Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность

Кол навалился на меня и налег животом на мою спину. Мне было тепло и хорошо. Я чувствовал его стояк на своей заднице и через какой-то момент я дернул задницей так, что ее расщелина вроде как ухватила его твердый член. Он прошептал мне в ухо: «Ну и дьявол ты». Я хмыкнул и дернулся снова. Потом мы лежали покойно какое-то время, наконец я сказал: «Знаешь, было бы стыдно запачкать обе пары пижамных штанов, когда ты кончишь».

Мы сняли наши штаны. Я лег на живот и ждал, что Кол ляжет на меня сверху снова, но вместо того он широко раздвинул мои ноги, встал на колени между ними и, опираясь одной рукой о кровать, другой взял свой стоячий член и начал толкать его ощупью в мое очко. Естественно, я напрягся, и чем больше он толкал, тем туже я напрягался. Тяжело дыша, я прошептал: «Подожди. Мне надо расслабиться». Он продолжил толкать, и немного было больно, потом он вытянул его и сильно послюнявил головку, после чего начал толкать снова. На сей раз, раз уж я больше расслабился, да еще с увлажнением, головке его члена удалось войти, и он медленно проталкивался всё дальше внутрь меня. Невероятное ощущение. Мне оно нравилось, и я никогда не чувствовал себя ближе к Колу, чем в этот момент вхождения.

Когда он был уже полностью внутри, Кол улегся поверх меня снова и медленно начал доброе старое вверх-вниз. Я старался приподниматься, чтобы встречать его толчки, и оттягиваться вниз, когда он тянул назад. Я также сжимал мой сфинктер, когда он тянул назад, и расширял очко, когда он наносил удар. Ощущения были потрясающе возбуждающими. Это продолжалось минут десять — пятнадцать, и мы оба дышали тяжело и прерывисто. Тут он прошептал мне в ухо: «Я сейчас кончу. Хочешь, чтобы я вынул?» — «Нет. Оставайся там внутри». Сразу за этим он ускорил темп, так что я уже не мог поддерживать его. Я просто лежал и наслаждался ощущениями, которые повергли меня в дрожь. Наконец, он замычал, вонзился так глубоко, как только мог, и остался там. Тело его натянулось, и я почувствовал содрогание мускулов его живота и Таза, когда он кончал в меня.

Он лежал на мне еще несколько минут, пока наше дыхание успокаивалось. Я дернул задницей и попытался, используя мои таз и сфинктер, возбудить его снова, но это не удалось. Он вытащил. Я перекатился на спину и сказал: «Кол. Отдрочи меня». Он уселся на край кровати, ухватил мой твердый член правой рукой и начал качать. Я просил его сжать хватку немного потуже, и вскоре получил оргазм, выбросив сперму по всему животу и груди. Это было прекрасное ощущение — такое же, как утреннее пробуждение».

Парни продолжали дружить, и Кол попытался свести Джека с женщиной, но тот даже не мог добиться эрекции. Потом пути их разошлись.

(Austin 1995)

Здесь любопытно не поведение Джека — он определенно гомосексуал, и тут всё ясно, хотя для характеристики чувств и ощущений гомосексуала и это информативно (Джек просто и без прикрас описывает эти ощущения). С этой стороны рассказ Джека достаточно определенно опровергает представления доктора Рейбена (Рубина) о мимолетности и психологической недостаточности полового акта мужчины с мужчиной. Здесь описан вполне удовлетворяющий участников половой акт, достаточно продолжительный и интенсивный. Переживания и поведение морского офицера Джека Остина весьма напоминают женщину в половом акте. Но более интересно поведение Кола, заядлого бабника, даже не бисексуального в своей обычной практике. Тем не менее и он вполне готов поддаться гомосексуальному соблазну и даже играет в этом приключении явно первую скрипку. Он подготовлен к этому атмосферой корабельного быта и навыками военно-морского мужского братства.

10. Атлетизм и гомоэротика

Гиршфельд в той же книге, в которой упомянул о солдатской проституции, заметил: «Существует еще одно сословие в Берлине, которое издавна состоит в многочисленных отношениях с урнингами — это атлеты» (Гиршфельд 1909: 88). Он описывает атлетические клубы — с железными снарядами для гимнастических упражнений, с полуобнаженными молодыми атлетами из простонародной среды и с присутствующими высокопоставленными урнингами, готовыми материально помогать атлетам за возможность постоянно любоваться гармонично сложенным и развитым, тренированным телом. С тех пор атлетизм чрезвычайно расширил и упрочил свое влияние на современную культуру. Физкультура и спорт вошли в быт и в государственную политику. И оказалось, что гомосексуалов среди спортсменов очень много. Когда лидер Олимпийской сборной США на играх 1968 г. в Мехико врач Том Уодделл был исключен из команды и отдан под трибунал за протест против Вьетнамской войны (несколько спортсменов салютовали при исполнении американского гимна черными перчатками), то он организовал сепаратные игры — специально для геев. В 1982 г. в них участвовало 1 300 спортсменов, в 1986 г. — св. 3 000 (те и другие Игры состоялись в Сан-Франциско), в 1990 г. в Ванкувере — более 7 000, в 1994 г. в Нью-Йорке — ок. 11 000 (Рассел 1996: 370–372).

