Драконов бастард

Отойдя в тень ближайшего переулка, маг стал ждать. Сначала он намеревался отравить их так, чтобы раз и навсегда. Убить. Но потом в бой с этим решением вступили единым фронтом две стороны натуры Тобиуса, которые прежде только и делали, что конфликтовали. С одной стороны, против убийства выступало природное человеколюбие, которое всегда заставляло его ценить жизнь других. С другой — человеколюбию вторил характер волшебника, то есть все самые отрицательные черты характера, присущие магам, такие как эгоизм или высокомерие. Они раздраженно спросили — с какой стати он, волшебник, должен мстить ради какой-то жалкой, никому не нужной девки?! Во имя Господа-Кузнеца, он же магистр! Он не может размениваться на такие мелочи! Это унизительно! Надо было прибить ту тупую корову, и все!

Тобиус подавил эту навязчивую злобу, понимая, что всему виной постоянное напряжение, усталость и тяжесть магического бессилия, которые зверски измотали его. В конце концов, было лишь одно объяснение всем этим поступкам, совершенно непонятное большинству смертных, но совершенно естественное для Тобиуса: маг должен служить людям, потому что прежде всего он — слуга. Так говорил Джассар Ансафарус, а уж Маг Магов знал, о чем говорил.

Они вырвались из таверны и, попадав на четвереньки, начали блевать. Корень зефзихира известен своим полезным действием, когда нужно быстро прочистить желудок в случае отравления. Отвар из этого корня также дает несколько отстающий, но очень благотворный эффект на кишечник.

Оправившись от рвотных позывов, наемники еще несколько минут кричали проклятия содержателю таверны, обещая пустить на «Оксенфуртского чародея» красного петуха, за то что он травит клиентов, но быстро отошли и отправились в другое питейное заведение. Благо таких вокруг насчитывались десятки. Тобиус зашагал следом, слушая, как три глотки фальшиво выводят «Когда солдаты пьют вино». Прибавив шагу, волшебник поравнялся с ними напротив грязного переулочка, в который почти не проникал свет фонарей, и резко наскочил, сталкивая наемников с улицы. Шедшие обнявшись, они с растерянными и гневными возгласами рухнули в густой пахучий полумрак, а маг набросился на них.

Тобиусу влетело еще как — один против троих, пусть слегка пьяных, но опытных мордоворотов, он получил несколько ударов по ребрам, один раз упал, сбитый ловкой подсечкой, и едва не позволил толстяку наступить себе на голову, но через десять минут злобно сопящей возни и ругани он вышел на улицу, хромая, с отшибленными ребрами. В переулке остались лежать три бессознательных тела, лишенные изрядной доли зубов и целых костей.

Наемники так и не узнали, кто на них напал. Зачем? Почему? Волшебник не сообщил им, что их настигло возмездие и за что оно их настигло. Также Тобиус не срезал кошельков, оставив это дело пронырливым ночным воришкам. Подлецы просто оказались зверски избиты и брошены в ночи посреди грязи и крови. Тобиус рассудил, что это как раз достойное наказание за их преступление, хотя, хромая по ночным улицам Тефраска, он не мог не чувствовать себя глупо из-за того, что решил вмешаться в дела простых смертных по такому незначительному и повседневному поводу. Если бы за наемников взялось королевское правосудие, их повесили бы, предварительно оскопив, но у мага не было доказательств, так что пришлось чинить беззаконный самосуд.

Чувствуя себя грязным не столько от налипшей на одежду грязи, сколько от чувства неправильности череды своих поступков, серый магистр остановился неподалеку от небольшой церквушки, в которой шла ночная служба. С приходом ночи страхи горожан становились сильнее, и им нужна была помощь, чтобы справиться с пониманием их истинного положения. Днем людям помогали великолепные стены, но ночью одни отправлялись по трактирам, а другие собирались в обители Господа-Кузнеца.

Тобиус вдохнул ночной воздух, который почему-то пах кострами чужаков за стенами, и отправился к замку. Он и так поступил безответственно, потратив драгоценные силы на примитивные цели. Надо было отдохнуть хоть чуть-чуть и постараться накопить сил для опасной вылазки наружу.

