Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии

Проблемы этнической истории Средней Азии во II — начале I тысячелетия до н. э. активно обсуждаются в последнее время в науке. При всех расхождениях (см., например: Литвинский Б.А., 1981; Грантовский Э.А., 1981) в одном пункте согласно подавляющее большинство исследователей — оседло-земледельческие (как, впрочем, и кочевые) общества Средней Азии с начала I тысячелетия до н. э. были в подавляющем большинстве ираноязычны.

Ахеменидское (для западных частей Средней Азии даже, видимо, мидийское) завоевание прервало спонтанное развитие местной государственности. Однако оно охватило только южную зону, северная же зона (Фергана, Ташкентский оазис) сохранила свою независимость. Это привело к тому, что углубились различия в характере культуры этих двух зон. Вопрос относительно причин очень большого единства культуры южных областей Средней Азии (а также Согда и Хорезма) в середине I тысячелетия до н. э. все еще остается нерешенным.

Средняя Азия в античную эпоху

Введение ( Г.А. Кошеленко )

В данном разделе рассматриваются проблемы археологии и истории Средней Азии начиная (ориентировочно) с V–IV вв. до н. э. и вплоть до периода становления феодальных отношений. Некоторая неопределенность и неодновременность начальной хронологической грани [9] объясняется несколькими причинами. Во-первых, еще совершенно не разработан вопрос о границах раннежелезного века; во-вторых, неодинакова степень археологической изученности Средней Азии; в-третьих, наличие (в силу специфики исторического развития) несовпадающих в различных областях Средней Азии этапов внутреннего развития. Несколько неопределенный характер носит ее верхняя хронологическая грань (в силу аналогичных причин). Мы ограничиваемся в данном томе рассмотрением материалов III–IV вв. н. э., полагая, что более поздний период mutatis mutandis должен исследоваться в томе, посвященном Средней Азии феодальной эпохи.

9

Во «Введении» к разделу III данного тома мы уже объясняли причины, по которым изложение согдийских и хорезмийских материалов начато в этом разделе с несколько более раннего времени.

Для всех земледельческих областей Средней Азии период, рассматриваемый в данном томе, это период существования классового общества и государственности. Даже в тех областях, которые в эпоху раннего железного века переживали еще период завершающей стадии первобытнообщинного строя, в первые века до н. э. совершается переход к новым общественным отношениям. Это составляет важнейшую особенность этого исторического этапа по сравнению с предыдущим.

Второе обстоятельство, которое необходимо учитывать, — это то, что история народов Средней Азии этого времени оказывается более тесно связанной с судьбами народов вне пределов среднеазиатского региона, чем раньше. Эта взаимосвязанность находит многообразные выражения. Например, в политической сфере это новое явление проявляется в том, что народы Средней Азии часто входят в границы политических образований, включающих и иные, несреднеазиатские, народы. Так, в начале рассматриваемого периода значительная часть Средней Азии находилась под властью Ахеменидов, позднее она оказалась под властью Александра Македонского, затем Селевкидов. Но позднее мы наблюдаем иную картину: государственные образования, родившиеся на территории Средней Азии, распространяются затем далеко за ее пределы (Парфия, Греко-Бактрия, Кушанское царство).

Наконец, необходимо учитывать постоянное соседство с миром кочевых скотоводческих племен. Кочевые племена явились непосредственными соседями жителей оседло-земледельческих оазисов, и контакты между этими двумя мирами имели огромное значение в истории Средней Азии. Формы этих контактов были многообразны. Во-первых, большинство кочевых народов были этнически близки оседло-земледельческим и в силу этого наблюдалась также и известная близость их культур. Во-вторых, важную роль играли экономические связи этих двух миров. Потребность кочевников в продукции высокоразвитого ремесла оседлых районов и соответственно потребность жителей оазисов в продуктах животноводства делали эти связи постоянно действующими факторами в жизни среднеазиатского общества. Некоторые современные ученые считают даже, что необходимо говорить об единой экономической системе, охватывающей как оседлые оазисы, так и кочевников, системе, в которой оба сектора экономически не могли нормально функционировать без постоянного взаимообмена. Нарушение этого экономического единства (в случае внешних завоеваний и других подобных обстоятельств) приводило к тяжелейшим последствиям и для кочевников и для жителей оседлых оазисов (Briant P., 1982). Наконец, надо иметь в виду и политические формы взаимодействия этих двух миров. Это взаимодействие имело различный характер. Иногда кочевые племена выступали как своего рода политическая «периферия» государственных образований, являясь полувассальными союзниками больших государственных образований, связанных с ними определенными обязательствами (военной помощи и т. п.), Иногда же кочевники завоевывали оседло-земледельческие оазисы, и вожди объединений кочевых племен становились создателями правящих династий. Такова была, в частности, ситуация в Парфии, где кочевники — парны завоевали оседло-земледельческую территорию и кочевая по происхождению династия Аршакидов возглавила это государство, ставшее позднее одной из мировых держав древности. Аналогичной была ситуация и в Бактрии, где завоевание кочевников привело в дальнейшем к формированию Кушанского царства.

