Древнерусские учения о пределах царской власти
Шрифт:
Иван Грозный не ограничился одним венчанием; он счел еще нужным обратиться к константинопольскому патриарху с просьбой о признании за ним права на царское достоинство. О цели этого обращения исследователи высказываются различно. Одни думают, что до русского царя стали доходить упреки со стороны восточных иерархов в незаконности совершенного венчания; другие объясняют дело так, что Иван Грозный не довольствовался именем русского царя, но хотел быть царем для всех христиан и потому нуждался в том, чтобы православный восток признал в нем наследника византийских императоров; третьи предполагают, что почин исходил от самого патриарха, и что обращение Ивана Грозного явилось ответом на предложение патриарха [660] . Послание царя к патриарху разъясняет этот вопрос только отчасти. В послании царь сообщает патриарху о принятии им царского венца и просит, чтобы тот соборной грамотой отписал ему «о венчании» свое благословение [661] . Речь, значит, шла о церковном освящении уже совершенного политического акта. В этом освящении прямой необходимости для Ивана Грозного не было, и, обращаясь за ним к патриарху, он только показывал этим свое уважение к нему. Но не так понял это дело патриарх. Его взгляд изложен в грамоте Ивану Грозному, писанной в 1561 г. от лица патриарха и всего собора восточного духовенства. Чрезвычайно важно определить, имеет ли грамота какое-нибудь юридическое значение в том смысле, чтобы она служила основанием права на царское достоинство, так что, если бы она не была получена, Иван Грозный и все последующие русские государи не имели бы права на него и пользовались бы титулом незаконно. На этот счет между русским правительством и патриархом оказалось разногласие, а в науке этот вопрос, кажется, не был еще достаточно исследован. В ответ на просьбу о благословении патриарх в грамоте пишет, что венчание, совершенное митрополитом Макарием, не имеет силы (ov\ ta^us1), так как не только митрополит не имеет права венчать, но даже не всякий патриарх, а только два патриарха: римский и константинопольский. А далее говорится, что патриарх «преподает и присуждает» (87Т1)(орг|уlb1 Xa^ lb7ti(3pa(3s1)81) господину Иоанну быть и называться царем [662] . В соответствии с этим патриарх в частном послании предложил царю повторить венчание через митрополита Евгриппского как патриаршего экзарха, который
660
Е. Барсов. Назв. соч. C. XXIII; Н. Каптерев. Характер отношений России к православному востоку. Изд. 2. С. 27; Е. Голубинский. История русск. церкви. Т.Н. С.846.
661
А. Муравьев. Сношения России с востоком по делам церковным. Т. I. С. 78–79.
662
Кн. Оболенский. Соборная грамота духовенства православной восточной церкви, утверждающая сан царя. М., 1850. С. 11 и 12.
663
Сношения России с востоком. Т. I. С. 110.
664
Там же. С. 104, 112 и след.
Кроме подлинной соборной грамоты до нас дошло два перевода ее на русский язык; один из них сделан в XVI в., вероятно, вскоре после получения грамоты, а другой – в XVII в. Оба перевода заключают в себе целый ряд неточностей, а местами они прямо неверны. Особенно это надо сказать о переводе XVI в. Знатоки истории греческого и русского языков могли бы решить, следует ли видеть причину этого в недостаточном знакомстве переводчиков с греческим языком, или же перед нами намеренное изменение текста. Но некоторые из отступлений от оригинала настолько бросаются в глаза, что их нельзя не отметить. Патриарх пишет в грамоте, что после совершения венчания «и к нему обратились с просьбой » увенчать Ивана Грозного; в переводе сказано: «И мы единым образом уложихом благословити его и венчати» [665] . Выходит, что патриарх дает благословение не по просьбе, а по собственному почину. В грамоте, как мы видели, говорится, что патриарх преподает и присуждает Ивану Васильевичу царское достоинство; в переводе вместо этого читаем: «Сего ради… смирение наше умыслих… подавая и утешая нарицаемого царя и господина Иоанна, еже быти и зватися ему царем законно и благочестно венчанному вкупе и от нас и от нашие церкви просвящение (просвещение?) и благословение» [666] . Резкость выражений оригинала здесь