Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

Бедолага Левин ещё быстрее припустил. Всю усталость, как рукой сняло. Из отстающих мигом в первые вырвался. Ведь, его уже один раз наказывали: вся спина крошечными порезами исполосана, кожа точь в точь на шкуру леопарда похожа, словно его тонкой плеткой из лупили. Взводный постарался. Ещё и солью посыпал, псих спятивший. При этом так зубами клацал, что сердце останавливалось. У бойца до сих пор его налитые кровью глаза в памяти стояли.

— Лично накажу… Мама родная не узнаёт…

От зловещего выкрика что есть силы рванули и остальные. Как лоси во время гона понеслись, распугивая удивленных бойцов из соседнего взвода.

— Бегите, бегите… хумансы… Таким слабым созданиям нужно очень быстро бегать, очень быстро. Или закапываться глубоко-глубоко.

Выждав немного времени, странный взводный тоже направился в сторону леса. Но, проходя мимо сбитого из досок длинного стола с галдящими бойцами из чужого взвода, услышал сдавленные смешки, и тут же резко встал, как вкопанный.

— Кому тут смешно? Кому зубы жмут? — его недовольный голос не предвещал ничего хорошего, отчего за столом тут же воцарилась тишина. Всё молчали, при этом шустро работая ложками. Показывали, что они всё страсть, как заняты тушёной капустой. — Чего молчим? Скажите и я тоже посмеюсь, — никто даже головы не поднял, уткнувшись глазами в свои тарелки. Слишком уж нехорошая слава за взводным тянулась. Про его жуткие изматывающие тренировки уже целые легенды в батальоне складывали. — А может мне поговорить с комбатом, чтобы и вас под моё начало отдали? У меня, как раз брёвна простаивают…

Тут уже и ложки замерли. У кого-то, вообще, кусок в горле застрял. Сразу не до еды стало. А если взводный, и правда, к комбату пойдёт? Полный амбиции тогда! Вообще, продыху не станет.

— … Э-ээ, товарищ командир, — с дальнего края стола нерешительно вытянулась нескладная фигура. Длинный, как каланча, боец с опаской глядел, но взгляда не отводил. — Я это смеялся. Не сдержался, по своей глупости. Не надо про других…

Остальные бойцы, что сидели за столом, на него, как на живого покойника, глядели. Считай, у каждого в глазах читалось: ну, ты братец и попал, как кур во щи, достанется теперь тебе.

— Мы ведь… Э-э, товарищ командир, просто не понимаем, зачем всё это? Ну, брёвна, камни, и другое… — осмелевший боец, похоже, решил с головой в капкан залезть. Ведь, всё эти упражнения многие считали ненужной придурью. И кто знает, как взводный отреагирует на этот вопрос. Вдруг решит, что над ним решили посмеятся? — Мы ведь к бою готовимся. Мы же бойцы Красной Армии. Будем с оружием в руках с немцем сражаться. Нам бы на фронт скорее попасть, а там мы всём покажем. Возьмём винтовку, применения штыки, и в атаку. А тут такое — брёвна, палки и камни какие-то.

У сидевших за столом челюсти медленно вниз поползли. Похоже, уже с товарищем мысленно попращались. На их памяти никто ещё так с этим спятившим взводным не разговаривал.

Удивился и взводный. Обычно бойцы, вообще, на него старались не смотреть. При его приближении просто вытягивались по стойке смирна и дальше, от греха подальше, бежали. Этот же вопросы задаёт.

— Интересно, значит, спрашиваешь… Хорошо, — командир довольно прищурился, тут заставив бойца напрячься. — На войну хочешь — хорошо… Убивать врагов — хорошо… Убивать много врагов — очень хорошо.

От каждого этого «хорошо», произносимого со странным придыханием, боец аж вздрагивал. И остальные тоже сидели, как на иголках.

— Только это все не про тебя, — взводный ткнул прямым, как нож, пальцем в стоявшего перед ним бойца. Затем показал на одного из сидевших. — И не про тебя. И, вообще, ни про кого из вас. Никакие вы не воины. Вы всё просто мясо, гниющие трупы.