Кочевническое завоевание оседлых областей приводило к многообразным последствиям: оно модифицировало социальную структуру общества (лучше всего это известно на примере Парфии — см.: Koselenko G., 1980), способствовало укреплению связей между кочевыми племенами и оседлыми оазисами, поскольку в процессе завоевания оседала на землю только часть кочевников, часть же сохраняла традиционные формы жизни. Наконец, очень сильно сказывались культурные влияния кочевников, особенно на верхушку общества. Для проблемы взаимоотношения кочевников и жителей оседлых оазисов важным является еще одно обстоятельство: граница между зонами оседло-земледельческих племен и кочевников не была стабильной. При всех локальных и хронологических изменениях ведущей оставалась тенденция к расширению зоны оседло-земледельческих культур. Это было связано с общим прогрессом общества, сказывавшемся, в частности, в росте территории, которая осваивалась для земледелия.

Политическая история среднеазиатского региона в рассматриваемую эпоху изучена еще недостаточно. Главная причина этого заключается в незначительности информации, содержащейся в письменных источниках. Под властью Ахеменидов оказалась основная часть оседло-земледельческой зоны среднеазиатского региона. Хотя ахеменидское завоевание и прервало процесс становления местной государственности, все же включение Средней Азии в состав этого грандиозного государственного образования способствовало ускорению социального развития среднеазиатских народов. Местная знать, насколько мы знаем, достаточно быстро интегрировалась в структуру господствующего слоя царства Ахеменидов и использовала государственную машину для усиления своего влияния в обществе. Приобщение к «мировой» политике, участие в больших военно-политических предприятиях Ахеменидов, знакомство с более высокими «стандартами» жизни верхушки общества стран Переднего Востока способствовали большей консолидации знати среднеазиатского региона, росту ее потребностей и тем самым приводили к усилению угнетения народных масс, которые подвергались двойной эксплуатации: со стороны завоевателей Ахеменидов и со стороны местной знати (с ее все растущими потребностями). Естественной реакцией на это было усиление борьбы народных масс, имевшей различные формы. Наиболее яркое выражение эта борьба нашла в восстаниях народных масс, разразившихся в различных частях державы Ахеменидов в 20-х годах VI в. до н. э. В Средней Азии восстания вспыхнули в Маргиане и Парфии. Они были жестоко подавлены.

С другой стороны, постепенно рос и сепаратизм Местной среднеазиатской знати. Основным его очагом была Бактрия. Огромное значение этой сатрапии в составе царства Ахеменидов (она включала также, видимо, Согд и Маргиану) сказывалось в том, что ее наместником, как правило, являлся кто-либо из принцев царствующего дома. Очень часто именно он выступал выразителем этих сепаратистских тенденций. Процесс ослабления государства Ахеменидов в IV в. до н. э. привел к определенной реализации этих тенденций. От него отпал Хорезм, чему есть и археологические подтверждения. Попытку реализации сепаратистских настроений в своеобразных условиях падения власти Ахеменидов и завоевания Александра Македонского предпринял последний наместник Ахеменидов в Бактрии Бесс.

Завоевание Александра привело к включению в состав его мировой державы почти всех тех областей Средней Азии, которые входили в состав государства Ахеменидов (Хорезм сохранил свою независимость). Это завоевание натолкнулось на решительное сопротивление населения основных частей среднеазиатского региона, в первую очередь Бактрии и Согдианы. В сопротивлении участвовали три силы: часть знати, народные массы Бактрии и Согдианы и некоторые кочевые племена. Во главе восставших стоял выдающийся руководитель народной войны Спитамен. Длившаяся несколько лет война потребовала от завоевателей предельного напряжения сил, полной реорганизации армии, изменения политики по отношению к знати. В результате всех этих мер, а также систематически проводившейся политики «геноцида» (по выражению П. Бриана — см.: Briant Р., 1974) сопротивление народных масс было сломлено, бактрийская и согдийская знать примирилась с завоевателем, отряды бактрийских и согдийских воинов участвовали в индийском походе. Символом примирения между Александром Македонским и местной знатью стал брак между новым царем и дочерью местного аристократа Роксаной. Ряд представителен бактрийской и согдийской знати занял высокие посты в административном аппарате державы Александра. Однако никакой уверенности в постоянной покорности местного населения не было, и Бактрия (а возможно, и Согдиана) стали объектом активной колонизации, в рамках которой создавались греческие военные поселения (Кошеленко Г.А., 1979, с. 122 сл.).

