаете, Кит?
— О, да, — ответил сэр Кристофер Хэттон, капитан гвардии. — Готов поставить свой бристольский флот. Король Филипп только что сделал особенно злобный выпад против голландских протестантов.
— Но королева все это время пыталась не вмешиваться в конфликт с Нидерландами.
Немного повернув голову, Энни увидела, что собеседник Хэттона — лорд адмирал Линкольн, пухлый человек с розовыми, как яблоки, щеками. Декоративные прорези на одежде и почетные ленты на его широкой груди придавали ему сходство с нарядным кораблем под парусами.
Хэттон поднес руку к золотому знаку на груди с изображением оленя.
— Говорю вам, милорд, она пойдет на все, чтобы досадить Испании. На все, кроме войны.
— Опять пиратство? — спросил Линкольн. — Но, по-моему, из пролива [17] выудили уже все, что можно.
— Из пролива — да.
— Понятно. Тогда, значит, Новая Испания?
Энни делала вид, что наблюдает за красочным шотландским танцем, который собрал придворных в центре залы. Усилием воли она преодолела дрожание рук и снова напряженно вслушалась.
17
Пролив Ла-Манш.
— …большая смелость, чтобы предпринять такую попытку, — говорил Хэттон. — Корабли с золотом и драгоценностями теперь сопровождают хорошо вооруженные суда. Но подумайте, милорд, военный эскорт присоединяется к ним только в Номбре-де-Диосе и следует с ними до Испании. Я полагаю, что Дрейк будет нападать на них раньше, пока они не защищены.
Оба лорда присоединились к группе советников. Энни неподвижно оставалась на месте, сердце ее бешено колотилось. Дрейк. Дрейк собирается отправиться в новую экспедицию. Забытый после последнего своего путешествия, он все эти годы провел в Ирландии. А теперь возвращается.
Она знала, была просто уверена, что в экспедиции вместе с ним будет участвовать и Эван.
За три печальных года Эван не смог забыть Энни. Все напоминало ему любимую. Осенние листья на высоких холмах сверкали цветом ее волос. Море, отражавшее скупое зимнее солнце, напоминало ее глаза. В порывах ветра он слышал ее смех. Весенние цветы приносили запах ее кожи, а их лепестки на ощупь были такими же нежными. Иногда во сне он ощущал вкус ее губ. Какой желанной, какой любимой была она в тот день, когда, прильнув, поцеловала его. По щекам ее текли слезы любви и боли расставания.