Драконов бастард

— Мое имя Адриан Оленвей.

— Чар Тобиус Моль, магистр Академии Ривена.

— Уже наслышан.

— Я тоже, милорд.

— Мы знакомы?

— Нет, но я слышал, вы были непобедимы на последнем Дерграйском турнире. [65]

— Я выбил из седел десятерых.

— Это крайне… впечатляюще, милорд. Если позволите спросить, как вы оказались так далеко от дома?

— Приехал в гости к лорду Галли.

— Э… к старшему лорду?

— И к нему тоже, но лишь с данью почтения. Дела, приведшие меня, касаются лишь его светлости лорда Волтона, и это все, что я могу вам сообщить.

65

В семнадцатом веке Этой Эпохи рыцарские турниры окончательно превратились в дань древним традициям и главный спорт благородного сословия.

— Понимаю, ведь краем правит лорд Волтон, не так ли?

Адриан Оленвей с трудом наморщил лоб. Было видно, что это дается ему крайне непросто.

— Лорд Волтон считает, что нет. Ему кажется, что он понимает волю своего отца и делает все, чтобы претворить ее в жизнь.

— Невероятная сыновняя любовь.

— И не говорите. Хотя, по мне, давно уж пора дать этому старому человеку заслуженный покой — говорю с искренней сыновней любовью.

Они некоторое время молчали, всматриваясь в зеркальное отражение звездного неба, созданное тысячами костров во вражеском стойбище.

— Как вы оказались здесь, чар?

— Отправился на войну.

— Правда? Решили постоять за родную землю?

— Врата Вестеррайха.

— Ну-ну, — улыбнулся дворянин.

— Ваш скептицизм мне понятен. Эта война овеяла магов Академии дурной славой.

— Незаслуженно?

— Я не знаю. Управители исчезли, Академия закрыта, рядовые адепты в смятении. Они боятся.

— Не время для страха, когда Ривен мечется в горячке.

— Милорд, вы отважный воин, но многого ли вы будете стоить, если вас выбросят в поле нагого и безоружного против орды зуланов? — Нечеловеческие глаза Тобиуса сощурились. — Это страшное явление — ослабление астрального поля. Мы теряем свою магию, а маг без магии — это труп, который все еще живет лишь по недосмотру Молчаливого Фонарщика. Их страх можно понять: волшебники не способны жить без Дара, который был с ними на протяжении всей жизни.

— Но вас это не остановило, магистр, — с нажимом произнес Адриан Оленвей.

— Я — другое дело, — уклончиво ответил волшебник, вспоминая свое мучительное заточение в плетеных оковах, лишавших его силы. — Я притерпелся.

Дворянин несколько оторопел. Все маги, которых он знал доселе, воспринимали слово «смирение» исключительно как бессмысленный набор случайных звуков.

— Если вам посчастливится увидеть освобождение Тефраска, чар, что вы будете делать?

— Отправлюсь дальше на запад. Буду идти за зуланами, пока они не провалятся обратно в ту клоаку, которая исторгла их на наши головы, — решительно ответил Тобиус.

— Хм, тогда вам прямая дорога в Кальп.

Маг нахмурился. Не так давно он уже слышал это название.

— Кальп, пограничная цитадель на самых западных окраинах королевства?

— Неужто бывали там?

— Нет, милорд, но кое-кто упомянул эту крепость в разговоре со мной несколько лет назад, и, кажется, совсем недавно один волшебник тоже говорил. А что с Кальпом? Я слышал, он стоит?

— Да, он стоит. По крайней мере, еще держался на прошлой неделе. До Крапивной Рощи добрался полуживой гонец, а оттуда в Тефраск послали почтового сокола. Бедная птица тоже едва добралась — наш враг держит небо. Сир Травеор Альдемарк продолжает оборонять крепость, но ему нужно больше людей и боеприпасов.

Тобиус мысленно перенесся дальше на запад, туда, где посреди лесов и болот возвышается одинокая крепость. Возможно ли, чтобы так далеко в местностях, полностью захваченных и наверняка разоренных врагом, столь жестоким и необузданным, мог сохраниться оплот человечества?

— Ох, опять эта предвестница бед! Это она виновата во всех наших печалях!

Маг тоже поднял голову и увидел длинный росчерк алого на ночном небосводе. Словно громадный огненный червь, медленно ползла по звездной черноте она — комета.

