Дождь в полынной пустоши

– Еще часик тут посидишь...

– Нынче не мой срок. Бог не попустит.

– Все бы на бога взвалили.

– Так на кого больше? На то он и Бог, нас выслушивать, сопли нам болезным подтирать, - ворчала шлюха.
– Пособить. Не делом, так словом. Жалостливый он, не то что человек. Ты вон чего толчешься? Порешить кого задумал?

– Вот пусть и пожалеет, оборонит.

– И пожалеет.

– Их или меня?

– Тебя.

– Это почему?

– Один ты, - вздохнула нищенка.

Колин повернулся рассмотреть шлюху.

Вот сука старая, утешать вздумала! Сама вот-вот окочуриться.... Может день... ночь такая?

В конце улицы обозначилось шесть фигур.

– Дождалси, - сокрушенно вздохнула старуха.

– Тихо сиди.

– А мне чего бояться?

То-то и оно. Знать бы наверное.

Бой не дуэльный поединок, расшаркиваться и раскланиваться. Чем короче, тем лучше.

Колин выступил из темноты и не произнося ни слова, снес ближайшему псарю (а может канальщику, кто их различает?) голову. Тело шагнуло вперед, отплевываясь кровью, а голова полетела назад и в бок. Брякнула в забор и шлепнулась в сугробчик.

– Ах, ты ж!
– ошалели бандиты от столь внезапного нападения. Чуть замешкались и это стоило жизни еще одному.

Двигаться теплей. Быстро двигаться еще теплее. Даже жарко! Колин и двигался, напоминая пыльный вихрь. Вихрь вращался, стремительно обегал неуклюжие людские фигуры. Иногда раздавался звон стали, именно - иногда, но неизменно встречу накоротке завершал вскрик смертельно раненого или умирающего человека.

Неуемный вихрь вымел третьего и четвертого, исполосовал пятого. С последним, шестым, получилось не по-божески. Ревес* шнепфером перечеркнул лицо. Тяжелая сталь разрубила левую щеку, выбила зубы и вышла, разодрав осколками резцов, моляров и премоляров, правую. Человек просто отключился от боли.

– Как-то так....

– Поднаторел в смертоубийстве.

– Надо же чем-то кормиться.

– Мать бы свою пожалел.

– Принепременно. Разбогатею, заберу к себе. Приставлю двух служанок, подарю экипаж, разъезжать по столичным лавкам. В благодарность, она, по вечерам, будет доводить меня до белого каления с женитьбой на очередной хорошенькой девице из приличной семьи. Таскать в дом ворожей, сводней и тетушек, уговорить меня уступить её выбору.

Колин подобрал фляжку с убитого.

– Ого? Вестембар?
– определил он сорт по чудесному аромату. Хлебнул еще и выплюнул струю на раненого.

– Аааа!
– выгнулся псарь, хватаясь за лицо.

– Куда!? Грязь занесешь!

– Мммм, - задыхался от боли бандит, скручиваясь в спираль и тут же распрямляясь.

– Носом дыши. Кровь в глотку попадет, закашляешься, - предупредил Колин и занялся обычным делом. Сдиранием скальпов.

Псарь, не раскис мужик, изыскал в себе силы поглядеть на говорившего. Но увидел сбор трофеев и попросту закрыл глаза.

– Надо же!
– Колин заливисто рассмеялся.
– Лысый! Как бубен! Выделывать не требуется!

Бекс! Он говорит о Бексе!
– таился псарь, превозмогая боль.

– Жалко отдавать скару. Нет, ну глянь! Ни волосинки!
– Колин протянул скальп раненому, объяснить.
– Мне раз попался с родимым пятном на пол головы. Тоже занятно смотрелось.

Унгриец сложил добычу в сумку, заимствованную у первого убитого. Вытер руки снегом. Подобрал необычное оружие принадлежащее противнику. Мару. Вещица редчайшая. Двухклинковое оружие из рогов со стальными наконечниками.

– Красотень!
– примерил Колин к руке экзотический кинжал и ,,поразил неведомых противников маятниковым движением.

В последнюю очередь собрал кошели. Не хуже базарного торгаша пересчитал деньги и рассовал по кармашкам пояса.

– За Дрэго аф Гарая счетец, - объявил он притерпевшемуся к боли и притихшему раненому.

Не забыл и о шлюхе. Реквизировал с безголового покойника плащ и кинул накрыться.

– С этим до весны дотянешь.

Следом, что корм птицам, сыпанул полугроши, из вывернутых карманов своих жертв.

– Такие пойдут?

– Заботливый, погляжу, - закуталась в плащ шлюха. Корявыми пальцами собрала мелочевку. К штиверу не притронулась.

– Какой есть.

Созерцая очередной подарочек вифферу, Флёгге остался невозмутимым. Кровью его не удивишь, содержимым тоже. Однако не промолчал.

– И чего добиваешься?
– скар перевернул сумку носком сапога, вывалил содержимое на пол. Собаки подберут.

– Правосудия.

– Сомневаюсь я в твоем правосудии.

– В правосудии не сомневаются, - ухмыльнулся Колин.
– Его вершат.

– Оуф Китц шуток не любит. И Виллен Пес тоже.

– И я много чего не люблю. Например, торт с кремовыми розами. Однако морду не ворочу.

– Его не разу не подавали, - проявил скар осведомленность о утренней сервировке в покоях Сатеник. Не тайна конечно, но все-таки.

– А я заранее не люблю.

15 День св. Арсания (24 сентября).

,,...Не испрашивай больше, чем дадут и бери сколько сможешь удержать.

Проснулся Колин рано. В неверных утренних сумерках нарисованная гранда смотрела осуждающе.

– Это только Нумия, - назвал он имя ночной гостьи.
– Есть что предложить? В смысле других кандидатур, кроме старушки Лисэль? Впрочем... и вам доброго утра, прекрасная эсм, - поприветствовал унгриец свидетельницу ночного свидания.

Дальше, обычный, претендующий на традиционный, визит к Янамари. Традиции нужно прививать, к ним следует приучать и привыкать самому, чтобы они стали обыденными и домашними. Именно из домашности вытекает ощущение защищенности и безопасности, чего больше всего не хватает человеку за порогом собственного дома.

Девочка совсем по взрослому отдавала Нумии распоряжении и тут же опережая служанку торопилась их выполнять. Подливала чай, рассказывала нехитрые новости и очень-очень старалась удержаться и не спросить о грядущем поединке. Лишь перед уходом Колина, простосердечно предложила.

– Давай уедем отсюда.

– Позже, - пообещал Колин. Его поразил взрослый взгляд Янамари. О нем беспокоились. О нем, а не о себе.
– Мы справимся.
– И обнял, унять сбивающееся дыхание девочки. И стук сердца, частый и сильный.
– Мы справимся.