Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

— … Сувалки… Действительно, дурацкое название. Все у унтерменшей, не как у людей. Названия сел и деревень похожи на случайный набор букв… Сколько до места?

— Около двух часов, господин генерал. Дальше дорога совсем плохая, от дождя все размыто…

И правда, как съехали с основной дороги, сразу же застряли. Прошедшая перед ними колонна нарыла такие колеи, что машина Гудериана то и дело садилась на брюхо. Оттого дорога продлилась не два часа, как обещал офицер связи, а все три часа с небольшим.

— … Подъезжаем, господин генерал.

Густо покрытая грязью, машина выбралась на песчаный грунт и сразу же прибавила ход. Грузовик с охраной безнадежно отстал. Тяжелую машину то и дело приходилось толкать.

Впереди среди березняка показались покосившиеся бревенчатые избенки. Прибыли, значит.

— Где командир? — Гудериан спрыгнул с машины, не дожидаясь ее остановки. Начал оглядываться по сторонам в поисках офицеров. — Командира ко мне! Разыскать немедленно!

Офицер связи, тоже выбравшийся из машины вслед за командиром, недоуменно бродил от дома к дому. Все было брошено, покинуто. Вокруг ни единой души. У колодца стоял броневик с торчащим из него стволом пулемета. Рядом дымила походная кухня, из закопченного бака которой торчал здоровенный половник. Казалось, повар куда-то отошел и вот-вот вернется назад, к своему рабочему месту.

— Куда, черт побери, все запропастились? Олухи…

Выругавшись, Гудериан зашагал в сторону застывшего под раскидистым дубом танка. На корме боевой машины лежал промасленный комбинезон и грязное исподнее, внизу стоял тазик с водой. Похоже, экипаж готовился к стирке.

— Эй! Кто тут есть? — требовательно крикнул генерал, окончательно теряя терпение от такого непотребного отношения к службе. Вокруг не были ни души: ни часовых, ни дежурного. — Немедленно ко мне! Франц?! Черт побери, и этот словно провалился…

Вернулся к машине, на которой прибыл. Двигатель работал, а водителя за рулем не было. Тоже исчез.

— И этого нет, — прошептал Гудериан, расстегивая кобуру. Окончательно стало ясно, что здесь что-то случилось.

Встал спиной к машине и начал всматриваться в окружающие его дома, сарая, деревья. Ствол пистолета следовал строго за его взглядом.

— Солдаты! Внимание! Говорит генерал Гудериан! — громко выкрикнул он. — Немедленно все ко мне! Немецкие солдаты!

Тихо шелестела листва, где-то вдали с тревогой кричали птицы. Такое чувство, что людей здесь никогда и не было. Целая танковая часть пропала, как и не было. Только техника, оружие на месте.

— Солда…

Крикнул, но голос тут же «дал петуха». Кожей почувствовал, что у шеи застыл холодный металл. Больно кольнуло, и по шее тут же скользнула теплая струйка крови.

Гудериан бросил пистолет и медленно поднял руки вверх. Похоже, все, доигрался. Желание всегда быть на острие атаки сыграло против него.

— Humans… — у его уха вдруг раздался тихий шелестящий шепот, больше похожий на змеиное шипение. У Гудериана аж волосы на голове дыбом встали. Слишком жуткий, нечеловеческий это был звук. — Humans.

Его с силой пнули в спину, бросив на землю. Тут же на спину навалился кто-то тяжелый, прижал голову к земле, руки загнули назад и крепко их связали.

— Черт… Проклятые иваны, — сквозь зубы, рычал генерал. — Скоро мы всех вас с землей смешаем. Чертовы унтерменши…

Его, как кутенка, так встряхнули, что зубы клацнули. Поставили на ноги и толкнули в спину, чтобы шел вперед.

— Вы все сдохните… Скоро… — скрипел он зубами. — Генерал Гудериан слов на ветер не бросает… Слышишь меня, чертов иван? Мои парни найдут тебя, и ты пожалеешь, что родился…

Но позади была тишина, ни звука не раздавалось. Лишь время от времени толкали в спину, направляя его движение. Когда же замедлял шаг, уже кололи ножом.

— Я командующий второй танковой армией. Слышишь ты, чертов урод? Тебе оторвут ру…

У Гудериана вдруг потемнело в глазах. Он сделал несколько шагов и встал, как вкопанный.

— Господи…

За домом, куда они только что завернули, раскинулось… В его голове тут же всплыло единственное слово, подходящее для увиденного. Это было настоящее языческого капище.

— Боже…

Вокруг огромного кострища лежали обезглавленные человеческие тела. Десятки, десятки и десятки тел располагались в три слоя, словно жуткий многослойный пирог. Обугленные черепа, скаля белые зубы, были сложены в пирамиду.

— Чт-т-то это? — неожиданно для себя Гудериан начал заикаться. От внезапно охватившей его слабости, он вцепился в бревенчатый угол дома. Если бы это не сделал, точно бы свалился на землю. — Эт-т-то т-т-ты? Т-т-ты сде…

Большего он сказать не успел. Резкий удар в затылок лишил его сознания.

Глава 22 Оправданная жестокость

* * *

Где-то в лесу…

Черная тень стремительно пронеслась по склону оврага, и лишь застыв у корней вывороченного дуба, приняла форму человеческого тела. В бесформенном балахоне, густо покрытом ветками, пучками травы и кусочками серых тряпок, едва угадывались руки, ноги. Среди месива шевелящихся листьев сверкали глаза, отливающиеся краснотой. Ниже клацали зубы, в сумраке казавшиеся острыми клыками.

Неужели, настоящий леший, каким-то чудом возникший посреди глухого леса и решивший оглядеть свои давние владения? Нет, не похоже. Там, где ступила нога человека, сказки отступают далеко и надолго. Невиданной жестокостью и невероятным полетом фантазии люди давно уже переплюнули всех сказочных злодеев вместе взятых, злодейства которых сейчас напоминают скорее детские шалости и вызывают горький смех.

Тогда это один из доблестных разведчиков, по заданию командования добывающий секретные сведения о живой силе и технике врага? Может он подпольщик и скрывается от немецких егерей, идущих по его следу? И это вряд ли. Слишком все было странно, не правильно. Не двигается, не ведет себя так обычный диверсант, разведчик или просто окруженец, которого под каждым кустом поджидает опасность. Не было дерганных движений, нервных разворотов и поворотов, долгих разглядываний подозрительных кустов, шараханий от каждого шума.

Для этого человека лес был родной стихией, где он был совершенно естественной частью, неотделимой от окружающего пространства. Шел, едва касаясь кустов, травы, словно не живое существо, а бестелесный дух. Остановился, застыл у дерева, и его тело стало корой, ноги — корнями. Встанешь рядом, на расстоянии вытянутой руки, а слышишь лишь звуки ветра, шуршание листвы и шевеление веток.

… С его губ не сходила улыбка. Риивал жадно вдыхал, пахнущий мхом, сыростью и прелыми листьями, воздух лесной чащи. Стащил с головы мокрый от недавнего дождя капюшон и запрокинул голову назад. Крупные капли влаги то и дело срывались с листьев и падали прямо на его лицо.