Досье на Крошку Че
Шрифт:
Двенадцатого октября я прибежала на работу к восьми. В тот понедельник была моя очередь дежурить по кафедре. Нынешние преподаватели, прискакивающие на лекции за пару секунд до звонка, а то и спустя пять минут после него, не поймут нас, воспитанных комсомолом и парткомом. В советские годы лектору предписывалось прибывать в институт к девяти утра, независимо от того, в котором часу у него начинались семинар или лекция. Рабочий день установлен с девяти до восемнадцати, вот и проводи его на службе: сиди тупо за письменным столом, наливайся чаем, сплетничай с коллегами, домой тебя, маящегося от безделья, никто не отпустит.
Идиотизм! Зачем, спрашивается, выдергивать людей из кровати в несусветную рань? У меня нет ответа на этот вопрос. Традиция была заведена ректором, который считал, что наличие дежурных дисциплинирует. Ну да сейчас речь не о заморочках начальства.
Так вот, двенадцатого октября, проклиная тяжелую долю работающей женщины, я притащилась к восьми утра в институт и обнаружила у двери свою коллегу и однофамилицу Дину Васильеву.
— Ты чего в такую рань пришла? — отчаянно зевая, спросила Динка, вынимая из сумочки ключи.
— На дежурство, — еле-еле ворочая со сна языком, ответила я.
— Сегодня моя очередь.
— В расписании стояло: «Д. Васильева», — мрачно напомнила я.
— Верно, — кивнула товарка, — я и есть Д. Васильева.
Пару секунд мы глядели друг на друга, потом обе рассмеялись.
— Ой, ну и дуры мы! Надо было еще вчера сообразить и договориться.
На меня навалилась тоска. Ведь могла в дождливый день поспать подольше, а вместо этого попала на дежурство.
— Обидно-то как, — загудела Динка, отпирая дверь, — хотела…
Конец фразы застрял у коллеги в горле.
— Мама! — вдруг взвизгнула она, — Дашка, там…
Я машинально глянула туда, куда указывал палец однофамилицы, украшенный симпатичным колечком с янтарем.
У стены, между батареей и доской, маячила странная фигура крестообразной формы.
— Вор! — завизжала Динка.
Непонятное существо издало стон.
— Тише ты! — дернула я Васильеву. — Что в институте красть? Методички, написанные в сорок девятом году? Помятый чайник или тапки завкафедрой? Вы кто, немедленно отвечайте!
Последняя фраза относилась к незнакомцу.
— Помогите, — простонал тот, — умоляю! Только не шумите! Дашенька, Диночка, девочки милые, это я, Александр Григорьевич.
Всплеснув руками, мы бросились к Омолову и через секунду застыли в удивлении. Право слово, смотрелся он более чем странно. Препод, как всегда, был одет в костюм, пиджак оказался застегнут на все пуговицы, хотя обычно мужчины забывают про последнюю. Но не это было самым необычным. Руки лектора торчали в разные стороны, преподаватель выглядел, словно гигантская буква Т, лицо его покрывала синюшная бледность, над верхней губой и на лбу виднелись капли пота.
— Помогите, — повторил Александр, — скорее! Еле-еле утра дождался. Хотел лечь на диван, не получилось. Сел на стул, так спину заломило. Пришлось всю ночь стоять. Так руки онемели! Господи!
На глаза Омолова навернулись слезы.
— У него паралич, — решительно заявила однофамилица, — иначе почему он в такой позе замер?
— Надо вызвать «Скорую», — засуетилась я.
— Нет, нет! — завсхлипывал Омолов. — Просто снимите скорей с меня пиджак и выньте ее.
— Кого? — хором спросили
мы с Диной.Но лектор только зашмурыгал носом. Я придвинулась к нему и живо расстегнула пуговицы, Дина ухватила верхнюю часть костюма, потянула ее и опять взвизгнула.
— Там штанга! С маленькими блинами!
— Где? — вытаращила я глаза.
— В рукавах, — ошарашенно сообщила Дина.
Спустя пару минут мы стянули с Александра Григорьевича пиджак и уложили несчастного на диван.
— Кто запихнул вам в рукава штангу? — налетела на профессора Дина.
— Это просто деревянная палка, на концах которой кругляши, — уточнила я.
— Ой, — отмахнулась Динка, — все равно! Но самому себе ее в пиджак не засунуть. Да и зачем бы?
И тут у Омолова началась истерика, изо рта противного мужика стали вырываться угрозы пополам с жалобами. Поняв, в чем дело, мы с Диной, боясь рассмеяться, начали кусать губы. А было так.
Вчера вечером Олеся Колокольникова наконец-то, отбросив кокетство, недвусмысленно сказала Омолову:
— В девять вечера на кафедре. Только там! В другое место не приду.
Александр обрадовался. В это время в институте никого нет, лишь у входа мирно дремлет боец вневедомственной охраны — трясущийся от старости, полуслепой и стопроцентно глухой дедушка. Это сейчас учебные заведения обзавелись настоящими секьюрити, а в прежние времена мы были наивно беспечны.
Потирая влажные ладошки, Александр Григорьевич притаился в кабинете. Ровно в двадцать один ноль-ноль в комнату вступила Олеся. Омолов решил сразу взять быка за рога и указал на просторный диван, стоящий у окна.
— Удобная штука, не так ли?
— Согласна, — улыбнулась Колокольникова. Препод скинул пиджак и пошел к Олесе. Но не успел он прижать к себе совершенно не сопротивляющуюся девицу, как дверь распахнулась и на кафедре появился мужчина, больше похожий на медведя.
Омолов перепугался. До сих пор он развлекался со студенточками в укромном уголке, но красавица Олеся наотрез отказалась встречаться с лектором в каком-либо другом месте, выбрав для встречи кафедру. Видно, сластолюбцу очень хотелось заполучить девушку, раз он решился устроить свидание на рабочем месте. Но испуг Омолова быстро прошел — он понял, что посетитель не из институтских, и налетел на него с выговором:
— Какого дьявола шляетесь по ночам в чужом учреждении? Сейчас милицию позову!
— Давай, — вполне мирно пробасил мужик, — зови. Только придется объяснить, что сам тут затеял. Пиджак скинул, мою жену в угол зажал…
— Ж-жену? — начал заикаться, холодея, Александр Григорьевич.
— Гражданскую, — спокойно пояснил великан, настоящая гора мышц, — теперь ответ держать за безобразие надо.
— Эй, эй, — забормотал ловелас, — вы что делать собрались? Я не виноват, она сама мне свидание назначила!
Олеся звонко рассмеялась:
— Ох и гнида ты! Леша, начинай.
— Что, — в полном ужасе взвизгнул Омолов, — в партком жаловаться пойдете?
— Сами справимся, — хмыкнул стопудовый Алеша.
Не успел Александр испугаться, как Леша велел Олесе:
— Тащи!
Девушка вышла в коридор и вернулась, неся палку. Алексей схватил пиджак, вдел в рукава деревяшку, навинтил на ее концы кругляши-стопоры, а потом нацепил конструкцию на Александра Григорьевича.
— Ну, прощай, — весело заявил парень.