Взводный говорил размеренно, едва не печатая каждое слово. Словно гвозди забивал в… голову.

— Большую часть, если не всех, убьют в первом же бою. А мои может ещё и поживут немного, а может и убьют кого-то. Что глазами хлопаешь, не так разве?

Стоявший боец покраснел, как помидор, и уже собрался возразить. Только не успел — к горлу уже прижали нож. Осторо заточенное лезвие медленно скользило по коже, оставляя мерзкое, просто отвратительное ощущение.

— Вот ты и труп! — буквально в ухо выдохнул взводный. — Что не ждал, не думал? А враг не будет ждать. Он ударит именно тогда, когда никто не будет ждать. Начнешь перекусывать, сядишь по нужде, начнёшь смывать грязь, а враг тут как тут… Я бы именно так и сделал. Вот, как сейчас, например. Залёг вон в тех кустах, подождал. Всё бы наелись от пуза, осоловели, и завалились спать. А через пару часов, как всё уснут, я бы пошёл по палаткам. Дальше, совсем просто. Зажимаешь рот рукой, чтобы не было слышно хрипов, и вскрываешь горло. Раз, и нет одного. Раз, и нет второго. Главное, потом не подскользнуться…

Взводный чуть сильнее надавил ножом, скользнула струйка крови.

— А то крови много бывает… Горячая, пряная, течёт прямо под ноги… Режешь кожу, плоть, а она течёт, брызжет во все стороны. Если же нож тупой, то совсем плохо. Враг верещать начинает, как поросёнок. Визжит, хрипит. Кровь в лицо брызжет, на руки, ноги. Весь в крови, всё мокрое, липкое, а прямо под ногами враг трепыхается: ножками и ручками дрыгает, головкой мотает. Хоррошо…

Вдруг раздался сдавленный то ли вскрик, то ли стон. Здоровый бугай, сидевший за столом в самой середке, сильно побледнел, пошатнулся и свалился без чувств.

— Всё вы трупы, а мои люди ещё поживут, — с ухмылкой закончил взводный, пряча нож в рукаве. — Поживут чуть дольше… Может быть поживут… И поднимите этого вояку, в чувство приведите. Чувствую, боец из него ещё тот выйдет. Может его, пока не поздно, на кухню определить?

Взводный пнул растянувшегося у лавки. Тот ответил стоном, но так и не оччнулся.

— А сейчас живо по палаткам! — рыкнул командир, сделав бешенное лицо. И переход от насмешливой до звериной маски был столь быстрым, неожиданным, что всё прыснули, как тараканы, во всё стороны. — Живо, я сказал. А ты чего встал?

Рядом с опустевшим столом остался стоять лишь один боец — тот самый длинный, нескладный, что единственный из всех признался в смехе.

— Чего надо? Оглох что ли?

— Я, товарищ командир,… э-э к вам хочу. Возьмите, не пожалеете. Не смотрите на то, что худой. Зато я сильный, выносливый и жилистый. Многое вытяну.

Уже уходивший было, взводный развернулся и посмотрел на бойца, как учёный на очень редкое, а может и неизвестное насекомое.

— Зачем тебе это?

— Жить хочу, товарищ командир. До вас ведь у нас не занятия, а один смех был. Считая, за неделю только два раза и стрелялили. Остальное время хоз работы по обустройству лагеря и рытье траншей. А я не хочу так, товарищ командир. Возьмите, Христом Богом прошу. И матушке напишу, чтобы за вас Бога молила.

У взводного нехорошо сузились глаза, став похожими на две щелки.

— Не трогай, богов, — тихо проговорил он. — Никогда не знаешь, чего они попросят за свою помощь. Может твою жизнь…

И так это было сказано жутко, что боец вздрогнул и непроизвольно сделал шаг назад.

— Ладно, боец, поговорю о тебе со старшим. Только не пожалей потом о своей просьбе.

— Никак нет, товарищ командир, — обрадовался парень. — Как можно? Не пожалею. Слова от меня не услышите.

Взводный же недоверчиво покачал головой.