Драконы любят погорячее

– Я отправляюсь в гостевую комнату, чтобы подумать о будущем. Как только приму решение о своих дальнейших действиях, сразу тебе сообщу.

Когда закрываю дверь, успеваю заметить, как жестко обрисовались его скулы и недобро сверкнул взгляд. Шагаю по пустому коридору, грудь сжимает тоска, а я только диву даюсь. Еще вчера мне казалось, что мы совпали и наши судьбы могут сплестись в одну.

А на деле...

Харальд такой же, как все мужчины. Сначала пытается завоевать, а потом посадить под замок. Хочет, чтобы ему готовили, во всем угождали и рожали детей…

На мысли о детях у меня внутри что-то обрывается.

Ёшкин кот! Я не предохранялась!

Со стоном стучу себя, бестолковую, по лбу.

Я ведь даже не знаю, как предохраняются в этом мире. Ни разу о таком не слышала. Тут все женщины жаждут детей и считают каждого ребенка великим благословением. Помню, как одна многодетная мать в деревне убивалась, что ей больше не забеременеть в свои сорок девять. Она все ходила к Марии и пыталась у той выпросить чудо-средство для нового дитятки.

Судорожно принимаюсь вспоминать, на какой фазе цикла я сейчас нахожусь, и понимаю, что... не помню. Я настолько привыкла жить, об этом не думая, что даже не утруждала себя подсчетами или записями.

Вот черт!

Дойдя до своей комнаты, кидаюсь лицом вниз на кровать, колочу подушку и рычу сама на себя:

– Охотница! Независимая и сильная, ага! Бестолочь ты, мягкотелая, вот ты кто!

Из глаз рвутся злые слезы.

Внезапно в дверь раздается стук.

– Войдите, не заперто!
– кричу в подушку.

Дверь раскрывается, и я слышу шелест мягкой подошвы по полу. Шаги робкие, девичьи, точно не Харальда, и я с легким разочарованием поворачиваю лицо к ранней гостье.

Это Мира, а в руках у нее огромный поднос. Она тихо напевает:

– Доброго утречка!

– И тебе добра, Мирочка!
– я снова утыкаюсь в подушку.

– Госпожа Ариана, я вам завтрак принесла, - мягко говорит смугляночка, ставя поднос на столик рядом с кроватью.

– Спасибо, что заботишься!

– Ох, - девушка виновато прячет глаза, - это не я, это Лорд Вейзер приказал о вас позаботиться. Еще он велел Глории приготовить для вас свой любимый саурийский напиток. Я накрыла кувшин крышкой, чтобы не вонял, пока несу. Не понимаю, как можно пить эту гадость… Ой, простите!
– Мира зажимает свой рот и испуганно округляет карие глаза.
– Нельзя так говорить о любимом напитке хозяина! Просто у меня язык без костей. Сначала скажу, а потом думаю.

– Ничего. Это нормально, когда у людей разные вкусы, - улыбаюсь и усаживаюсь поудобнее перед подносом, заставленном всякой всячиной.

Тут и пористый хлеб, и нарезанный сыр, и ломоть ветчины, и вареные яйца. И даже каша в пузатом горшочке, где на поверхности аппетитно желтеет растаявшее масло.

Одной мне все точно не съесть.

– Ты уже завтракала?

– Нет, госпожа… - мнется та.
– Я потом… На кухне…

– Давай ты со мной позавтракаешь?
– предлагаю, показывая на поднос.
– Вместе веселей!

– Ну раз веселее… то не откажусь!
– наконец, решается девушка.

Мы сдвигаем стол поближе к кровати и аккуратно усаживаемся перед подносом.

Желая отвлечься от грустных мыслей, расспрашиваю Миру об ее родителях фермерах, об урожае, что в этом году выдался на славу, о старшем брате, что поехал учиться в город земледелию. Однако каждый раз в ее словах проскакивает имя Харальда.

– Это лорд Вейзер оплатил образование брата. Он сказал, что Дэнвоширу еще понадобятся ученые земледельцы. У нас ведь как… Урожай загнулся бы в этом году из-за засухи, но лорд Вейзер нанял специалиста, шибко умного, городского. Тот устроил хитроумный полив. Глубоко из-под земли воду выкачал воду для наших полей. Представляете, госпожа? Прямо из-под земли!
– девушка восторженно машет рукой с зажатой в пальцах едой.

Мне вполне могло бы показаться, что наш разговор — это незамысловатый пиар, проплаченный Харальдом, да только я собственными глазами видела, как сильно любят его простые люди. Просто у Миры действительно что на уме, то и на языке.

Нет, правда, как его не любить?

Заботливый, умный, великодушный.

Харальд, наверно, был бы идеальным мужем, если бы не пытался лишить меня свободы. Вся в своих мыслях я случайно роняю:

– Если лорд Вейзер такой хороший, то почему еще не женат?

Мира густо краснеет и начинает глупо хихикать, смущенно прикрывая рот, набитый едой:

– Так это… Скоро женится, госпожа! Точно-точно, зуб даю!

– О, правда?
– усиленно изображаю равнодушие, вгрызаясь в ломоть ветчины.
– И на ком же?

– Так известно на ком… - продолжает хихикать девушка, а меня вдруг раздирает желание подпалить ей густые черные волосы.

Устыдившись своей кровожадности, я принимаюсь за кофе. Оно обжигает мне горло, но прекрасный, терпкий вкус хотя бы помогает немного отвлечься, и я блаженно мычу, перекатывая на языке горькие, горячие капли.

Какое редкое, изысканное удовольствие!

Мира опускает на коленки руки, позабыв дожевать еду, и смотрит на меня то ли ошарашенно, то ли восхищенно.

– Вы тоже любите эту саурийскую гадость, госпожа!
– шепчет она.

– Обожаю!
– вырывается изо рта.
– Налью-ка себе еще чашечку!

– Мы, конечно, с девочками понимали что вы подходите господину, как никто другой, - Мира прижимает ко рту кулачки, покачивая головой, - но раз вы одну и ту же гадость любите… Вы просто созданы друг для друга!

На ее словах я кашляю, поперхнувшись.

Спасибо тебе, добрая душа!

Вот и отвлеклась, называется, от любовных дум.

Глава 54

Когда Мира уходит, валюсь на кровать и думаю, думаю, думаю, пока в висках не начинает стучать… Понимаю, что остаться здесь не вариант.

Если останусь, Харальд посадит меня под замок.

Это пока я была чужой охотницей, дракон позволял рисковать собой и жить полной грудью. А как только стану женой — не останется даже иллюзии свободы.

Тогда какие у меня еще перспективы?

Если вернусь в академию, меня там примут с почетом. Они ведь не знают, что я за свою жизнь не убила ни одного оборотня. Считают меня заслуженной истребительницей нечисти.

Горько усмехаюсь.

Если бы не Харальд, я бы уже четырежды была трупом!

А теперь лимит его помощи исчерпан.

Передо мной стоит ультиматум. Или жизнь с драконом или смерть без него. И все-таки… Лучше короткая, свободная жизнь, чем рабство длиною в сто лет.