тему в книге «Я+Я» я постараюсь развить.

В.В.Ш.

Олимпийские игры и другие спортивные соревнования, вообще, достигли размаха, неслыханного в античное время. Почти обязательной стала накаченность мышц и в гомоэротических фото- и киноизданиях.

Более того, этот стандарт стал овладевать и самими телами, не только их изображениями, что привело даже к известной девальвации идеала.

«…Привлекательное тело, — пишет Холлеран, — уже более не исключение, как прежде. <…> Мы все стали Пигмалионами своих собственных Галатей, создавая — по часу каждый понедельник, вторник и пятницу — скульптуру наших собственных тел. И что же мы выбрали? Вы это можете видеть в прогуливающихся рядах за рядами на Файр Айлэнд <…> Что же тут произошло? Четыре года назад в Нью-Йорке все знали известные тела, кому они принадлежат и где их можно найти. Я помню, мы сидели как-то на нашей подстилке на пляже Файр Айлэнд и говорили о фигуре, проходившей мимо: «Ну, вот превосходный живот». Тогда он и был превосходным, превосходящим все другие. А теперь это один из бесчисленного множества. Теперь все они идут в тренировочный зал и все получают титьки и ягодицы. Мой друг пошел в Большой Гимнастический в деловом квартале и сказал владельцу, что хотел бы грудную клетку и плечи. Хозяин сказал, что даст ему грудную клетку, плечи и треугольный (V-образный) контур в придачу. «Именно то, что я хотел», — подытожил мой друг. — Грудную клетку, плечи и V-образный контур». «Дорогой мой, — добавил он позже, — это было как покупка одежды у Сакса.»

Что ж, нынче век супермаркетов; почему же не дать каждому зайти и купить себе тело? <…> Люди носят тела так же, как четыре года назад они носили рубашки из шотландки <…> И если тело — это нечто, что люди могут просто надевать — как мы выбираем нашу любимую рубашку — не становится ли это еще одной частью снаряжения? В конце концов это превращается в ходкий товар, как и многое еще в нашей культуре, и потому утрачивает цену для тех из нас, кто ищет чего-то еще.»

(Holleran 1984: 78–79)

Это разочарование — от пижонства. Это кокетничанье критикой потребительского общества, критикой модной, но отнюдь не приводящей к отказу от потребления. Да, культуризм, бодибилдинг стал модой и распространился чрезвычайно. Да, и у нас многие подсмеиваются над «качками», втайне завидуя им. Да, красивое тело теперь можно сделать, но это требует труда, а привлекательности от этой искусственности усовершенствованное тело не теряет. Если, конечно, соблюдена мера и — особенно — если тело одухотворено выражением лица, поведением и речью.

Распространенность бодибилдинга — это элемент современной культуры, в котором очень сближены интересы гетеросексуалов и гомосексуалов. В этом (отнюдь не в увеличении числа гомосексуалов) можно видеть некоторое оправдание формулировки Д. Олтмена «Гомосексуализация Америки, американизация гомосексуалов» (Altman 1982).

Атлеты и сейчас остаются повсюду тесно связанными с гомосексуальным миром. Сравниться с ними может только балет, да, пожалуй, еще фигуристы. У них одна основа связи. Ни то, ни другое не закрытые общества, но тем не менее гомосексуалов там больше, чем везде. В списках самых известных фигуристов-гомосексуалов числятся американец Джон Карри, мексиканец Руди Галиндо, его брат и его тренер.

Почему гомосексуалов тянет к атлетическим кругам и к балету, понятно: и тут и там гармония и красота мужского тела предстает открыто, юноши почти полностью обнажены и, по крайней мере, любоваться ими никто не запрещает. Более сложно объяснить обратную связь — почему так много «голубых» среди мужественных атлетов и почему артисты балета, постоянно контактирующие с красавицами-балеринами, столь притягательными для большинства мужчин, часто тянутся не к этим красавицам, а к мужчинам.

По-видимому, сама атмосфера этой среды, пропитанная интересом к идеалам мужской телесной гармонии и красоты, тягой к этим идеалам, как-то сказывается на сексуальности вовлеченных, уклоняя их развитие в сторону гомосексуальной ориентации (ср. Klein 1989). Во-первых эта атмосфера привлекает больше тех юношей, которые подсознательно придают этим идеалам больше значения, чем другие юноши, и, значит, имеют больше шансов вытеснения этим идеалом другого — идеала женской красоты. А во-вторых, сама эта атмосфера воздействует на причастных к ней, воздействует в ту же сторону. Она приучает их больше ценить поджарое и мускулистое мужское тело, чем нежное и нередко пышное женское.

Очень примечательно, что атлетизм в чистом виде (под именем бодибилдинга, а у нас культуризма, затем и ритмической гимнастики, аэробики) вылился в формы, направленные не столько на поддержание здоровья, сколько на телесное совершенствование эстетического плана — на обретение красивого тела. Атлетические соревнования превратились в конкурсы красоты. Сперва они проводились только среди женщин, но скоро охватили и мужчин. Появились не только Мисс, но и Мистер Европа, Мистер Олимпия, Мистер Вселенная.