Период нестабильности, начавшийся после смерти Александра, сопровождался восстанием греков-колонистов в Бактрии, какими-то не совсем ясными движениями среди местного населения, борьбой за власть различных претендентов на престол и как следствие сменой высших руководителей македонской администрации в Средней Азии. Он закончился около 306 г. до н. э., когда вся среднеазиатская территория, ранее входившая в состав державы Александра, оказалась под властью Селевка, создателя крупнейшего из эллинистических государств. Время первых селевкидских царей было временем определенной стабилизации греко-македонского господства. Однако уже в середине III в. до н. э. происходят очень серьезные изменения в политической ситуации. В силу ряда причин селевкидские наместники в Средней Азии (Андрагор в Парфии, Диодот в Бактрии) отделяются от Селевкидов. Для Андрагора это отпадение оказалось фатальным. Кочевые племена парнов под руководством Аршака завоевывают Парфию, Андрагор гибнет в борьбе; Диодоту же удается консолидировать свою власть и в результате возникает государство, которое современные исследователи называют обычно Греко-Бактрией. Попытки Селевкидов восстановить свою власть оказались безуспешными: и Парфия, и Греко-Бактрия сохранили свое государственное существование. Таким образом, на рубеже III и II вв. до н. э. политическая ситуация в Средней Азии была следующей: в Парфии набирало силу государство Аршакидов, Бактрия составляла ядро Греко-Бактрийского царства, в состав которого входила также Маргиана и, возможно, Согд. Хорезм сохранял независимость и ничего более об его истории в это время сказать нельзя. Столь же не ясна ситуация в Фергане и на среднем течении Сырдарьи.

В дальнейшем Парфия постепенно консолидирует свои силы и разворачивает экспансию на запад и на восток. В результате этой экспансии во II в. до н. э. под ее властью оказывается Маргиана. Походы же на запад привели к созданию одной из крупнейших держав древнего мира, в период своего расцвета Парфянское царство простиралось от Сирии и Армении на западе и до Систана на востоке. В этих условиях те области, где зародилось это государство, постепенно превращаются в окраину, удаленную от основных центров политического и экономического развития. Правда, насколько можно судить по скудным сообщениям источников, эта окраина сохраняла определенное значение как один из тех районов, где сохранились старые парфянские традиции, где сильны были позиции тех кругов знати, которые были настроены антигречески и антиримски, являлись сторонниками решительной внешней политики, и были тесно связаны со знатью кочевых племен.

Насколько мы знаем, в начале н. э. происходит известное обособление Маргианы, которая приобретает автономию в рамках Парфянского царства. Это явление связано с общей тенденцией развития Парфянского царства, которое постепенно превращалось из единого государства в конфедерацию нескольких государственных образований с известным преобладанием внутри нее «великого царя царей». Процесс дезинтеграции Парфянского царства сопровождался внутренними распрями, борьбой за престол различных представителей дома Аршакидов, частыми конфликтами с Римом. Последний удар по Парфии был нанесен восставшими вассалами — правителями Персиды из династии Сасанидов. В 20-х годах III в. н. э. они захватывают основные территории Парфянского царства, однако Маргиана некоторое время сохраняет известную автономию в рамках нового государственного образования. К концу III в. н. э. эта автономия была утрачена, и Мерв стал интегральной частью Сасанидской державы, главным опорным пунктом власти Сасанидов на Востоке. Насколько мы можем судить на основании археологических материалов, смена политической власти первоначально не отразилась сколько-нибудь существенно на материальной культуре Парфиены и Маргианы. Решительные изменения происходят несколько позднее, в IV–V вв. н. э., когда на всей территории Средней Азии отчетливо сказываются те процессы, которые, согласно мнению, преобладающему среди советских исследователей, представляют собой кризис, характеризующий переход от рабовладельческой формации к феодальной.