Приближаясь к замку, он ощущал странное волнение. Каменная громада Берлоги была освещена слишком ярко — ярче, чем когда он уходил в город, по стенам суетливыми муравьями метались стражники, ощущение разливающейся в ночном воздухе тревоги росло, и апогеем его стал нежданный набат. Сначала заголосили колокола замковой часовни, и их песнь подхватили все остальные колокольни в городе. Тефраск застыл как зверь, предчувствующий грядущую беду. На стенах замка раздайся пронзительный крик, к своему удивлению, Тобиус понял, что кричащий солдат тычет в него пальцем. Как из-под земли вокруг возникли трое магов, Талбот Гневливый, Годерн Великан и Халес Трубадур. Тобиуса пробил озноб, и по телу пробежали мурашки — его окутали сдерживающими чарами. Три магистра, один из которых по праву мог считаться архимагом, выстроили систему, став ее опорными точками, и теперь горящие золотым, красным и синим цветом глифы кружились вокруг Тобиуса, составляя обманчиво хрупкий кокон Клетки Мага.

— Чар Тобиус, — громким рокочущим голосом произнес Гневливый, — отдайте нам жезл, сумку, а также все артефакты, которые при вас есть. Этот глазастый плащик тоже лучше снять.

— По какому праву? — спросил Тобиус тихо, глядя в глубоко посаженные глаза старшего волшебника.

— Скорее уж — по какому обвинению, — вмешался Великан. — Вас обвиняют в убийстве герцога Фрейгара Галли и покушении на жизнь его сына Волтона Галли.

— Невиновен.

— Было бы удивительно услышать что-то другое. — Годерн Великан не являл открытого злорадства или других столь же неприятных чувств, но по нему было видно, что действовал он не без удовольствия.

Зато Талбот Гневливый явно сомневался в правильности происходящего. Его узкое костистое лицо с тонким крючковатым носом и высоким морщинистым лбом превратилось в каменную маску, а глаза тускло светились в глубине глазниц, глядя на Тобиуса.

— Подчинитесь, или вас заставят.

— Нам не мешало бы немного осадить лошадей, чар Годерн.

— Мне приходится проявлять инициативу, которую не проявляете вы, чар Талбот, со всем почтением. Чар Тобиус, жезл!

Серый магистр сжал челюсти, и на его лице проступила злая гримаса.

— Мой инструмент перестанет меня уважать, если я вам просто так его отдам.

— Тогда я возьму его силой!

Телекинетический рывок Великана оказался весьма силен, жезл Тобиуса выпрыгнул из поясного кольца и со смачным хлопком впечатался в ладонь Годерна. Солдаты, как раз подоспевшие из замка, отпрянули в ужасе, услышав пронзительный вопль волшебника-метаморфа. Жезл Тобиуса упал на землю, а Годерн опустился на колени, баюкая искалеченное запястье, в котором были сломаны все девятнадцать костей. Он даже уронил свой собственный посох, что являлось довольно позорным происшествием для волшебника.

— Таким образом, — по взмаху ладони Талбота жезл поднялся в воздух, — нам действительно следовало бы осадить лошадей. Кольца, плащ, сумку.

— Это перстни, — пробормотал Тобиус, с неохотой лишаясь артефактов.

— Чар Халес, прекратите трястись, он не намерен дурить.

Когда Великан так неосмотрительно схватился за строптивый артефакт без подготовки, Клетка Мага рухнула, лишившись устойчивости. Халес Трубадур, явно не участвовавший прежде в обезвреживании чего-то более опасного, чем пивная бочка или сговорчивая шлюха, занервничал больше прежнего, его посох едва заметно подрагивал в руке, глаза лихорадочно блестели, а по бледному лицу стекал пот.

— Успокойтесь, чар Халес, я вас не покусаю, — пообещал Тобиус, чем напугал трусливого волшебника еще сильнее.

Замковая стража привела двоих палачей, чтобы те заковали серого магистра в колодки прямо под открытым ночным небом. С такими делами не следовало тянуть: ведь волшебники-преступники — это народ, у которого всегда найдется пара мерзких заклинаний, способных сильно усложнить жизнь тюремщикам. Колодки не отличались от обычных ничем, кроме того что внутренние стороны прорезей для шеи и рук имели керберитовые кольца, и как только замок на колодках щелкнул, Тобиус ощутил мучительное чувство, с которым магия покидала его тело. Он потерял сознание и едва не рухнул на камни брусчатки, когда Талбот Гневливый подхватил его.