Дорожное происшествие

–  А что вы делаете со спидометром во время таких ездок?

–  Вам и это известно? Хотел бы я знать откуда?
– Он спрятал в карман связку ключей и задумчиво потер себе лоб.
– А впрочем, все равно. Ну так вот. Спидометр я прокручиваю назад ручной дрелью - гибкий тросик отсоединяю, нижний его конец сую в сверлильный патрон вместо сверла и начинаю крутить дрель против часовой стрелки.

При этом километраж бежит в обратную сторону. Несколько минут возни, и вы имеете на спидометре то же число километров, какое было, а тросик снова присоединяется куда нужно.

–  Изобретательный вы человек.

Дитер презрительно отмахнулся.

–  Это доступно каждому, кто хоть немного смыслит в машинах. Проще бы отсоединить тросик перед поездкой, но тогда сама поездка не доставит такого удовольствия.

–  А вдруг с вами что-нибудь случится? Подумайте, как легкомысленно и безответственно ездить, не имея прав.

Дитер наклонился вперед, достал из заднего кармана черную обложку, раскрыл ее, и Крейцер увидел шоферские права.

–  Я давным-давно сдал экзамен, но, поскольку отец был категорически против, я сохранил это событие в тайне.

Крейцер взял книжечку у него из рук, разглядел - все правильно, закрыл, отдал обратно.

–  В тот вечер, когда произошел несчастный случай, вы ездили к фрейлейн Альвердес на машине? Правильно?

–  Откуда вы взяли?
– Дитер изумленно воззрился на него и вскочил.
– Это ложь! Кто вам наплел такую ересь?

–  На чем же вы тогда приехали в Вильгельмсхорст?

–  На мотоцикле, разумеется.

–  Какой у вас мотоцикл?

–  «Ява» двести пятьдесят.

–  А цвет?

–  Темно-синий, сиденье светло-желтое.

–  Шлем у вас случайно не красный?

–  Красный, но я не вижу связи…

–  И комбинезон кожаный у вас тоже есть?

–  Само собой, что ж тут такого?

Крейцер не ответил. На скулах у него забегали желваки, он опустил голову и, нахмурившись, смотрел в землю.

–  Вы не знаете некоего Вольфганга Першке? Ему семнадцать лет, а живет он в Тельтове.

Дитер покачал головой.

–  Першке? Нет, не припомню. Имя, во всяком случае, мне ничего не говорит. А откуда я должен его знать?

–  Я просто спросил, - ответил Крейцер.
– Мы тщательнейшим образом проверим ваши показания. Если вы не на все вопросы дали мне точные ответы, меня всегда можно застать в окружном управлении, чтобы внести необходимые коррективы. Так что поразмыслите на досуге хорошенько. Вы еще очень молоды, в молодости нетрудно ошибиться, это не беда, вот если у человека не хватает мужества исправить свою ошибку - это беда настоящая. И еще одно: мы сейчас вместе с вами пойдем в институт и вы на несколько часов отпроситесь с занятий. Вы нужны мне для опознания. А кроме того, я хотел бы в вашем присутствии осмотреть ваше фотоснаряжение.
– Он пытливо взглянул на Дитера.
– Ну как, хотите что-нибудь добавить?

При этих словах Крейцер поднялся. Теперь они оба стояли и в упор глядели друг на друга. Дитер не отвел глаз. Он смотрел с тревогой, удивлением и даже вызовом. Ни сознания вины, ни страха в его взгляде не было.

–  Нет, - твердо сказал он.
– Я ничего не могу добавить! Кроме одного: не понимаю, чего вы вообще от меня хотите?

–  У вас есть среди прочих фотоаппарат «Пентина ФМ»?

–  Нет. У меня один аппарат «Экзакта».

Крейцер опять испытующе поглядел на него.

–  Ну ладно, - сказал он после небольшой паузы.
– Это мы проверим, - и, повернувшись, направился через кусты к дороге, ведущей в институт.

Дитер следовал за ним, засунув руки в карманы.

