Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Естьли когда говорили о прекрасныхъ рукодліяхъ, то всегда превозносили твои или показывали ихъ въ примръ. Никогда не хвалили молодыхъ особъ прежде тебя, въ тщательности, домостроительств, чтеніи, въ письм, въ краснорчіи, во вкус и упражненіи въ свободныхъ наукахъ да и въ самыхъ пріятностяхъ украшающихъ видъ и одежды, по коимъ усматривали въ теб неподражаемыя пріятности.

Бдныя при каждомъ твоемъ шаг тебя благословляли. Богатыя вмняли тебя въ свою славу, и тщеславились что не были обязаны оставлять свое званіе, дабы подать такой примръ, которой бы принесъ ей честь.

Хотя всхъ желанія были обращены къ теб, хотя ихъ глаза единую токмо тебя искали; но не находилось изъ оныхъ ни одного, которой бы быль одобряемъ какими ниесть порочными намреніями, и осмлился бы простирать до тебя свою наджду и требованія.

Въ столь щастливомъ состояніи, и составляя благополучіе всхъ тхъ, кои нкоторое отношеніе къ теб имли могла ли ты думать, чтобъ не случилось чего такого, которое бы въ состояніи было тебя убдить, что ты не была изъята отъ общаго жребія; что ты еще не со всмъ совершенна, и чтобъ ты не должна надяться провесть свою жизнь безъ опыта безъ искушенія и безъ нещастія.

Должно признаться, что на тебя не могли прежде напасть ни съ такою силою, ни съ искушеніемъ тебя достойнымъ; ты превозмогала вс простыя искушенія. На сей конецъ долженъ быть нарочно созданной, или какой нибудь весьма злобной духъ, подъ видомъ человка, которой присланъ къ обладанію твоего сердца, между тмъ какъ множество другихъ духовъ, и такого же роду, и въ такомъ же числ сколько находится особъ въ твоей фамиліи, имли бы позволеніе въ мрачной часъ овладть сердцами всхъ твоихъ родственниковъ, а можетъ быть поселиться въ нихъ, и управлять всми движеніями къ опроверженію замысловъ обольстителя, дабы тебя раздражить, возбудить, и привести къ пагубному свиданію.

И такъ, разсмотря все, кажется, какъ я то часто повторяла, что есть нкая судьба въ твоемъ заблужденіи, естьли только такое быть можетъ, и что можетъ быть она для того токмо теб наслана, чтобъ подать твоими оправданіями примръ полезнйшій, нежели какой могла ты подать въ лучшей жизни; ибо нещастіе, любезная моя, составляютъ наилучшее твое время, и я вижу ясно, что откроетъ теб т пріятности, т красоты, коихъ никогда бы не видли въ теченіи благоденствія, которое ты препровождала съ самой колыбели, хотя оно весьма теб сродно и хотя вс почитаютъ тебя онаго достойною.

Къ нещастію сей опытъ по необходимости будетъ весьма прискорбенъ. Онъ будетъ таковымъ для тебя, любезная моя, для меня, и для всхъ тхъ, которые тебя столько же любятъ какъ и я, усматривая въ теб совершенной примръ всхъ добродтелей, предмтъ удивленія, противъ коего удивительно, чтобъ зависть осмлилась обращать свои стрлы.

Вс сіи разсужденія должна ты уважить такъ, какъ они того заслуживаютъ. Тогда, поелику пылкія воображенія бываютъ не безъ возторговъ, тогда, говоритъ твоя Анна Гове, читая свое письмо, мнитъ въ немъ видть боле возвышенности нежели въ обыкновенномъ своемъ штил, и будетъ ласкаться тмъ, что какъ бы по вдохновенію утшала страждущую пріятельницу, которая, въ послабленіи своихъ силъ, и въ глубокой горести, не проницаетъ мрака сокрывающаго отъ нея зарю прекраснйшаго дня.

Письмо CLXXII.

КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АНН ГОВЕ.

Въ пятницу 12 Маія.

Я должна молчать, благородная моя пріятельница, слыша т похвалы, кои весьма живо даютъ мн чувствовать, колико я ихъ недостойна, хотя въ самое то время великодушное твое намреніе есть только то, чтобъ возбудить во мн бодрость. Весьма усладительно видть себя почитаемою теми особами, коихъ любимъ, и находить чувствительныя души, простирающія дружество свое превыше человческихъ нещастій, превыше крови и родства. Какое бы время, любезная моя, не должно было назвать наилучшимъ моимъ временемъ; но нещастіе пріятельницы бываетъ и твоимъ нещастіемъ. Я не знаю позволено ли мн будетъ сожалть о моихъ печаляхъ, когда они не дадутъ теб случай оказывать съ такою славою качества, кои не токмо прославляютъ нашъ полъ, но и превосходятъ человческую природу.

Позволь мн коснуться не столь пріятныхъ предмтовъ. Мн весьма жаль. что ты имешь причину врить, что Сенглетонъ не оставляетъ еще своего намренія. Но кто знаетъ о чемъ могъ матрозъ предложить? однако, естьли было при семъ полезное намъ намреніе; то со всмъ не надлежало бы употреблять такого средства.