значительно смягчена. Оба эти отступления, которые едва ли можно объяснить недостаточным знанием греческого языка, имеют целью провести идею самостоятельности царской власти относительно церкви; это было важно сделать в данный момент, но ничего нового в русскую политическую литературу отступления не внесли. Совершенно другой характер носит третье отступление. В конце грамоты патриарх высказывает мысль, что полезно утвердиться «царю благочестивому и православному, как началу и непоколебимому основанию, которому весь народ и все подвластное ему привыкли повиноваться и подражать, по силе, в делании всякого добра». В переводе вместо этого находим целую теорию, не имеющую с подлинником ничего общего: «Яко же и небесные силы и чины един единому повинуетца, такоже и земные князи в послушание бы истинно пребывали» [667] . Различие довольно значительное. На место повиновения народа, упоминание о котором в грамоте не имело никакого особенного значения и выражало самую общую и бесспорную мысль, переводчик поставил повиновение царю князей, что при тогдашних отношениях царя к боярству, имело, несомненно, большое значение. Любопытно сравнить эту мысль с тем, что было выше отмечено в поучении из чина венчания. Там составитель его счел нужным указать царю на необходимость жаловать бояр по их отечеству; но прошло 15 лет [668] , обстоятельства изменились, и явилась надобность выставить учение противоположного содержания. Таким образом, если рассматривать перевод соборной грамоты как самостоятельное литературное произведение, то можно сказать, что он весь проникнут одной вполне определенной идеей самостоятельности царской власти, причем эта самостоятельность понимается в том смысле, что царь не получает своих полномочий ни от какой другой власти, и в том, что ни один класс населения не стоит к нему ни в каких других отношениях, кроме отношения «послушания».
665
Соборная грамота. С. 11 и 23.
666
Там же. С. 24.
667
Там же. С. 13 и 24.
668
Соборная грамота была получена в 1562 г., тогда же, вероятно, был сделан и перевод.
Давно уже было замечено, что царский титул ничего не прибавил к власти великого князя [669] . Эту мысль можно дополнить еще тем, что памятники, относящиеся к принятию титула, не заключают в себе никаких новых идей о пределах царской власти, а выражают только стремление укрепить за царем ту власть, которую он имел и раньше. Только в чине венчания промелькнула новая мысль об отношении царя к боярам; но эта мысль, если даже считать ее современной событию, говорит не о возвышении царской власти, а скорее об ее ограничении.
669
Н. Лебедев. Макарий, митрополит всероссийский. Чт. Общ. люб. дух. просв., 1878, сент. С. 393.
Стоглав представляет интерес не только для вопроса об отношении царя к делам веры, но также и для характеристики отношения духовных властей к делам государственным. Исследователи еще не могут прийти к соглашению относительно подлинности Стоглава. Одни считают его официальным сборником соборных постановлений, другие думают, что это труд какого-нибудь частного собирателя, не уполномоченного на то собором. Осторожнее будет держаться второго из этих мнений, тем более, что все доказательства, приводившиеся доселе в пользу официальности Стоглава, говорят только то, что собор издал свои постановления в виде цельного уложения, но они не в силах убедить нас, что Стоглав и есть это самое подлинное уложение [670] . С другой стороны, ряд промахов, допущенных составителем Стоглава, не позволяют думать, чтобы собор мог издать свои постановления в таком именно виде [671] . Если же считать его частным собранием, если видеть в нем не официальный документ, а литературное произведение, то все составные части его: речи, вопросы, ответы – получают интерес со стороны заключающихся в них идей совершенно независимо от того, были ли эти идеи действительно высказаны на соборе теми самыми лицами и в том самом виде, как мы это находим в Стоглаве.
670
Ср. Голубинский. Ист. р. церкви. Т. II. С. 782–785.
671
Указание на эти промахи см., напр., у И.Жданова. Материалы для истории Стоглавого собора. Соч. Т. I. С. 246, 248-9, 252 и др. Ср. Д. Стефанович. О Стоглаве, 1909. С.43.