— Пожалуй, лишь в Сарвасте радуются этому проклятому знамению. Странные люди эти сарвы. [66] Помнится, все началось… два? Нет, больше, примерно три года назад. Я спал под сенью яблонь в саду, день выдался душным. Жуткий холод разбудил меня, я озяб и, дрожа всем телом, открыл глаза. Верите ли, вокруг меня все было покрыто инеем, который, правда, растаял через минуту. Я бы подумал, что мне привиделось, если бы не слег с тяжелым воспалением легких тем же днем. Тогда я и видел ее, блуждающую комету. Этот длинный яркий росчерк, который вдруг появился на нашем небе, будто всегда там был. А потом над Вестеррайхом промчалась Дикая Охота. Сотни людей исчезли бесследно. Кавалькады призрачных всадников я не лицезрел, но сквозь бред терзавшей меня горячки слышал их хохот, рев охотничьих рогов и топот копыт, сотрясающий мироздание. Тогда Ольден Подорожник, придворный волшебник моего отца, сказал, что грядут темные времена, а моя мать наругала его, чтобы он не говорил подобных вещей над ложем больного.

66

На флаге Сарвасты и на гербе ее королевского дома изображена треххвостая комета.

— Матери — они такие, — хрипло подтвердил волшебник, который не помнил своей.

Перед его глазами мелькали разбитыми стеклышками калейдоскопа видения из того проклятого дня, когда он впустил Дикую Охоту в этот мир.

— Странно, раньше она так не трепетала.

— Кто, милорд?

— Комета. Раньше если уж она проявлялась на небе, то всегда была непоколебима, а теперь вот что-то…

Тобиус, изо всех сил напрягая глаза, набрал было уже полную грудь воздуха, чтобы закричать, но его опередили.

— Тревога! — раздался могучий рев над Тефраском. — Все к оружию! Они идут! Они везде! Зажигайте факелы, стреляйте! Стреляйте!

На стене в полусотне шагов от них появился высокий тощий некто, весь обмазанный грязью, со слипшимися сосульками волос и бороды, неузнаваемый и пугающий. Он опирался одной рукой на длинный посох, а другой — на такой же длинный меч. Именно он и ревел во всю мощь луженой глотки, заставляя защитников города носиться по стене взад-вперед.

— Они идут!

Тобиус вынул из поясного кольца жезл и выстрелил в воздух снопом светящихся мотыльков. Стоявший рядом Адриан Оленвей разрядил в небо оба пистоля, выкрикивая команды пополам с проклятиями, а потом сверху градом посыпались копья, камни и крючья с длинными веревками. Огромные летучие твари с кожистыми крыльями кружили над головами защитников, позволяя своим многочисленным седокам кое-как швырять снаряды; тучи более мелких зверушек с пронзительным чириканьем опускались на стены и бросались клевать глаза людей, а в ответ только начинали греметь разрозненные редкие залпы. Многие солдаты почти сразу пали замертво, пронзенные попавшим в горло копьем или оглушенные свалившимся сверху булыжником.

— Внизу! — заорал Талбот Гневливый, возникнув рядом с Тобиусом. — Внизу!

— Да! Я понял!

Серый магистр вскочил на зубец крепостной стены, пробуждая в себе память о горячем прикосновении к живому огню. Первостихия неохотно откликнулась на призыв ослабевшего волшебника, но она все же откликнулась, и с его рук полились волны огня. Вопли десятков глоток горящих заживо нелюдей смешались и снизу, и сверху, но длинные осадные лестницы с ревущими зуланами все равно продолжали приставать к стенам, а веревки с крючьями цепляться за них, и громадные убийцы набрасывались на мечущихся людей.

Тобиуса завертел круговорот боли и страха. Он бил и колол, метал боевые заклинания, молнии, огненные стрелы и копья, защищался от страшных ударов, а оскаленные одноглазые морды водили вокруг него смертоносный хоровод, всплывая и вновь утопая в бесконечном переплетении движущихся тел. Совсем рядом бушевал Талбот Гневливый, он крушил черепа и разрубал огромных зуланов мечом, который перекрывал всю стенную галерею, изрыгал проклятия и богохульства, но не творил чар. Старый маг был пуст, сух как пустынный песок, в нем не осталось ни иора магической силы, который можно было бы применить.