Будь уврена, любезная моя, что ни малой нтъ опасности для твоихъ писемъ. Я воспользовалась случаемъ при семъ смломъ предпріятіи Г. Ловеласа какъ, уже я теб изъяснила, что хотла то сдлать, держать его во отдаленіи, въ намреніи увриться, что могу я получить отъ моего дяди, и сохранить для меня вольность употреблять въ пользу вс т благопріятныя случаи, коихъ я не перестаю надяться. Однако онъ мн весьма досаждалъ и я не могла воспрепятствовать ему приводить ко мн раза съ два Г. Маннеля, которой пришелъ отъ Гжи. Ретчвилль говорить со мною о дом. Естьлибъ я была обязана съ нимъ примириться; то почитала бы себя удобною къ причиненію безпрестанно зла самой себ.

Что касается до вновь открытыхъ его преступленій, и совта, которой ты мн подаешь о доставленіи себ одного изъ его писемъ и о привлеченіи къ себ Доркасы, то сіи старанія будутъ требовать боле или мене вниманія, смотря по наджд, какую получу отъ моего дяди.

Продолжающаяся болзнь Анны всьма меня огорчаетъ. Сдлай милость, любезная моя, освдомся для меня, не иметъ ли она въ чемъ нужды.

Я не сверну сіе письмо до завтра; ибо я ршилась идти въ церьковь, сколько для исполненія моей должности столько и для испытанія, имю ли я волю выжать когда мн заблагоразсудится изъ своего жилища, безъ провожатыхъ.

Въ Воскресенье 14 Маія.

Мн ни какъ не возможно было избжать небольшаго спору съ г. Ловеласомъ. Я приказала подать карету. А какъ мн сказано, что она уже была готова, то пошла я изъ моей горницы, и хотла въ оную садиться; но я встретила моего Аргуса держащаго въ рук книгу, и не имющаго ни шпаги ни шляпы. Онъ спрашивалъ у меня съ весьма важнымъ хотя почтительнымъ видомъ, Не хочу ли я куда хать. Я ему сказала, что точно такъ. Онъ просилъ у меня позволенія быть мн сотоварищемъ, естьли я ду въ церьковь. Я ему отказала. Онъ весьма горько жаловался на ту суровость, съ коею я съ нимъ поступаю; ни для чего въ свт, сказалъ онъ мн, не желалъ бы онъ препроводить другую недлю, такъ какъ первую.

Я чистосердечно ему призналась, что учинила нкое преступленіе со стороны моей фамиліи, и что ршилась не видаться ни съ кмъ до того времени, пока не получу въ чемъ успха. Онъ краснлъ; и изъявлялъ удивленіе. Но умалчивая то, что онъ какъ казалось хотлъ сказать, онъ мн представилъ, что я могу подвергнуться великой опасности со стороны Сенглетона и что должна весьма опасаться вызжать безъ провожатаго. Потомъ онъ жаловался Гж. Ретчвилль, которая желаетъ препроводишь недли дв или боле въ своемъ дом. Она видитъ, сказалъ онъ мн, что я стараюсь отлагать заключеніе всего дла, и кто знаетъ, на что можно положиться съ женщиною столь ипохондріи подверженной. Сіа недля, сударыня, конечно весьма для меня нещастна. Естьли бы я не былъ у васъ въ такой немилости, то бы вы дйствительно были теперь госпожею сего дома, и вроятно, что имли бы уже при себ двоюродную мою сестру Монтегю, или мою тетку.

И такъ г. мой, отвчала я ему, не ужели двоюродная ваша сестра не можетъ пріхать къ гж. Сенклеръ? Я васъ прошу сказать, какія могутъ быть ея возраженія противъ гжи. Сенклеръ? такой домъ, въ коемъ вы почттаете, что я могу препроводить мсяцъ или два, разв не приличенъ никому изъ вашихъ родственниковъ къ препровожденіи нсколькихъ дней? И что должна я думать о замдленіи гжи. Ретчвилль? при семъ слов, я его толкнула съ дороги и подошла къ дверямъ.

Онъ закричалъ чтобъ ему принесли шпагу и шляпу; а самъ поспшилъ опередить меня, и сталъ между мною и дверьми. Тамъ онъ еще просилъ меня униженно позволить ему быть мн сотоварищемъ. Гжа. Сенклеръ пришла въ самую ту минуту. Она спрашивала меня не ужели я ду не пивши шоколату. Всего бы больше я желала, сказала я ей, чтобъ вы сдлали милость пригласили къ сему съ собою г. Ловеласа; я не знаю, имю ли я свободу выходить безъ его позволенія, и оборотяся къ нему, я просила его увдомить меня, не ужели я его невольница. Его камердинеръ принесъ ему шпагу и шляпу, онъ самъ отворилъ двери; и вмсто отвта, взявъ меня за руку несмотря на мое сопротивленіе повелъ меня весьма почтительно къ карет. Проходящія мимо насъ, казалось мн, останавливались съ нкоторыми знаками удивленія. Поелику онъ имлъ толико пріятной видъ, и всегда столь щеголевато одвался, что привлекалъ на себя зрніе всхъ людей. Я опасалась видть себя подверженною ихъ взорамъ. Онъ вошелъ въ карету посл меня, и кучеръ похалъ къ церькви святаго Павла.