Досье поэта-рецидивиста

Ну за что мог попасть в тюрьму молодой симпатичный парень, живущий на отшибе жизни? Конечно, за воровство. Много ему не надо было — поесть, выпить, покурить да поспать в тепле и уюте. Первый срок он получил так: с подельниками в крыше продуктового магазина пробил лаз. Забравшись в заведение, объелся консервов, напился водки и заснул. Пришедшие поутру продавцы сдали спящего, как младенец, бесхитростного парня прибывшему наряду милиции. Два года как с куста в колонии общего режима…

Затем была ещё пара кражонок. Ничего серьёзного — Лёша просто добывал себе средства на пропитание. Один раз его повязали за хранение оружия. В тюрьме сокамерники своего смеха даже не скрывали. Шёл как-то Алексей — трезвый! — по городу. Вдруг подходят к нему доблестные стражи порядка с сержантскими нашивками и при личном досмотре находят патрон от автомата Калашникова. Один-единственный! И Алексей уезжает в места не столь отдалённые как рецидивист на целых три года.

Удивительно, но после третьей отсидки Алекс благополучно устроился на работу — лепщиком пельменей. Как вы понимаете, с тех пор на столе у Алексея всегда было это вкусное калорийное блюдо. Успел Леха за свои неполные двадцать восемь лет поработать охранником, экспедитором, разнорабочим и оператором конвейерной линии — заметьте, всё это после трёх реальных отсидок за хищение чужого имущества. Как его брали на работу — загадка. Без образования, худой, с землистым цветом лица, судимый рецидивист — и такое доверие.

Был Алексей и женат. Тут разговор особый. Жена была, мягко говоря, не красотка. Вес за центнер, лицо сковородой, манеры не комильфо. Однако брак их был счастливым, хоть и не долгим.

С Алексеем я не виделся помногу лет и никогда не скрывал радости от этих невстреч. Но вот однажды судьба свела нас вместе на автобусной остановке. Я куда-то уезжал, а он откуда-то подъехал изрядно навеселе, и моя скромная персона показалась ему очень подходящей для решения вопроса о первопричинности всех причин мироздания.

На примитивнейшем уровне мне пришлось обсудить с ним довольно обширные пласты психологии, философии и социологии. Затем он внёс пару предложений по поводу модернизации политической системы страны и мира. Без иронии, с такими идеями я бы согласился проголосовать за него, когда он будет баллотироваться в президенты. Вскользь мы коснулись с трижды судимым визави вопросов духовности общества и справедливости мироздания, обсудили проблемы веры и безверия.

Настойчиво давая понять Алексею, что темы для беседы исчерпаны, я поинтересовался, который час и где тот работает, на что услышал:

— Карщиком в вагонном депо.

Я было подумал, что работа как-то связана с вороньими позывными, но решил не сообщать о своих предположениях товарищу. Думаю, шутку он бы не оценил и из-за своей излишней прямолинейности и горячности мог оказаться в очередной раз на скамье подсудимых, а я на больничной койке или наоборот.

— Леш! А что у тебя с армией? Мож, тебе отслужить? — без иронии и улыбки спросил я, заканчивая разговор.

— Такие на гражданке нужны! — произнёс с улыбкой Алексей, затянулся «Примой», распрощался и зашагал гордой походкой навстречу своей неизвестной гражданке.

О судьбе настоящего художника

Талантливый может всё —

Даже пропить свой талант.

Творя новое,

Не за что ухватиться —

Хватайся за воздух.

Правила, понимание и подражание

Есть только мост в будущее,

Но не оно само.

Голосам тысяч крестьян

Не слиться в возглас Конфуция,

Тем более если ты он и есть.

Траву корова жуёт на лугу —

Всё делает, как мать научила,

Но тут появляется волк,

Съедает траву и корову.

Люди трусливы и осторожны,

Люди корыстны и невозможны.

Стоил ли жить ради них,

Может, весь мир только миф?!

Убийство Третьякова

Светил солнечный майский день, когда Виктору позвонил бывший одноклассник. С ним вместе Витя вычеркнул из жизни не одну тысячу школьных академических часов. Одноклассник пригласил Виктора посетить нехитрое зрелище, в котором десять лет назад они сами в бытность школярами участвовали, — пойти на последний звонок в их горячо любимую школу с номером шестьдесят два. Виктор без раздумий согласился. Делать двадцать пятого мая, да как и в любой другой день, ему всё равно нечего, да и друзей огорчать не любил, друзей он уважал за пунцовые кулаки и спортивные лица.

Все знают, что людей убивать нельзя. Но иногда очень хочется. Вот тогда и приходит на помощь юмор, способный убить не хуже кинжала или революционного нагана… Витя, надо сказать, владел кинжалом и наганом гораздо лучше, чем юмором, но всё же проблески таланта Ленки Воробей в нём иногда проскакивали.

Золотая школьная пора! Как она далеко. Иногда кажется, что школьные годы чудесные были вовсе в прошлой жизни или с кем-то другим. Виктор к школьному десятилетию относился как к сроку за убийство и никаких сантиментов по этому поводу не испытывал. Поэтому на последний звонок он накинул черную рубаху и с отнюдь не праздничной миной отправился поглазеть на тупые, тухлые школьные пародии и прочий недоношенный креатив.

Меценаты в России не переведутся, видимо, никогда. Странно только, что становятся меценатами они не на заре своей предпринимательской деятельности, а уже сколотив капитал, устремив взоры на политический Олимп. Воистину, политика пробуждает в людях все самые светлые чувства и эмоции, всё самое доброе и положительное, скрытые до поры чувства любви и сострадания к ближнему, и с превеликим усердием новоявленные меценаты-политики начинают заботиться о тех, кого раньше обманывали, обворовывали и попросту кидали с мыслью о положительном торговом сальдо. В один миг их жизнь меняется, и из воротил и акул бизнеса они превращаются в плюшевых медведей.

Третьяков был из них — из воротил бизнеса. Ко времени визита Витюши в свою когда-то родную школу он обратился в мецената и развернул в учебном заведении активную благотворительную деятельность. Проходя по школьным коридорам, Витя видел то там, то тут непонятные слова «Фонд „Третьяковские традиции“», «стипендии отличникам», «поддержка талантов». Даже Виктор, не ходя к гадалке, понял: вся эта бурная деятельность — не более чем показуха и кем-то проплачена. Этого «кого-то» он сразу невзлюбил.

— А вот и его фотка, — сказал он друзьям, увидев на стене облысевшую явно до срока физиономию.

— Похоже, умный очень — волосы все повылезали, — послышался из-за спины голос и тихий гогот, похожий больше на карканье бегемота или лай гиппопотама.

Витя с когортой стальных, несгибаемых ребят вошёл в актовый зал. Простояв с полчаса и ни разу не улыбнувшись, он уже хотел было уходить.

Зал полон. В первом ряду сидят учителя и директор. Полупьяная от счастья молодёжь что-то исполняет на сцене. Третьяков тут как тут и с видом неземного благодетеля сидит по центру в первом же ряду. В зале расселись не занятые в действе ученики и их родители. У задней стенки стоят те, кому не досталось сидячих мест. Некоторые из этих стоячих уже откупорили бутылки с шампанским и отмечают ещё де факто не состоявшийся, но уже грядущий последний символический звон колокольчика.