Дождь в полынной пустоши
Шрифт:
– Во здравие ли?
– потребовали от унгрийца ясности.
– Во здравие, во здравие, - заверил тот, найдя уточнение потешным.
– Добрые мысли, саин, - похвалили его.
Колин уверен, похвала бы последовала, предложи он молиться за упокой. Место такое.
На иконостасе всего три - одна над двумя - иконы. Древние и темные, с растрескавшимися потускневшими красками. Долго изучал ту что справа. По кипарисовой доске сверху вниз протянулась трещина, поранив изображенный лик. Дефект нисколько не портил изображение. Скорее дополнял.
– Шахат... Шахат...
Колин невольно вздрогнул от горячего шепота.
– ... к милости твоей взываю!
–
– Прошу.... Прошу... Шахат... оставь её.... Оставь.... Взыщи с меня.... Прошу...
Горожанин пытался справиться с нахлынувшими чувствами, сдержать надрыв и горе, но слез только больше. Горькие. Горше степной полыни.
– Не того молишь, - голос унгрийца скрипуч, что ржавый ворот колодца.
Немой вопрос застыл в глазах рыдающего. Давно ли Колин сталкивался с подобным? Взглядом полным отчаяния и последних надежд.
– Его, - качнул головой унгриец на верхнюю икону и поспешил выйти.
На мосту Колин оказался в момент, когда на Агафии отбили межень. Незадачливого воришку признал сразу. О таких говорят уменьшительно и покровительственно - миленькая. Неброская красота лица, сдержанность жестов и движений, скромность одежд.
– Голубой котарди тебе очень идет, - похвалил унгриец наряд и подставил локоть.
– Рад встретиться. Честно рад.
– Я обещала, - девушка поблекла и стушевалась. Быть храброй не получалось.
– Прогуляемся? Ты... Ах да, мы не представлены, - не намерения, но требование.
– Эйш.
– Так вот Эйш, хочу поручить тебе работу. Не столь тяжелую, не выполнить и, несомненно, безопасней попыток срезать кошели на рынках. Само собой всякий труд обязателен к вознаграждению. Твой не исключение. Расходы на мне.
– И что делать?
– Отправишься на рынок, лучше большой и людный, на тот же Утиный Сход. Купишь хлеба или муки, сколько унесешь. Очень важно, должно быть тяжело нести. Покупая, жалуйся. Поговаривают, подвоза зерна скоро не ждут. Вьенн залило дождями, а что не сгнило, сожрали хрущак и клещ. И так пока не кончаться деньги. Прятаться незачем. Фразу не обязательно повторять слово в слово, но смысл должен быть понятен любому кто тебя услышит.
– А это правда?
– Про подвоз? Правда. Баржи ожидали еще вчера.
– Но зерна полно у Трийа Брисса и Иагу Глинна. Иначе бы уже задрали цену. Как в прошлый раз.
– Не все ли тебе равно? С купленным поступай на свое усмотрение. Можешь голубям скормить. Держи деньги, - Колин вручил девушке серебро.
– Треть твоя. За труды. Встретимся через два дня. Здесь же.
Расставшись с Эйш, Колин бродил по улицам. Изучал проулки, запоминал нахождение шинков, борделей, церквей, лавок. Отдельно отметил златокузнеца. Интересовался мануфактурами, мастерскими и ремесленными. Обходил площади, курсировал вдоль набережной, совался в подворотни и тупики, впитывал городской воздух. В нем все! Корица и жженый сахар кондитеров. Моча и щелок дубилен. Рыбная вонь с пристаней. Кровяной пар скотобоен. Сладость розария монастыря кармелитов. Затхлость кладбищ. Сырость прачечных и мылен. Он раскланивался со степенными эсм в чопорных чепцах-калях, строил глазки строгим девицам, щурился на скандалистов и огрызался закоперщикам уличных ссор. Поприсутствовал на выступлении бродячих циркачей, стал свидетелем собачьих боев, поскучал над ораторством проповедника. Задирался к босякам, любезничал и угощал шлюх. Обстоятельно поболтал с двумя нищими. Беседа с ними, пожалуй, стоила всех его сегодняшних мытарств по городу. За требуемое имя
он сунул побирушкам по крупной монете.На церкви ударили три. В серое небо взметнулись потревоженные пронзительным звоном голуби.
