Другая жизнь. Назад в СССР-2

— Мне не хочется, чтобы дед обманывал медведя.

— А зачем его обманывать? Там же медведь первый «наехал» на мужика, пригрозив его покалечить, если тот не отдаст половину урожая. Вот и выкручивался мужик. Ему же и семью кормить нужно было и барину отдать десятину. А ту можно и про барина что-нибудь написать. Мост под его повозкой медведь может подломить, а потом напугать. Ой! Да мало ли коротких сюжетов?

Так я ни начал потихоньку выдумывать продолжения к сказкам и рисовать картинки, которые тоже показал Федосеевым. Тут удивилась Татьяна.

— Ну, ты, Мишка, даёшь! Это же какие классные детские книжки получатся! У нас-то их нет почти. А если появляются, то тут же раскупаются. А их, что, напечатают?

— Не знаю пока, — скривился я и пожал плечами. — Так, на будущее… Покажу в райкоме…

Однако ни в каком райкоме свои рисунки я показывать не собирался. «Мой внутренний голос» подсказывал мне, что мои работы надо держать втайне от издателей, ибо важны не рисунки, а идея. А ведь русских сказок много… И тут, вспоминая, как я «пришёл к жизни такой», я вспомнил про «Федота-стрельца»… Вспомнил, и поставил свою запись.

Родителям моим нравилось «моё сочинение». Особенно папа веселился с фразы: «Утром мажу бутерброд, сразу мысль, а как народ?», которую повторял каждое утро за завтраком. Федосеевы Танька со Славкой ржали словно кони. Я даже балконную дверь прикрыл.

— Тебя, Шелест, посадят за антисоветчину, — наконец произнёс сквозь выступившие слёзы Славка.

— За что? — «удивился» я. — Какая «антисоветчина»? Это же про царя и его слуг. А в конце, как и полагается, царя свергли. Революция, ёпта…

— Дуру не гони, — хмыкнул Славка. — А про «Магадан»? Про «отсижу»… Не-е-е… Сидеть тебе, Шелест, не пересидеть. Пошли Танюха! Забирай детей и пошли! От греха подальше…

Это он так глумился надо мной, никуда из кресла вставать не собираясь и поглощая круглые карамельки с чаем и сушками одну за другой, словно семечки.

— Да не-е-е, — протянула Танька серьёзным тоном. — Сейчас за это не садят. Из комсомола попрут, это, да. А посадить — не посадят.

Она тоже заржала. Смеялась она по-пацански. Да и вела себя так же, имея перед собой «образец для подражания» в виде старшего брата, которого благоволила, до преклонения. У Татьяны были и намного старше неё сёстры, но они ей были, больше, как матери. А с матерей дочери начинают пример брать только во взрослом возрасте.

Помню нашу первую с ними встречу, когда мы все только-только переехали в этот новый дом. Они со Славкой играли на бывшей свалке, присыпанной грунтом и разровненной бульдозерами, в бадминтон и каждый удар по волану сопровождали коротки матами: ху*к и пи*дык. В соответствии с гендерной принадлежностью ударяющего, хе-хе. Я тогда почти не матерился и был сильно удивлён, хотя тоже рос в домах, где жил рабочий и сильно пьющий класс, не стеснявшийся в выражениях собственных чувств, когда находился в «изменённом состоянии».

— А так, как вам сказка? Если без подъ*бона? Ничего? — спросил я.

— Во! — переглянувшись, показали большие пальцы Славка и Танька.

— Ты, Мишка, — со всех сторон — молоток! — сказал Славка. — И накормил тремя хлебами и развеселил.

— «Хлеба и зрелищ!» просил народ Рима, крича вслед императору, — сказала Татьяна, а я проговорил, цитируя древнеримского поэта-сатирика Ювенала, жившего в I веке н.э.

— Этот народ уж давно все заботы забыл, и Рим, что когда-то всё раздавал: легионы, и власть, и ликторов связки, сдержан теперь и о двух лишь вещах беспокойно мечтает: Хлеба и зрелищ!

— Вот, даёт! — восхитился Славка. — Правду говорят, что кое-кому удар по затылку добавляет ума.

— Ты только нашему бате это не скажи, — сказала Татьяна и рассмеялась.

* * *

В кинотеатре «Владивосток» демонстрировали фестивальный фильм «Бегство Логана», который я уже видел и даже переводил. А увидев его на киноэкране, удивился ещё больше, услышав свой закадровый перевод. Светлана тоже удивилась, услышав мой голос.

— Это же твой голос?! — сказала она глядя на меня и «лупая» глазами.

— Похоже, что мой, — задумчиво произнёс я.

— Мы смотрели другие фильмы. Они шли только с субтитрами.

— Прикольно, — сказал я, хмыкнув, и пояснил, ответив на немой вопрос Светланы. — Слышать свой голос с большого экрана прикольно.

— У тебя тут хорошо получается менять голос и говорить с выражением.

Мы снова сидели в директорском закутке, но «применять его по интересному назначению», не спешили. Я совершенно погрузился в волшебство кино. Эффект «большого экрана» был поразительным и никак не мог сравниться с экраном телевизора, хоть бы и цветным.

Светлана тоже внимала звукам с экрана, лишь иногда бросая на меня удивлённо-восторженные взгляды, которые я улавливал левой щекой.

— Он даже похож немного на тебя, этот Логан, — сказала она в середине фильма. — Ты такой же сильный.

Она коснулась своей рукой моей груди и я, вздрогнув, наконец-то отвёл взгляд от киноэкрана, а увидев её глаза, больше туда — на экран — до конца фильма, не смотрел.

* * *

Мы ещё в трамвае заметили двух подростков хулиганской наружности, которые то и дело бросали на нас со Светланой косые взгляды и перешёптывались. Мы стояли на задней площадке между поручнем двери, закругляющимся бортом, переходящим в трамвайный, как мы называли «задник», на котором летом иногда катались, встав на «колбасу» и держась за металлическую лесенку. По этой лесенке монтёры залазят на крышу трамвая, когда требуется.

Пацаны зашли на Луговой вслед за нами, но с передней двери и всю дорогу до конечной остановки «Сахалинской» простояли спереди, чего я за такими типчиками никогда не наблюдал. Чаще они ездят на задней площадке, а не с пенсионерами, женщинами с детьми и инвалидами, для которых и отведены первые места трамваев.

Так вот эти типчики вышли вместе с нами на «Сахалинской» и пошли, чуть отставая метров на десять, вслед за нами, не обгоняя, хоть мы и шли специально очень медленно. Дорогаи тратуар шёл мимо двухэтажных домов «барачного типа», а попросту — бараков, где жили семьи «первопоселенцев» нашего района, не отличавшихся стремлением следовать кодексу строителей коммунизма. Сейчас, в воскресный тёплый вечер, от этих бараков неслась песенная и скандальная разноголосица, сообщавшая всем проходящим мимо, что пролетарий отдыхает. А «воронок», мигающим синим проблесковым маячком, уведомлял, что гуляют качественно.

Увидев желто-синий УАЗ, я несколько расслабился и повеселел, но пройдя мимо и увидев, что «гаврики» не пошли прямо, а свернули вслед за нами, я поскучнел, предположив, что они идут вслед за нами неспроста. У меня мелькнуло, что-то вроде «дежавю», потому, что подобный эпизод в жизнях «предка» имел место неоднократно. В том или ином раскладе, но многажды.

Я даже посмотрел вниз по дороге, ожидая увидеть Кольку Городецкого, однажды спасшего «предка» от таких же хулиганов. Но сейчас, видимо, была иная история. История, в которой имели место только я и Светлана.