Дорожное происшествие
Шрифт:
– Как он был одет?
– Господи, да не помню я. Наверное, в костюм и пуловер.
– А еще что? Так ведь на мотоцикл не сядешь.
– Значит, еще пальто и шлем.
– Шлем у него какого цвета?
– Красный, по-моему.
Крейцер кивнул.
– А сколько лет Дитеру?
– Двадцать один, но он выглядит старше своих лет. Он ростом с отца, но поуже в плечах. Ему вполне можно дать и двадцать четыре и двадцать пять.
– Вы говорили, он студент. Где он учится?
– Пединститут. Собирается преподавать физкультуру.
– Он учится в том институте, что в Сансуси?
– Да, за Новым дворцом.
–
Бригитта Альвердес скривила губы, словно хотела сказать: «Ах, как остроумно», вслух же произнесла:
– Он очень увлечен своим мотоциклом, еще больше интересуют его автомобили, он их здорово фотографирует, на мой взгляд лучше, чем профессиональный фотограф.
Арнольд дернулся, и Крейцер успокоительно положил ему руку на плечо.
– Не знаете случайно, какой у него аппарат?
– спросил он с предельно доступным ему спокойствием.
Она покачала головой.
– Понятия не имею. Какая-то штука с двумя объективами.
– Почему он так интересуется машинами, а сам даже не умеет водить?
– Кто это вам сказал?
– удивилась она.
– Конечно, он умеет.
– Да ну? Значит, я ошибся. А какая у него машина?
– Крейцер едва заметно улыбнулся.
Она в еще большем изумлении воззрилась на него и вдруг хлопнула себя по лбу.
– Подловили меня все-таки.
– И добавила, вздохнув: - Ну ладно, теперь терять нечего. Он сделал себе дубликат ключа и порой, тайком конечно, ездит на отцовской машине.
– Вы хотите сказать, что доктор Николаи, который замечает каждую пылинку на своей машине, до сих пор об этом не догадался?
– Пока нет. Дитер очень осторожен. Ездит лишь изредка. Прошлой осенью, например, когда Эгберт уезжал на какой-то симпозиум в Западную Германию, Дитер пригласил меня на воскресную прогулку. И заехал за мной на новом «вартбурге». Я очень удивилась и спросила, разрешил ли ему отец брать машину. Тут он мне все и выложил.
– А доктору Николаи вы ничего не рассказали?
– Не будьте так наивны. Во-первых, я не вижу, никаких оснований вмешиваться в их отношения, а кроме того, при этом неизбежно выяснилось бы, что мы ездили вместе с Дитером, чего я, разумеется, никак не хотела, чтобы не ссориться с Эгбертом.
– А почему вы не могли просто сказать, что случайно видели, как Дитер ездит на отцовской машине?
– Нет, господин Крейцер, вы поистине не от мира сего. Вы что ж, думаете, Дитер мне так бы это и спустил? Я ведь была у него в руках. Скажи я про машину, он рассказал бы о нашей поездке. Так, прямо, он мне не грозил, но всем своим видом дал понять… Дал понять, что мы связаны общей тайной… - Она нахмурила лоб, рассеянно играя зажигалкой.
– Ну да, раньше я как-то не задумывалась над этим, но теперь я почти уверена, что он не без умысла предпринял эту прогулку. Может, именно таким путем он хотел посеять недоверие между мной и Эгбертом.
Крейцер мрачно глядел на свои ладони и молчал. Наконец он все-таки не вытерпел:
– Вам не кажется, что вы его несколько переоцениваете?
Она подняла брови и глянула в окно.
– Может, и переоцениваю, - тихо сказала она, - но парень и в самом деле на редкость умен. Когда, например, Дитер садится за шахматы с отцом - а Эгберт очень и очень неплохой шахматист, - он играет с ним как кошка с мышкой, а когда захочет кончить игру, он выводит из засады какую-нибудь фигуру - и готово. В шахматах Эгберт против него бессилен.
Крейцер
взглянул на часы и поднялся.– Думаю, на сегодня хватит. Не исключено, что нам еще раз придется к вам обратиться, чтобы занести в протокол некоторые моменты, однако… - Он не договорил и сердито воззрился на Арнольда; тот стоял у письменного стола в стиле бидермайер и бренчал мелочью в кармане. Бренчание прекратилось, и Крейцер продолжал: - Однако кое-что надо еще уточнить. Когда у нас все будет готово, мы вас известим.
Одна монета упала и закатилась под стол. Крейцер обернулся и застыл, с трудом удержавшись от восклицания. Арнольд пробормотал извинение и на коленках полез под стол. Слышно было, как он сопит, как передвигает корзинку для бумаг. Когда он вылез оттуда, галстук у него съехал набок, зато между большим и указательным пальцами была зажата монета.
Они откланялись.
Фрейлейн Альвердес кивнула им с язвительной усмешкой и гибким движением приподнялась с кушетки, обнажив при этом ноги гораздо выше, чем того требовали обстоятельства.
19
Когда оба уже сидели в машине, Крейцер, одарив своего коллегу недобрым взглядом, покачал головой и сказал:
– Это было необходимо - ползать на четвереньках под столом из-за какой-то дурацкой монеты?
– Что ж, так было и оставить ей за здорово живешь две марки?
– обиженно огрызнулся Арнольд.
– Какая чушь, - буркнул Крейцер, - неужели вы не понимаете, что выставили себя на посмешище?
– Он отвернулся и свирепо поглядел в окно.
В мокром сосняке по обе стороны дороги уже растекались сумерки, а с запада гряда за грядой наплывали сизые облака. Изредка между деревьями возникала фигура одинокого грибника с опущенной головой - ни дать ни взять охотничья собака.
Арнольд ухмыльнулся себе под нос, придумывая, как бы половчее возобновить разговор с Крейцером.
– Если в ее рассказе есть хоть половина правды, - начал он, - тогда этот Дитер Николаи - прелюбопытная личность.
– Еще бы.
– Крейцер решил сменить гнев на милость.
– Еще бы, придется как следует заняться этим молодчиком. Подделка ключей отдает уголовщиной.
– А не вытекает ли из этого, что такой продувной тип способен учинить аферу а-ля Кранепуль?
– Пока нет, - урезонил его Крейцер.
– Покамест нам известно лишь то, что рассказала о нем Альвердес. А ее рассказа еще недостаточно для таких смелых заключений.
– Да я просто так предположил. Во всяком случае, совпадения есть прямо удивительные: «ява», молодой пособник, тайно используемый «вартбург» и, разумеется, точное знание графика отцовских дежурств. А если поискать, может и еще что-нибудь выплыть.
– Очень даже может, но не будем предвосхищать события.
– Крейцер недовольно повел плечами.
– Не пойму, в чем дело, но как-то мне это все подозрительно. Уж слишком хорошо все сходится. Такая расчетливая женщина не даст обвести себя вокруг пальца. При нашей первой встрече она не проговорилась, наоборот, очень искусно умолчала о том, чего не хотела рассказывать.
– Вы не хотите этим сказать, что она с умыслом направила наши подозрения против Дитера?
– Утверждать пока не могу, но зато я знаю, какая она хитрая штучка. Если она замешана в деле, нам надо держать ухо востро, чтобы не оказаться в дураках.