Доживем до понедельника
Шрифт:
– Чей у них должен быть урок?
– спросил Мельников; он показался без очков над столом.
– Мой, - объявила Наташа.
И ножка ее отфутболила к Мельникову запылённое яблоко.
Мельников осматривался, стоя без пальто у дверей школы. Двор был пуст. Кувыркались на ветру прелые листья, качались молоденькие оголенные деревца. С развевающимся шарфом Илья Семенович пошел вдоль здания.
С тыльной стороны пристраивали к школе мастерские. Там был строительный беспорядок, стабильный, привычный, а потому уже уютный: доска, например, водруженная
Его увидели.
Кто-то первый дал сигнал тревоги, кто-то рванулся "делать ноги", но был остановлен… До появления Мельникова они стояли и сидели на лесах группками, а теперь все сошлись, соединились, чтобы ожидаемая кара пришлась на всех вместе и ни на кого в частности…
Генка Шестопал наблюдал за событиями сверху, с пожарной лестницы; он там удобно устроился и оставался незамеченным.
Мельников разглядел всю компанию. Они стояли, разлохмаченные ветром, в распахнутых пальто… Портфели их сложены на лесах.
– Здравствуйте, - сказал Илья Семенович, испытывая неловкость и скуку от предстоящего объяснения.
– Здрасьте… - Они старались не смотреть на него.
– Бастуем, следовательно?
Они молчали.
– Какие же лозунги?
Сыромятников выступил вперед. Если лидер - он, поздравить этих архаровцев не с чем…
– Мы, Илья Семенович, знаете за что выступаем? За уважение прав личности!
И многие загудели одобрительно, хотя и посмеиваясь. Сыромятников округлил свои глазки, неплохо умеющие играть в наив. Столь глубокие формулировки удавались ему не часто, и он осмелел.
– Надо, Илья Семенович, англичаночку призвать к порядку. Грубит.
Поглядел Мельников на длинное обиженное лицо этого верзилы - и не выдержал, рассмеялся.
Костя Батищев перекинулся взглядом с Ритой и отодвинул Сыромятникова.
– Скажи, Батя, скажи… - зашептали ему.
Костя заговорил, не вынимая рук из косых карманов своей замечательной теплой куртки:
– Дело вот в чем. Сперва Наталья Сергеевна относилась к нам очень душевно…
– За это вы сорвали ей урок, - вставил Мельников.
– Разрешите я скажу свою мысль до конца, - самолюбиво возразил Костя.
– Прежде всего вернемся в помещение. Я вышел, как видите, без пальто, а у меня радикулит…
Ребята посмотрели на Костю; он покачивал головой; явно ощущал красивый этот парень свою власть и над ними и над этим стареющим продрогшим очкариком…
– А вы идите греться, Илья Семенович, - позволил Батищев с дружелюбным юмором.
– Не рискуйте, зачем? А мы придем на следующий урок.
– Демидова, ты комсорг. Почему ж командует Батищев?
– не глядя на Костю, спросил Мельников.
Маленькая Света Демидова ответила честным взором и признанием очевидного:
– Потому что у меня воля слабее.
– А еще потому, что комсорг - это рабочая аристократия, - веселым тонким голосом объявил Михейцев.
– Пошутили - и будет, - невыразительно уговаривал Мельников. И смотрел на свои заляпанные глиной ботинки.
– А мы не шутим, Илья Семенович, - солидно и дружелюбно возразил Костя.
– Мы довольно серьезно настроены…
– А если серьезно… тогда получите историческую справку!
– молодеющим от гнева голосом сказал учитель.
–
…Или другое: из Орловского каторжного централа просочились мольбы заключенных о помощи: там применялись пытки…
В таких случаях ваши ровесники не являлись в классы. Бастовали. И называли это борьбой за права человеческой личности… Как Сыромятников.
Такая аналогия смутила ребят. Не сокрушила, нет, а именно смутила. До некоторой степени. А Мельникову показалось, что лекция его до абсурда неуместна здесь… что ребятам неловко за него!
– И что… помогали они? Ихние забастовки?
– трусливо вобрал Сыромятников голову в плечи. Ответа не последовало.
– Предлагаю "не удлинять плохое", как говорили древние. Не слишком это порядочно - сводить счеты с женщиной, у которой сдали нервы. А?
– Илья Семенович оглядел их всех еще раз и повернулся, чтобы уйти восвояси: аргументы он исчерпал, а если они не сработали, сцена становилась глупой.
Но тут он увидел бегущую сюда Наташу. Ребята насторожились, переглянулись: теперь учителей двое, они будут снимать стружку основательнее, злее… За ворону, за срыв уроков вчера и сегодня, за все…
Наталья Сергеевна была, как и Мельников, без пальто, но не мерзла - от возбуждения. Блестя сухими глазами, она сказала легко, точно выдохнула:
– Я хочу сказать… Вы простите меня, ребята. Я была неправа!
И - девятый "В" дрогнул: в школе тех лет нечасто слышали такое от учителей, не заведено было. Произошло замешательство.
– Да что вы, Наталья Сергеевна!
– хором заговорили девочки, светлея и сконфуживаясь.
– Да что вы… - заворчали себе под нос мальчишки.
– Нет, вы тоже свинтусы порядочные, конечно, но и я виновата…
Срывающийся голос откуда-то сверху сказал взволнованно:
– Это я виноват! Ворона-то - моя…
Все задрали головы и увидели забытого наверху Генку. Он еще что-то пытался сказать, спускаясь с лестницы, но все потонуло во взрыве смеха по его адресу. Обрадовался разрядке девятый "В"!…
– А я на Сыромятникова подумала!
– Что вы, Наталья Сергеевна, я ж по крупному рогатому скоту!
…Мельников, стоя спиной к ним, завязывал шнурок на ботинке и горевал о том, что сполна избавиться теперь от жидкой глины, на обувь налипшей, получится только дома; а как в этом виде на уроки являться? Ветер трепал его шарф и волосы. У него было такое чувство - неразумное, конечно, но противное, - будто вся компания смеется над ним. И Наташа тоже.
Потом урок английского шел своим чередом. Зная, что они похитили у Натальи Сергеевны уйму времени, ребята старались компенсировать это утроенным вниманием и активностью.
– What is the English for 5) … ехать верхом?
– спрашивала звонко Наташа.
В приливе симпатии к ней поднимался лес рук. Все почему-то знали, как будет "ехать верхом"!
– To ride-rode-ridden!
– бодро рапортовал Сыромятников. Даже он знал!