Дракон чихнул

За них это сделал большой петух необычного окраса. Хотя, кто знает, может здесь таких много, но на Земле я подобного не видела. Черная глянцевая грудка и пышный хвост, рябые куцые крылышки и верхняя часть спины. И роскошный алый цвет нижней части спинки, с заходом на хвост. Голова и шея такие же ярко-красные, как и большой хохолок и роскошные серёжки. А вот ноги неожиданно белые. И внушительные пальцы с острыми коготками, и голени, покрытые пушистыми пёрышками, среди которых терялись опасные шпоры.

Судя по всему, эльфёнок уже познакомился с последней деталью петушиной анатомии, поскольку сквозь прореху на штанах виднелась глубокая царапина. Мальчишка пытался ускориться, но его преследователь не отставал, успевая недовольно клекотать и даже пролетать значительные расстояния, изо всех сил напрягая коротенькие крылья.

Когда птица в очередной раз взвилась в воздух, почти ухватив клювом за рукав, маленький эльфик не выдержал и отбросил от себя курицу. Та заполошно закудахтала, приземляясь в чей-то палисадник, а потом осторожно высунула голову из клумбы, чтобы проверить обстановку. Круглый чёрный глаз остановился на Ляле, зацепившись за длинные уши, но юбка успокоила пернатую пострадавшую. Она засеменила к самцу, продолжавшему что-то выкрикивать вслед эльфёнку. Похоже, что-то нецензурное, судя по засмущавшейся курочке, заторопившейся в родной дворик. Петух проводил взглядом скрывшуюся за поворотом худенькую фигурку и повернулся к нам с Лялей, заставив замереть на месте.

– Шли бы вы отсюда подобру-поздорову, – посоветовали нам сзади какие-то старушки. – И лучше не суйтесь в ближайшие дни, Петенька злопамятный, ваших теперь долго гонять будет.

Мы осторожно прошли мимо Петеньки, обойдя его по большой дуге. А заслышав недовольный клёкот, припустили вслед за мальчишкой-эльфом в сторону табора.

– Придется завтра в город идти, – сообщила Ляля, едва переведя дух после незапланированной пробежки. – И ведь просили же в ближней деревушке не заниматься спасением. Эх, дети-дети!

Я испуганно заглянула в котомочку, подвязанную к поясу. Совсем забыла про своих деток, а вдруг им тряска повредила? К счастью, мягкая толстая кожура, мало похожая на хрупкую скорлупу, ничуть не пострадала. И вообще, яйца будто стали ещё больше. Это ж до какого размера они смогут вырасти?

– А при чём тут спасение? – зацепилась я за странную фразу, брошенную Лялей.

– Ну как же! Люди бедных зверушек мучают, едят их. Это с возрастом мы более терпимые становимся, а в детстве все бегали освобождать животных от людей.

– Куриц? – хмыкнула я.

– А чем птицы хуже прочих?

– Дело не в этом. Просто многие животные без человека уже не выживут на этой вашей свободе. Их тут же лисы или хорьки поймают, – осторожно объясняла я, стараясь не задеть чувства прирождённой вегетарианки.

– Да, наши старейшины так же говорят, но всё равно жалко всех, – сморщила личико Ляля, явно соболезнуя каждой зверушке.

У меня чуть было не выскочила шутка про погибшую в расцвете сил морковку, не успевшую увидеть своё потомство, потому что её сожрали безжалостные эльфы, про кровь юных помидорок, которую выпили, приправив солью… И не стала. А то кто знает этих ушастых, ещё помрут с голоду, наслушавшись моих страшилок. Достаточно и того, что меня стараются накормить соответственно особенностям расы.

– Я знаю один трактирчик, где держат язык за зубами, – будто услышала мои мысли Ляля. – Там тебя будем кормить в ближайшее время. В табор запретное нельзя. Нас и так уже однажды наказали, выгнав из Волшебного Леса, больше никто не рискнёт разгневать Древо Жизни.

Я хотела расспросить подробнее про Волшебный Лес, но нас позвали к вечернему костру.

Посреди табора специально оставили большую площадку, не занятую кибитками и шатрами. Ляля шепнула мне, что это главный костёр, у которого собираются по вечерам, обсуждают важные события, ну и просто отдыхают.

К моменту нашего появления все новости, видимо, уже обсудили. И теперь нежно ныла скрипка в руках у одной из девушек, а пара мужчин настраивали свои гитары. Начали с чего-то печального.

– Песнь исхода, – смахивая слезу, пояснила Ляля. – Мы до сих пор оплакиваем эту потерю.

– А за что вас выгнали из леса? – я не сразу решилась на вопрос, дождалась окончания красивой мелодии.

– За нарушение диеты, – грустно улыбнулась мне какая-то девушка, подсевшая поближе. – Я Радамилиэль, сестра Ляли. Можно просто Рада. А тебя Мариной зовут, я уже знаю.

– И всё же, что такого произошло? – я засомневалась, что дело было только в еде.

– Кто-то из молодых эльфов начал рассуждать, что все вокруг едят мясо и прекрасно себя чувствуют. Что демонам и драконам оно особые силы придаёт. В общем, сперва только говорили, а потом решили попробовать. И ведь не пошли куда-то к людям или драконам, а в Священном Лесу охоту затеяли. Пока ели оленей, ничего не менялось. Всем так казалось. И постепенно даже старейшины попробовали новые кушанья. Охота стала развлечением, разбудила азарт, эльфы начали убивать не ради еды, а чтобы похвастаться трофеем. Ну и кто-то умудрился добыть единорога. А это был любимчик Древа Жизни.

– Кошмар какой! – я представила себе волшебное животное, символ чистоты, мудрости и счастья, лежащее в луже крови.

– Ага, вот тогда и начался кошмар, – продолжила свой рассказ Рада. – Все эльфы заснули в ту ночь, а очнулись уже за пределами Леса. И никто не смог переступить невидимую черту. С тех пор мы и кочуем уже почти три тысячи лет. Мяса больше не едим, но прощения пока не заслужили. А ещё наши светлые волосы стали тёмными. Лишь у самых старших они постепенно светлеют. Это признак мудрости и очищения от грехов прошлого.

– А как раньше жили? Ну, до той истории с единорогом? – я решила продолжить свои расспросы, раз уж нашлась разговорчивая эльфийка.

– Раньше у нас были силы управлять растениями. Мы даже дома на деревьях без топора умели делать. Просто представляли себе жилище и позволяли вырасти ему. И шелка нам плели волшебные паучки. У кого-то из стариков ещё сохранились прежние одежды. Это такая красота! Из лунного света умели делать клинки, острее которых не бывает. Эх, были старшей расой, первой пришедшей в этот мир. А теперь нас обзывают оборванцами, ворами и бродягами.

Будто вторя словам Рады, снова взвыла трагически скрипка, грянули струны гитар, а женщины затянули печальную песню.

Но спустя несколько минут настроение сменилось. И у костра под задорные мелодии выплясывали молодые эльфы и эльфийки, которых любой мой соотечественник из прошлого мира с лёгкостью принял бы за обычных цыган.

А уши? Да кто на такие мелочи обратил бы внимание? В разноцветном букете шёлковых юбок, мелькании босых ног и звоне золотых украшений никто бы не заметил небольших странностей.