21

–  Совершенно ясно, - сказал Крейцер, - что машинка Дитера Николаи и есть та самая, которая была полгода назад похищена в универмаге. Именно на ней надпечатывали адрес на конверте, который был оставлен псевдодоктором у Кранепуля. Экспертиза это доказала. Дитер все отрицает. И «Эрики» он не крал, и конвертов не надпечатывал, и вообще ничего не знает про аферу с Кранепулем. Ну, что вы можете сказать по этому поводу?

Арнольд задумчиво помешал ложечкой в чашке и ответил не сразу. Они сидели в Тельтове, в маленьком ресторанчике, полупустом в этот ранний час.

–  Сперва мне хотелось бы узнать, чем кончилась очная ставка с Кранепулем и допрос медсестры.

–  Да ничем. Кранепуль ничего не мог сказать с уверенностью. Он, правда, допускает, что Дитер и есть тот самый мотоциклист, но не ручается. За те несколько минут во дворе он его не очень-то разглядывал и лица не запомнил, поскольку не мог предвидеть, какое значение приобретет эта встреча. В результате мы имеем «не исключено». Чего недостаточно, чтобы уличить Дитера, но недостаточно и для того, чтобы снять с него подозрение. А помощница доктора фрейлейн Зингер в основном подтверждает показания Дитера относительно появления машинки. Но помимо того, она утверждает, что после окончания приема убирала комнату и при этом никакой машинки не обнаружила. Следовательно, она считает маловероятным, чтобы ко времени уборки машинка уже была там, хотя ничего не может сказать с уверенностью. Итак, у нас есть на выбор три версии. Либо машинку забыл один из пациентов, а фрейлейн Зингер не заметила ее при уборке, либо кто-то из домашних - или по меньшей мере имеющих туда доступ - поставил ее по окончании приема, либо - это третья версия - Дитер сам туда ее принес, чтобы иметь своего рода алиби. Если он действительно вынес ее с дачи стариков Першке, он же не мог прямиком принести ее в комнату. Ему нужно было правдоподобное объяснение - по меньшей мере для домашних, - откуда у него взялась машинка. Если взглянуть с этой точки зрения, идея насчет приемной очень и очень недурна. Правда, домочадцам могло показаться странным, что кто-то просто-напросто забыл новехонькую машинку и потом не вернулся за ней, но зато против Дитера не возникло и тени подозрения. Я просмотрел список пациентов, которые в тот день были у Николаи. Среди них нет ни одного, кого можно как-то увязать с нашим делом.

–  А что дал осмотр фотолаборатории Дитера?

–  Ничего, что можно было бы как-то использовать. Никакой «Пентины», с тех пор как мы с ним разговаривали, он ни на минуту не оставался один и, следовательно, не имел возможности перепрятать камеру. Но ведь не дурак же он. Самое позднее после первого нашего визита к доктору Николаи он должен был ждать обыска и, если «Пентина» была у него, мог сто раз перепрятать ее.

–  Да, но если он спрятал камеру, ему следовало также спрятать и машинку. Это же логично.

–  Он и спрятал. Отнес ее к Альвердес. Считал это надежным местом. Не мог же он предположить, что у вас сработает шестое чувство. Уж не говоря о том, что это все-таки счастливое совпадение. Не скажись Альвердес в тот день больной, наш разговор прошел бы в институте - и не видать бы нам «Эрики» как своих ушей.

Арнольд допил кофе и переставил чашку на соседний столик,

–  Это верно, - согласился он.
– Да и Альвердес, когда я вчера вечером изымал у нее машинку, сказала, что Дитер сразу предложил ей «Эрику», как только она упомянула, что ей надо перепечатать какой-то текст для доктора Вейнтраута, а в институте, мол, никак не выберешь времени.

–  А вы спрашивали доктора Николаи, почему он вчера, когда я снимал у него образцы шрифта, ни словом не обмолвился о машинке своего сына? Я ведь очень четко спросил, есть ли в доме другие машинки, кроме этой.

Крейцер кивнул.

–  Да, он дал нехитрое, но убедительное объяснение: случай с машинкой произошел целых полгода назад, да ему не так уж и подробно докладывали, он попросту о нем забыл.

–  Ничего не поделаешь, придется поверить ему. Трудно допустить, что в этом деле отец и сын действуют заодно.