Наиболее ярко выражена в Стоглаве идея участия царя в делах церкви. В речи своей к отцам собора царь убеждает их «исправити истинная и непорочная наша християнская вера», а о себе самом он говорит: «Аз же… за веру християнскую и за истинный православный закон… всегда есмь с вами исправляти и утвержати» [672] . В своих заботах о вере царь дает наставление епископам и архимандритам, заседающим на соборе, и обращает их внимание на целый ряд вопросов церковной жизни, подлежащих их обсуждению. Вопросы эти чрезвычайно разнообразны; они касаются иконописания, церковной службы, монастырских порядков, различных ересей, народной нравственности и благочестия, непорядков в церковном суде и многого другого. Это вмешательство царя в область церковных дел отцы собора не только не сочли незаконным, но, наоборот, приветствовали его. Составитель Стоглава говорит, что они, выслушав речь царя «о благочестии слово вознесоша и вседержителю Богу хвалу воздаша, и бе чудно видение и всякого ужаса исполнено толико царствие величество церкви Божии с душевным желанием совокупляется» [673] . Как сказано сейчас, историческая достоверность всего этого не имеет большого значения: может быть, почин созвания собора принадлежал вовсе не царю Ивану Грозному, а, как думают некоторые, митрополиту Макарию, он же, может быть, составил речь от имени царя и вопросы для обсуждения [674] , но важно, что в Стоглаве почин приписан одному царю, и что его деятельность в этом направлении признается входящей в круг его власти. Собор не только на словах одобряет вмешательство царя, но и делом подтверждает свое одобрение. Во многих ответах собора на царские вопросы, касающиеся ересей, суеверий, языческих обычаев, кощунства, преступлений против нравственности, говорится, в каком порядке вести борьбу со всем этим, и везде собор главное или по крайней мере видное место отводит самому царю и тем мерам, которые должны быть приняты по его указу: «благочестивому царю свою царскую учинити заповедь», «царю свою царскую грозу учинити», «по царской заповеди» епископы должны разослать соответственные грамоты и т. п [675] .
672
Стоглав, по изд. Кожанчикова. С. 27 и 34.
673
Там же. С. 35.
674
Голубинский. С. 776–777.
675
Стоглав, указ. изд. С. 138, 140, 141 и др.
Рядом с участием царя в церковных делах видим в Стоглаве и подчинение его церковным постановлениям и даже церковной власти. В своей речи к собору царь выражает твердое намерение держаться в своих действиях «православного закона» и «божественных правил». Предвидя возможность нарушения этих правил, он обращается к отцам с настоятельной просьбой обратить его в таком случае на путь истины: «Вы о сем не умолкните, аще преслушник буду, воспретите ми без всякого страха, да будет жива душа моя и вси под властию нашею» [676] . Весьма понятно, что собор поддержал эту мысль о подчинении царя божественным или церковным правилам. Но он дал ей более конкретное содержание, выставив учение о независимости епископской власти и о неприкосновенности церковного имущества. Оба вопроса рассматриваются в Стоглаве вместе. «Не подобает князем и боляром… священнического и иноческого чина на суд привлачати, ниже таковых судити, да не обладает ими никтоже от простых людей, точию великая соборная церковь обладает ими и судит таковых по закону священных правил… Аще ли кто покусится что взяти от церкви чрез благословение, кроме закона церковного, таковый ничему подобен есть, точию священного
крадущи» [677] . Церковь в этом соборном ответе является как самостоятельное учреждение, вполне независимое от государства, имеющее свои законы, свой суд, свою собственность. Епископы, стоящие во главе церкви и творящие суд, имеют самостоятельную власть, недоступную для воздействий со стороны государства. Соборный ответ говорит, собственно, о посягательстве на церковный суд и церковную собственность со стороны князей, бояр и мирских судей, но нет сомнения, что он касается и самого царя, если уже не думать, что он его главным образом и имеет в виду. Это видно из тех ссылок, на которые опирается ответ. Наряду с постановлениями церковных соборов встречаем здесь ссылки на новеллы Юстиниана (среди них – на предисловие к 6-й новелле), грамоту Константина папе Сильвестру, так называемая заповедь царя Мануила Комнина, церковный устав св. Владимира, произведение, известное под заглавием «На обидящих церкви Божия» и др. [678] Во всех этих памятниках о неприкосновенности церковного суда и имущества или говорится в общих выражениях или же прямо, как о посягательствах со стороны царской власти. Хотя таким образом соборный ответ высказывает более частную мысль, чем царская речь, но несомненно, что эта частная мысль представляет только вывод из подразумеваемого общего положения об обязательности для царя божественных правил, в разряд которых с самого начала нашей письменности были отнесены и постановления византийских императоров, касающиеся церкви. Между царской речью и соборным ответом на данный вопрос нет принципиального разногласия.676
Там же. С. 34–35.
677
Там же. С. 179.
678
Там же. С. 184, 185–187, 188–203. Разбор ссылок с указанием первоисточников см. у Д. Стефановича. Назв. соч. С. 247–255.
