Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии

Для керамического комплекса древнего Ходжента (Беляева Т.В., 1978), несколько более позднего, чем комплекс Нуртепа, характерно также сочетание лепной и круговой керамики.

В целом можно говорить об очень большой близости этих двух комплексов. Необходимо только отметить два обстоятельства. Во-первых, в лепной керамике Ходжента, хотя и в небольшом количестве, представлена расписная керамика. Зафиксированы следующие типы росписи: заштрихованные треугольники и пряжки со сплошной заливкой. Во-вторых, исследователи обращают особое внимание на близость керамики (особенно лепной) Ходжента и ферганской керамики эйлатанского периода.

Погребальный обряд. Погребальный обряд известен только по одному погребению, открытому на Нуртепа (Негматов Н.Н., Беляева Т.В., Мирбабаев А.К., 1982, с. 98). Могильная яма размером 0,8x1,8 м была ориентирована в направлении запад-восток, в северном срезе имелась подбойная камера. Камера была закрыта сырцовыми кирпичами, установленными торцом. Скелет лежал на спине, головой на запад. Левая рука вытянута вдоль туловища, правая согнута в локте, так что кисть лежит на животе. Ноги вытянуты, ступни перекрещены. В ногах стояли два кувшина, у бедра лежал цилиндро-конический бокал с маленьким плоским дном.

Заключение ( В.И. Сарианиди, Г.А. Кошеленко )

Как показывает приведенный выше материал, история Средней Азии эпохи раннего железа изучена еще очень неравномерно. Многие важные проблемы на базе имеющегося материала могут быть только поставлены, но не имеют еще однозначного убедительного решения. В силу этого в данном разделе работы и мы не можем дать бесспорных ответов на многие вопросы, а вынуждены ограничиться более или менее убедительными гипотезами.

В частности, не имеет еще бесспорного решения проблема генезиса культур раннего железного века Средней Азии, точнее две тесно связанные проблемы: генезис культур южной зоны (Парфия, Маргиана, Бактрия) и генезис культур северной зоны (Фергана, Ташкентский оазис, Уструшана).

Что касается первой из них, то в настоящее время, естественно, уже не может удовлетворить традиционное решение этой проблемы, появившееся в начале этого века, а позднее поддержанное рядом исследователей (Ганялин А.Ф., 1956, с. 86; Марущенко А.А., 1959, с. 70–72; Толстов С.П., Итина М., 1966, с. 31–35) — сложение комплекса Яз I как результат движения на юг степных андроновских племен. Точно так же и несколько модернизированная точка зрения, некогда защищавшаяся (хотя и без большой убежденности) В.М. Массоном (Массон В.М., 1966, с. 189) также не может быть принята на современном уровне изученности проблемы. И уж совершенно нельзя согласиться с точкой зрения, защищаемой А. Аскаровым и Л.И. Альбаумом (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979), согласно которой возникновение культуры типа Кучук I происходит на базе синтеза местной культуры позднебронзового века и культур степной бронзы. Все эти точки зрения обладают одной изначальной слабостью — для культур степной бронзы не свойственны те типы керамики и ее орнаментации, которые наиболее ярко характеризуют комплекс Яз I и связанные с ним комплексы предгорной полосы Копет-Дага и Северной Бактрии.

Мы полагаем, что при решении проблемы происхождения этих культур необходимо ориентироваться именно на те элементы, которые наиболее специфичны для них. Исходя из этого, представляется, что тем центром, откуда началось движение племен «язовского типа» может быть только приход новых племен, причем северо-восточный Иран являлся промежуточной территорией на этом пути. Движение племен этой культуры имело два направления: через горы Копет-Дага в подгорную равнину и в сторону южной, левобережной Бактрии. В результате этого движения возникают два новых важных центра этой культуры: северопарфянский (важнейшие пункты Улугдепе и Елькендепе) и южнобактрийский (наиболее известен Тиллятепе). Из этих центров началось вторичное движение — из Северной Парфии в Маргиану, а из Южной Бактрии — в Северную. В Маргиане в результате возникли поселения типа Яздепе, а в Северной Бактрии — типа Кучуктепе. Подобная схема движения естественным образом объясняет все хронологические различия между центрами культур племен «язовского» типа. Можно полагать, что Маргиана и Северная Бактрия не были конечными этапами этого движения. Хотя памятники Согда начала I тысячелетия до н. э. еще почти не изучены, отдельные факты, имеющиеся в нашем распоряжении, заставляют думать, что зона распространения южных культур охватила и Согд.

Насколько мы можем судить, движение этих племен нельзя воспринимать как сокрушительное нашествие, сметавшее старые культуры и их центры. Археологические материалы показывают, что движение было относительно медленным и мирным и не сопровождалось гибелью старых центров позднебронэовых культур. В ряде мест зафиксировано сосуществование центров культур поздней бронзы и центров «язовских» племен. В конечном счете формирование культур раннего железного века юга Средней Азии — результат синтеза именно этих двух начал.

В самом деле, когда в 1970 г. в северо-восточном Иране были встречены отдельные расписные черепки, было высказано мнение о существовании особой восточнохорасанской культуры, связанной с культурами раннежелезного века Ирана (Сарианиди В.И., 1973). В последующие годы итальянскими археологами здесь были выявлены уже отдельные поселения этой культуры, относящиеся к концу II тысячелетия до н. э. Наконец, крупномасштабные раскопки Тиллятепе в Южной Бактрии в 1978–1979 гг. выявили представительную коллекцию расписной керамики, давшую такое большое количество типов орнаментов, которое в несколько раз превосходит все известные из южных областей Средней Азии.