– Пора прояснить, удастся ли пятью хлебами накормить страждущих? И достаточно ли у них денег на хлеба?
– озвучил планы Колин.
Отыскать жилище Иагу Глинна не сложная задача. Купца в городе знали хорошо. Отзывались, правда, плохо. Но и то и другое устраивало как нельзя лучше. Ближе к пяти, унгриец стоял у нужного крыльца. Час потратил на дорогу, второй на выяснения кое-каких деталей домоустроения. Идти к человеку не зная о нем практически ничего - потерпеть не удачу. Тратиться на неудачи - расточительствовать часы и дни.
– Что привело саина под мой кров?
– вопрос воспитанности, Иагу совсем не интересна причина. Он и пригласил-то гостя войти, потому как тот из благородных. Ровню заставил бы топтаться и ожидать в передней. Занят. Не то чтобы увяз в делах, но поддерживать имидж вечно занятого человека необходимо.
Комната светла, а остальное... Это даже не деловой стиль, и не показатель прижимистости. Скорее желание сделать ни как у всех. Не индивидуальность, но потуги на нее. Стол. Шкаф. Полки для бумаг. Несколько кресел. Не понятно для чего сундук. Из дорогого ошского каштана.
Совсем как у меня, - сравнил Колин свое жилище Глинна. Похоже, польстил.
Купец не впечатлял - мелок в кости, но физиономией обладал примечательной. Голодный хорек. Так и читалось - съел, съем и еще немного отгрызу. Внешность обманчива, но не в этом случае. Отгрызет. Но как это часто происходит, не завуалированные пороки скрадывают достоинства индивидуума. А они у Глинна, несомненно, были. У человека, нажившегося на страдании ближних, их не могло не быть, пусть и из категории сомнительных.
– Сделать вам предложение к сотрудничеству, - объявил Колин.
– Гм....
– выглядел слегка озадаченным Глинн. Обычно благородные несли всякую ахинею, и под нее пробовали одолжить денег. Он не стеснялся отказывать. Для тех, кто обладал высокой властью, он слишком ничтожен - не обращались. Кто таковой не располагал, ничтожны сами. Чего таких бояться?
– А что вас удивляет?
– Разве приличествует благородному саину заниматься торговлей?
Глинн решил сразу ограничить круг вопросов. Ни строительством, ни залогами, ни благотворительностью, ни еще чем-то подобным, заниматься категорически не намерен. Торговля и все!
– Лучше признайтесь, вас более смущает мой возраст.
– И это тоже.
– Удручающе временное состояние.
– К сожалению да.
– И, тем не менее, я (пауза-вдох) к вам (пауза-выдох) с предложением.
– Внимательно слушаю.
Врет. Но уверенно. Не смущаясь.
– Надеюсь на то. Но прежде скажите, какова цена вашего зерна?
– Вы не похожи на оптового покупателя.
– Я им и не являюсь. Так сколько?
– По три штивера за мешок, а если точнее по тридцать семь грошей.
– Не сказать чтобы много.
– Зерно прошлого года. Когда начнется подвоз, будет стоить еще меньше. От силы пятнадцать.
– Но ведь было время когда шло дорого?
– И не вспоминайте, - радостно завздыхал Глинн.
– Золотое времечко. Для торговых людей.
– А за сколько бы хотели продавать ваше зерно? Спрашиваю, потому как это важно.
– Но не по тридцать семь, точно.
– Нет, серьезно. Ваша справедливая цена на прошлогоднее зерно.
Торговец задумался над ответом. Не продешевить и не прослыть умалишенным.