Из положения об ограничении царской власти христианским законом и божественными правилами делалось в предшествующую эпоху заключение о пределах повиновения царю. Как мы видели, Иосиф Волоцкий и митр. Даниил объявляли необязательными для подданных те повеления царя, которые нарушают христианский закон и божественные правила. Эту же мысль, хотя и не в такой резкой форме, можно найти и в Стоглаве. Любопытно, что ее высказывает здесь сам царь. В речи его к собору, после указания на обязанность отцов потрудиться об истине и о православной вере, читаем: «Помяните, како обещастеся на святем соборе (т. е. при поставлении), яко аще что ми велят сотворити не по правилом святых отец князи и боляря, еще и сами владуще, аще и смерть восприяти, никакоже ми их не послушати» [679] . Резкость общей мысли здесь смягчена тем, что допускается возможность непослушания не со стороны всех подданных, а только одних церковных властей. Простирается ли их непослушание только на область тех отношений, где царь является перед ними как член церкви, т. е. отношений религиозных, или оно может касаться и чисто государственных постановлений, – этот вопрос находится в связи с тем, что читаем в Стоглаве о вмешательстве церковной власти в дела государственные вообще.
679
Там же. С. 33–4.
В параллель к учению об участии царя в делах церкви, царская речь выставляет учение об участии церковной власти в делах государства. Напоминая собору о том, что было сделано «в преидущее лето», об учреждении старост и целовальников, об издании судебника и уставных грамот, царь говорит: «Уставные грамоты прочтите и рассудите…. аще достойно сие дело, на святем соборе утвердив и вечное благословение получив, и подписати на судебники и на уставной грамоте, которой в казне быти». Затем высказывается мысль и общего характера: «во всяких нуждах пособствуйте, порассудите, и уложите, и утвердите по правилам святых апостол и святых отец и по прежним законам прародителей наших, чтобы всякое дело и всякие обычаи строилося по Бозе в нашем царствии… И мы вашего святительского совета и дела требуем и советовати с вами желаем о Бозе…. и вы, рассудя по правилом святых апостол и святых отец, утвержайте в общем согласии вкупе» [680] . Царь выражает, таким образом, намерение во всем советоваться с духовным чином, предполагая при этом, конечно, что собор будет в своих советах руководиться исключительно божественными правилами и рассматривать государственные дела с точки зрения соответствия их этим правилам. Идеалом для него является «общее согласие» обеих властей – государственной и духовной. Это тоже общее согласие в смысле взаимной помощи и отсутствия вражды между властями, указание на которое встречается и раньше в некоторых произведениях древней русской письменности, у митр. Илариона, Максима Грека и др. В этом отношении Стоглав остался верен своей задаче – исправить все по старине и утвердить древние предания [681] .
680
Там же. С. 39–40. Ср. выше с. 27: «потружайтеся… во исправление церковному благочинию и царскому благозаконию и всякому земскому строению».
681
Там же. С. 26.
Итак, политические идеи Стоглава, поскольку они относятся к вопросу о пределах царской власти, могут быть выражены так: власть царя не ограничивается одними государственными делами, но простирается и на область дел церковных. Этой широте власти соответствует, однако, некоторое ограничение ее: царь подчиняется церковным правилам и советам церковного собора не только в вопросах веры, но и в вопросах чисто светского характера.
Такое же политическое миросозерцание, как в Стоглаве, проводит ряд современных ему писателей; среди них первое место принадлежит митрополиту Макарию, вдохновителю и, может быть, тайному виновнику Стоглавого собора. Отмечая ряд промахов и ошибок во всех сторонах деятельности Макария, историки и биографы его указывают вместе с тем на широту его замыслов и особенно на широту взглядов, которые легли в основу этих замыслов. Он был одушевлен мыслью о всемирно-историческом значении русского царства и о высоких задачах, лежащих на русском царе. Как раз в пору его деятельности было выдвинуто, в параллель учению о Руси – третьем Риме, учение о Руси – втором Иерусалиме. Учение это придавало русской церкви значение церкви всемирной, хранительницы истинной веры. Митр. Макарий был горячим сторонником этого учения, но, как и его современник Филофей, он понимал, что высокое призвание русского царства и русской церкви обязывает их быть достойными его. Отсюда – церковные исправления Стоглавого собора, Четьи-Минеи, Степенная книга и все остальные предприятия Макария [682] .
682
Н. Лебедев. Назв. соч. С. 397–406.
