Дождь в полынной пустоши. Книга 2

– Что ты собираешься делать? — заерзал сыскарь высвободиться.

– Сейчас увидишь.

Унгриец сам, без посторонней помощи раздел и уложил малышку. Ребенок сонно сопел, но не плакал и не хныкал.

– Ей дали немного макового отвара, не беспокоиться. Ей ни к чему.

Колин повернулся к Арлем, подчеркнуть, говорит исключительно ей.

– Существует рецепт, где в отвар примешивают помет ос, но я предпочел, добавить анис и фенхель… Мандрагора подошла бы лучше, но давать её такой крохе? Надо обладать большой смелостью, рисковать жизнью дитя. Белладонну? Ну уж извините! Дикость какая!

– Что ты задумал?
– упрямо замотал головой Сеньи, прогнать дурные догадки.

Колин достал футлярчик, открыл. Сыскарь вытянулся разглядеть, что в нем. Худшие опасения нашли подтверждения. На черном бархате поблескивал набор золотых игл. Прелесть, сотворенная ювелиром за прошедшие полночи под личным надзором Колина. Увидела иглы и фрей.

– Должно быть ты хороший отец, раз беспокоишься за своего ребенка. Некоторые выбрасывают немощных на мороз. Пока добирались, приметил двух. Один еще шевелился. Другого уже грызли собаки.

– Ты… Ты…, - старался подобрать слова Сеньи. Лишь великая осторожность не спровоцировать и ускорить действия не позволяла ему говорить унгрийцу грубости.

– Слушаю тебя!

– Ты не посмеешь тронуть ребенка!

– А что и кто мне помешает?

– Оставь её! Я все равно не буду на тебя работать! Слышишь! Не буду!

– Опять за свое. Я сказал хотя бы одно слово о работе? Или какой иной услуге? Нет. Так чего ты трындишь, не будешь на меня работать. Не работай. Кто тебя неволит?

– Тогда чего ты хочешь?

– Перестань орать, ребенка потревожишь, - Колин прощупал пульс на ручке и шее девочки.

Сеньи заерзал сильней. Тяжеленная рука Фроста придавила сыскаря к стулу. Острый стилет коснулся подбородка.

– Она-то в чем виновата?

– Кто? — Колин извлек иглу из набора.

– Ция!

– Ты себя вообще слышишь?

Унгриец перевернул девочку на животик, прощупал спинку вдоль позвоночника, выбрал пальцем и ногтем место вонзить иглу. Арлем удержалась не зажмурить глаза.

Господи, всеблагой, избави мя от напастей!
– шептала она. Колин слышал её нервный шепот.

– Что ты делаешь? — рвался сыскарь спасать свою кровинку.

– Не ори, - одернул Колин Сеньи. — Дыхания не слышу.

Вряд ли присутствующие понимали действия унгрийца. Но, то что он делал, выглядело настолько чудовищно, что даже у привыкшего к смертям Фроста заходили желваки.

Сука!
– сложились и разжались губы у бывалого псаря.

– Скажите ему, эсм! — воззвал Сеньи к исповеднице. — Скажите! Пусть оставит Цию в покое.

Та лишь кивнула, соглашаясь, не в силах ни отвести взгляда, ни открыть рта, заговорить с Поллаком.

– Эсм мне ничего не скажет, а захочет, я знаю наперед что, - Колин подбирал иголки, ввести в детское недвижимое тельце. Дожидался вдоха, вводил и подкручивал налево или направо.

– Эсм, - сморгнул Сеньи, навернувшиеся слезы отчаяния. — Вы же исповедница! Не допустите!

– Так вы знакомы? — говорил Колин не отвлекаясь.
– Забавно. А я вот уверен, эсм не знает тебя. Вы знакомы?

Арлем замотала головой и что-то мыкнула.

– Я так и думал. Вопрос…., - Колин ввел новую иглу. — Вопрос… откуда тебе известно кто такая эсм? Или лучше спросить почему? Или для чего? Что скажешь, Сеньи? Только не ври, что работа обязывает все знать. Все знать никто не в состоянии.

– Эсм! — опять позвал сыскарь, проигнорировав унгрийца.

– Эсм не поможет, она здесь лишь засвидетельствовать, согласиться, некоторые вещи совсем не то, что нам представляются с первого взгляда. Ведь так, фрей?

Еле-еле согласный кивок.

Обколов вдоль позвоночника, Колин стал вводить иглы в плечики, шею и головку крохи. Одну за одной. Вызывая у Сеньи сухое глотание и спазмы в горле. Вот ребенок обиженно хныкнул. Колин поднял руки призывая всех умокнуть.

Арлем обмерла и зажала рот руками, не закричать. Мысленно она обратилась к небесам с молитвой. О защите. О помощи. О спасении невинных. О умягчении сердца. Она и сама не смогла бы точно сказать, что просит у Создателя, прекратить чудовищные действия.

Сеньи пытался смотреть, но слезы застили ему глаза.

– Что ты делаешь? Что ты делаешь? Она же…. Она ребенок, — в полном ужасе шептал сыскарь.
– Ты не можешь так поступать!

Фрост от греха убрал стилет. Кончит жизнь с отчаяния такое видеть. Встал позади и накинул удавку на шею связанного.

– Могу и поступаю. Именно потому что ребенок, а ты заботливый отец. Это мне в какой-то степени импонирует. Отец, который желает дочери только добра. Желаешь добра Ции?

Ребенок снова хныкнул, но не заплакал.

– Желаю! Желаю! Желаю! Это все что я желаю! Все чего хочу! Хочу, чтобы была здоровой, чтобы как все дети играла, бегала, скакала…, - Сеньи буквально задохнулся от прорвавшихся наружу наболевших чувств. — Оставь Цию. Оставь! Зачем её мучить? За что? Лучше меня. Меня… Я тебе нужен! Я!

– Не надо кричать, - спокоен Колин продолжить, экзекуцию. — Я прекрасно слышу. А ты меня нет. Разве я говорил, что ты мне нужен. Можешь назвать, на кой ты мне пригодишься? Молчишь? То-то.

Он проверил иглы в головке девочки. Их больше десятка. Досадливо нахмурился. Работа ему не понравилась или результат его работы?

Фрост бывалый малый, но и у него не хватило духу наблюдать за измывательствами над крохой. Особенно его бесила и выводила из себя невозмутимость Поллака. Ни радости, ни злобы. Ни вопросы не задает. А с сыскарем есть о чем потолковать. Ни денег не требует. У Сеньи деньжата имеются. И на откуп и сверху задобрить.

После очередной серии игл, ребенок закряхтел, завозился, похныкал и успокоился.

Арлем превратилась в камень. Из широко открытых глаз ручьем текли слезы. Она порывалась оттолкнуть чудовище от стола. Но ноги приросли к месту, а лопатки к спинке стула. И еще, она боялась, её внезапное вмешательство убьет девочку. У мучителя дрогнет рука, и все, неминуемый конец.