Drama Queens, или Переполох на школьном балу
Шрифт:
Ну конечно, он не видит вороньего гнезда на голове и единственного гольфа, потому что не видит Пенни вовсе.
– Иди уже!
Она толкнула Люка в грудь раз, второй, третий, и он поддался. Вышел. Раздались его шаги по лестнице. Люк никогда не называл Пенни красивой, не делал ей комплименты. Не говорил, как идут е платья, в тех редких случаях, когда она в них наряжалась.
Распахнув гардероб, Пенни с тоской посмотрела на то, что в нем было. Спортивная форма – нет. Это же вальс. Нужно что-то летящее с длинной юбкой. Платья для школы – нет. Они все были из плотных тканей или с
Наконец на самой последней вешалке нашлось шифоновое платье. Его Пенни купила в Нью-Йорке пару лет назад, но так и не решилась ни разу надеть. Слишком праздничное и слишком открытые плечи. С юбкой до середины икр и длинными прозрачными рукавами. Нежно-розовое, с атласной ленточкой на талии. Сара надоумила примерить, сказав, что оно идеально подойдет по фасону. Подойти-то
подошло, только теперь попробуй придумать для него повод.
Пенни расчесала волосы, собрала их в высоки хвост, а потом скрутила в пучок. Привела в порядок челку и решилась спуститься к Уилсону, который стоял посреди гостиной, как истинный кавалер, ожидающий девушку, чтобы отвести ее на бал. Сейчас он должен обернуться и сказать: «Ты прекрасна», а потом поцеловать так, чтобы у дамы дух захватило.
– Крутое платье, Понни.
Иногда Люк сокращал тупое прозвище Пенни-пони до Понни с двумя н. И это раздражало не меньше длинного варианта. Крутое платье. Не я крутая. Платье крутое. Чем больше Пенни думала об этом, тем сильнее заводилась. Сью красивая, Мэй красивая, Тейлор красивая. Они все придут на бал в великолепных платьях, которые не придется подшивать на десять дюймов. Они уложат волосы в струящиеся локоны и накрасятся, потому что умеют это делать. Или знают, в какой салон пойти.
Их приведут на бал парни, которые без ума от своих партнерш, но только Пенни, как всегда, придет с «практически братом». Это унизительно. Как будто с ней танцуют из жалости.
– Тебе не стоит вести меня на бал. Ты должен пригласить ту, кто тебе нравится, – сдавленно прошептала она. – Мы оба номинанты, можем позвать кого угодно. Нам не обязательно идти вместе, ясно? Я позову… Стива, помнишь? Из хорового
кружка. Он будет рад, и мы отлично ладим. А ты мог бы позвать Сью или еще кого-то. В школе полно девчонок… подходящих тебе. По росту. И тогда пар будет четное количество, верно? Все номинанты приведут свою пару. Люк, мне не нужна благотворительность. Хочешь сделать доброе дело – пожертвуй больнице денег. Или почисти снег во дворе миссис Чок, она уже не может выехать из гаража на своем «мини-купере».
– Ты действительно этого хочешь?
Люк не дрогнул, его голос звучал уверенно.
Пенни сжала перила побелевшими от напряжения пальцами и кивнула.
– Мы со Стивом подходим друг другу… по росту. А тебе подошел бы кто-то вроде Сью.
– Кто такая, черт возьми, эта Сью?
Неужели поцелуи так мало для него значат, что он даже имя девушки не запомнил?
– Можешь выбрать кого хочешь.
Она не опустится до того, чтобы выговаривать ему за поцелуй и оправдываться, – нет уж! Хочет притворяться дураком – пусть.
– Хорошо, но помочь с вальсом я же могу, верно? – Он так злобно это
прорычал, что Пенни сначала кивнула, а потом подумала: «Зачем ему это?Какую цель он преследует?»
– Да, буду благодарна, иначе оттопчу Стив ноги…
– Да, конечно, нам стоит позаботиться о малыше Стиве.
– Стив не малыш. И я… тоже.
– На что это ты намекаешь?
Люк протянул руку, из стереосистемы зазвучал вальс Штрауса, Пенни сделала шаг вперед. Они уже освоили квадраты и вполне могли двигаться под ритм, но пока больше ничего не делали.
– Ни на что, просто ты ведешь себя со мной как с ребенком!
В голове вспыхнули неясные образы из того сна. Кажется, она все это уже говорила, но не настоящему Люку, так что пришлось набраться смелости. Той ночью было не страшно высказываться прямо в лицо, но сейчас все было иначе. Беззащитная, в нелепом, как у зефирной принцессы, платье, в его руках и под Штрауса, который писал свои вальсы явно не для такой коротконогой калеки.
– Неправда.
– Правда! Зовешь меня Понни! Малышом, крошкой!
Кажется, Люк начал двигаться быстрее, но так как Пенни не успевала за ним, то болталась у него в руках, подпрыгивая и зависая в воздухе, вместо того чтобы делать шаги. В конце концов он прижал ее к себе так крепко, что ей и не нужно было ничего делать. Примерно так с ней вальсировал в детстве отец. Как с маленькой.
– Что плохого в том, чтобы быть крошкой?
– Что хорошего в том, чтобы быть для парня МАЛЫШОМ?
– А я для тебя парень? То есть не друг, не брат, не добрый сосед?
Они уже кричали, Штраус разгонялся, и танец превратился в головокружительную карусель. Платье Пенни развевалось; быть может, это выглядело красиво, но танцоры ничего не замечали.
– То есть я для тебя не сестра, не подруга и не добрая соседка Пенни?! Ты ведешь себя со мной как с ребенком! Надо мной смеется вся школа, считая, что я заманила тебя в свою жизнь шантажом!
– А ты их слушаешь?
– Когда ты невидимка, слышно все!
– Для меня ты не невидимка!
– Да что ты? Конечно, я для тебя малышка Понни!
– Если ты забыла, когда-то я выбрал тебя!
– Если ты забыл, это было… случайно!
– Случайно?
– Абсолютно!
– Так ты считаешь?
– Да, так. Мне уже не двенадцать!
– Я заметил!
Музыка оборвалась, потому что на очередном круге танцующие сбили с каминной полки айпод, и тот с глухим стуком ударился об пол. Оба тяжело дышали, сверля друг друга взглядами, и у Пенни губы покалывало иголочками от близкого дыхания Люка, которое будто становилось ее собственным.
В животе роились раскаленные пчелы, и парочка атаковала сердце; по крайней мере, при каждом
сокращении оно болело словно укушенное. Из-за этих пчел хотелось плакать, потому что боль была хотя и сладкой, но ощутимой. Тело ломило так, будто ему недоставало какого-то важного элемента. Хотелось, чтобы кто-то помог, дал таблетку, угомонил пчел и их жужжание в ушах, чтобы они отстали уже от сердца, что оно им сделало? Пенни больше не злилась, а только взглядом умоляла Люка прекратить пытку.