Эта же мысль лежит и в основе взглядов митр. Макария на царскую власть и на ее пределы. Если русскому царству принадлежит мировое значение и в политическом, и вместе с тем в церковном отношении, то отсюда сам собой напрашивается вывод о правах и обязанностях царя в области церкви. Указание на тесную связь царской власти с делом церкви находим уже в послании Макария к вел. князю Василию Ивановичу, написанном еще в бытность Макария архиепископом Новгородским. Послание имеет целью расположить великого князя к преобразованию новгородских монастырей на общежительных началах [683] , и с этой целью Макарий доказывает здесь обязанность его заботиться о церкви. Исходной точкой для доказательства он берет мысль о божественном происхождении царской власти. Государь, читаем здесь, поставлен «от вышняа Божиа десница», его «Бог в себе место избра на земли» и поручил ему милость и живот «всего великого Православия», т. е. всех православных людей. Поэтому государь должен «промышлять о божественных церквах и честных монастырях». Далее Макарий напоминает вел. князю, что новгородская ересь была уничтожена его усердием, и просит его «упразднить своим царским велением» монастырское бесчиние в Новгороде и в Пскове. В конце послания он говорит, что на нем, архиепископе, лежит обязанность о всех церковных непорядках возвещать одновременно митрополиту и государю – «по божественному Писанью: вся да сказана бывают царю и архиерею» [684] . Макарий не объясняет, какое место в св. Писании он имеет в виду, но мысль его совершенно ясна: забота о православной вере и о церкви лежит на царе совершенно так же, как на архиерее; светская власть и духовная действуют в делах церкви вместе, у них в этом отношении один круг ведомства. Та же мысль об обязанностях царя в области веры выражена в общей форме в поучении митр. Макария Ивану Грозному по случаю его бракосочетания (1547 г.): «Приали есте царство от Бога рассудити люди ваши в правду, и вы храните бодрено от дивих волк, губящих е, да не растлят Христова стада словесных овец, от Бога вданного вам» [685] .
683
См. об этом преосв. Макарий. Ист. р. церкви. Т. VI. С. 207–208; Т. VII. С. 71–72.
684
Доп. А. И., I. № 25.
685
Древн. Росс. Вивл., XIV. С. 229. Здесь же встречается мысль, уже знакомая нам из чина венчания Ивана IV, о почитании святительского и иерейского чина и почти в тех же самых выражениях.
Как иосифлянин, Макарий признавал и обратную сторону этого учения, а именно подчинение царя божественным законам. Специально этой теме посвящен его Ответ на предложение Ивана Грозного об ограничении церковного землевладения [686] . Макарий доказывает здесь неприкосновенность церковных имуществ обычными доводами: ссылкой на постановления соборов, на церковный устав св. Владимира и на подложную грамоту Константина Великого папе Сильвестру. Всем этим памятникам он усвояет абсолютную обязательность для русского царя; ни изменить их, ни отменить царь не может, так как им присущ божественный характер. «Тебе, от Бога ныне возвышенному и почтенному, единовластному царю, во всем великом российском царствии самодержцу сущу, и в конец сведущему Христов закон евангельского учения и св. отец заповеди… сего ради, благочестивый царю, подобает тебе рассудив смотрити и творити полезная и богоугодная» [687] . В этих словах заключается намек на принятие царского титула и на то, что Иван Грозный пользуется более высокой властью, чем его предшественники; отсюда Макарий выводит не расширение пределов царской власти, а, наоборот, еще большее ее ограничение в смысле необходимости для царя более строго соблюдать божественные законы. Заканчивает он свой ответ мыслью о необязательности для архиерея тех царских повелений, которые изданы с нарушением божественных законов. Изложение этой мысли очень близко к тому, что находим на этот счет в царской речи Стоглава, или, вернее, при составлении царской речи к собору Макарий поместил в ней ту же самую свою любимую мысль, которую он нашел нужным выразить и в своем Ответе. «Егда рукополагахся…, тогда… пред всем народом кляхся судбы и законы и оправдание наше хранити, елика наша сила, и пред цари за правду не стыдитись; аще и нужа будет ми от самого царя, или от вельмож его, что повелят ми говорити, кроме божественных правил, не послушати ми их, но аще и смертью претят, то никакож ни послушати их» [688] . Макарий говорит здесь только о праве архиерея сопротивляться незаконным повелениям царя; никакого общего вывода о существовании этого права у всего населения он не делает. Может быть, это не вполне последовательно, но таков, действительно, был его взгляд.
686
Об обстоятельствах, при которых написан этот ответ, см. Голубинский. Ист. р. церкви. Т. II. С. 800. Там же. С. 136.
687
Н. Тихонравов. Летоп. русск. литер. Т. V. Отд. III. С. 134.
688
Там же. С. 136.