Анализ орнаментированных типов посуды Тиллятепе показал их преимущественную связь с расписной керамикой юго-западного Ирана, восходящей в конечном счете к традициям расписной посуды таллибакунского типа. Если упомянутые керамические комплексы разделяет большой хронологический период, то определенную близость обнаруживают синхронные материалы расписной посуды поселения Пирак в Белуджистане. И хотя последнее поселение располагается у боланского прохода, соединяющего между собой Афганистан и Пакистан, думается, что предполагаемая связь имела не прямой, а опосредствованный характер. В этом отношении показательны материалы поселения Нади-Али, расположенного на границе Ирана и Афганистана. Новейшие раскопки показали, что подобно вышеотмеченным столичным центрам и здесь находилась высокая кирпичная цитадель, на верхней плоскости которой располагались здания монументального характера. Найденный здесь археологический материал относит время существования Нади-Али к мидийскому времени, т. е. более позднему, чем Тиллятепе, но в целом одновременному Яз I. Хотя в настоящее время не хватает многих связующих данных, думается, что памятники типа Нади-Али, расположенные на крайнем юго-востоке Афганистана, более тяготеют к поселениям юго-западного Ирана, чем северного Афганистана, где их разделяют горные кряжи Гиндукуша.

Особая проблема — проблема генезиса северных среднеазиатских культур: культур Ферганы (сначала чустской, а затем эйлатанской) и бургулюкской культуры Ташкентского оазиса. Нам представляется, что нельзя (как это иногда делается) уподоблять процесс становления этих культур и культур юга. Различие между ними достаточно велико в силу того, что и чустская культура, и связанная с ней бургулюкская формировались в результате трансформации местных степных племен, ведших ранее пастушеско-земледельческое хозяйство, переходивших на рубеже II–I тысячелетий до н. э. к постоянной оседлости и новому экономическому базису — земледелию. В этом процессе необходимо учитывать не только роль спонтанного развития этих племен, но также и роль влияний, идущих с юга, а также, как это уже неоднократно указывалось в литературе, роль казахстано-сибирских и восточно-туркестанских связей чустских племен (Литвинский Б.А., 1981, с. 159–160). В Фергане и в Ташкентском оазисе ситуация осложнялась тем, что в процессе исторического развития населения этих районов в первой половине I тысячелетия до н. э. большую роль (чем на юге) играли постоянные контакты со скотоводческими племенами. При этом в силу тех или иных причин часть этих племен оседала на землю. Этот процесс нашел свое выражение, в частности, и в формировании эйлатанской культуры, в генезисе которой, помимо чустских элементов, важную роль сыграли племена кайраккумской культуры, а также влияния кочевников Тянь-Шаня, Алая и Семиречья (Литвинский Б.А., 1976).

Процесс исторического развития в двух земледельческих зонах Средней Азии шел в одном и том же направлении, но в рассматриваемый период результаты этого развития были различны, поскольку начиналось оно от разных «отметок»: на юге Средней Азии традиции земледельческой культуры насчитывали уже много столетий и историческое развитие здесь шло быстрее, чем на севере, где общества только осуществили переход к земледелию. При этом необходимо иметь в виду, что и там, и здесь основные факторы, определявшие исторический прогресс, были одни и те же: постепенное распространение железных орудий труда и развитие ирригационного земледелия. Практическое различие между этими двумя зонами сказывалось в том, что на юге общество уже имело определенные навыки и опыт строительства и эксплуатации ирригационных систем (хотя бы и примитивных), в то время как на севере его не было. На юге в первой половине I тысячелетия до н. э. происходит постепенное усложнение социальной структуры общества. Внешне это находит свое выражение в создании оазисной системы расселения, что предполагает существование четкой системы руководства трудовыми усилиями общества в рамках оазиса. Точно так же одним из внешних выражений этого явления было создание различных типов поселений. Дело заключается не только в возникновении поселений с цитаделями (на что обычно обращается внимание и интерпретируется как свидетельство становления государственности), но и в самом факте наличия разнотипных поселений, что явно отражает сложную структуру общества — наличие внутри него разного типа социальных организмов. Это усложнение социальной структуры общества было одним из проявлений процесса перехода от первобытнообщинного строя к строю классовому и государственности. В период Яз I этот процесс активно шел на территории южных областей Средней Азии. Мы полностью согласны с тем мнением, которое стало уже общепринятым в советской науке, — становление государственности здесь происходит путем создания очень мелких примитивных государственных образований (на базе отдельных микрооазисов). В этих условиях особой проблемой является существование «Бактрийской державы», смутные сведения о которой сохранились у античных авторов. Нам представляется, что из всех тех решений этой проблемы, которые предлагались современной наукой, наиболее близко к реальности то, которое видит в ней достаточно рыхлое и примитивное объединение ряда областей Центральной Азии, создавшееся отчасти под влиянием деятельности кочевников в период 650–540 гг. до н. э. (Дьяконов И.М., 1971, с. 144–145).

В северной зоне этот же процесс происходил значительно медленнее. В полном согласии с подавляющим большинством исследователей мы полагаем, что и чустская, и эйлатанская, и бургулюкская культуры (по всей вероятности также и культура Уструшаны этого времени) были культурами эпохи первобытнообщинного строя. Соответственно ни Дальверзин, ни Чуст, ни Эйлатан не могут быть определены как города. Видимо, полностью справедливо то мнение, согласно которому в Фергане в период существования эйлатанской культуры только создавались предпосылки для становления государственности.