Другой мир. Королева Мальронс

– Не спеши, подумай как следует. Здесь есть все, что нужно для жизни.

Мэтту не хотелось рассказывать о Роперодене и о своем страхе – о том, что будет, если Ропероден их настигнет. Он произнес:

– Пэнов постоянно ловят. Циники в больших, запряженных медведями бамбуковых клетках везут детей и подростков на юг. Мы хотим знать зачем и найти способ сделать так, чтобы циники перестали охотиться на пэнов. Завтра мы уходим.

По выражению лица Тобиаса он понял, что его друг с радостью остался бы здесь подольше. Эмбер молчала. Похоже, сердилась. Мэтт не понимал, почему здешние пэны относятся к его подруге с таким недоверием. Вдруг он сообразил, что среди них нет ни одной девочки старше одиннадцати-двенадцати лет.

– У вас что, вообще тут нет девчонок-подростков? – спросил он.

Тэррелл выглядел крайне недовольным. Он наблюдал за Эмбер.

– Нет, – сказал он наконец. – Это слишком рискованно.

– Рискованно? – выйдя из себя, переспросила его Эмбер. – В смысле – рискованно? За кого вы нас принимаете?

– Пэны не остаются такими на всю жизнь, с ними происходят перемены, и однажды они превращаются в циников. У девочек это начинается, как только они становятся женщинами.

– Как это? – спросил Тобиас. – Вы что, думаете, что когда мы вырастем, то предадим своих друзей?

– Да. Как только подросток превращается во взрослого человека, ему становится некомфортно среди нас, его тянет к циникам. Он начинает думать, как циник, вести себя так же цинично и в итоге предает нас. Такое здесь случилось уже дважды. В первый раз один из наших попытался сдать нас проходившему через город патрулю циников, и нам пришлось сражаться, чтобы выжить. Во второй раз одна девушка сбежала, прихватив все, что смогла забрать. И мы были вынуждены сменить убежище – из опасения, что она присоединится к циникам и выдаст нас.

– Ничего себе! – сказал Тобиас. – Теперь я понимаю. У нас на острове тоже нашелся предатель. Он был старше всех, его звали Колин. Но тогда… получается, что однажды мы все станем циниками?

– Да. И мы ничего не можем с этим поделать, – мрачно ответил Тэррелл. – Поэтому мы ввели правила, которые позволяют нам обезопасить всех остальных. Как только у девочки начинаются месячные, мы прогоняем ее.

– Чего? – воскликнула Эмбер. – Какая чушь!

– В одиночку девочки не выживут, – подтвердил Мэтт.

– Для мальчиков тоже есть запреты, – продолжал Тэррелл. – Мы запрещаем им делать определенные вещи.

– Что, например? – покраснев от возмущения, спросила Эмбер.

– Всякие штуки, которые делают парни. О них нельзя думать.

– А ты сам? – продолжала Эмбер. – Ты выглядишь вполне взрослым. Разве нет риска, что ты их предашь?

– Есть еще одно правило, – ответил Тэррелл, – по достижении семнадцати лет парни уходят отсюда. Мне семнадцать исполнится через полгода. Я покину этот город и больше никогда сюда не вернусь.

– Это жестоко, – произнесла Эмбер. – Вы ничуть не лучше циников.

– А что мы можем сделать? – возразил Тэррелл. – Мы все растем и меняемся.

– Может, найдется какой-то способ? Хотя бы попытаться! Просто попытаться! – Эмбер со слезами на глазах перескочила спинку кресла, взбежала по ступенькам и выскочила из зала.

Мэтт отыскал подругу, забившуюся в щель между пустыми автоматами для продажи попкорна. Он встал перед ней на колени.

– Знаешь, – сказал он, – эти пэны совсем не плохие. Они просто боятся, вот и поступают так.

– Женщины тоже люди, и нормальные, – ответила Эмбер. – И страх – не причина так себя вести.

Чувствуя, как защемило сердце, Мэтт хотел обнять подругу, но не решился. И попытался утешить ее словами:

– Они могут ошибаться. Вовсе не обязательно, что Колин предал всех, потому что стал взрослым. Может, это простая случайность.

Эмбер посмотрела на него полными слез глазами. Ее подбородок дрожал, когда она призналась:

– Я тоже женщина, Мэтт. Это произошло… еще до Бури. Но я же не плохой человек. Меня тянет к тебе, к Тоби, я чувствую, что остаюсь пэном. И я не хочу, чтобы было по-другому!

У Мэтта в горле стоял ком, он не знал, что ответить.

– И я не хочу перестать быть пэном, – продолжила Эмбер.

– Я буду следить за этим и не дам тебе измениться, – с трудом выдавил Мэтт.

Эмбер смотрела на него, и ее душу переполняли эмоции.

– Не уверена, что мы сможем этому помешать, – прошептала она.

Мэтт решился. Он взял ладонь Эмбер в свою. Девушка вздрогнула.

– Мне надо побыть одной, – произнесла она. – Прости, Мэтт.

Ему показалось, что он получил удар ножом в самое сердце.

Мэтт встал, повернулся спиной к Эмбер и пошел прочь по темному коридору.

4. Купание

Он открыл глаза, не представляя, сколько времени спал. Часов не было. Окон тоже. Мэтт поднялся и вышел из зала, где они спали с Тобиасом (тот пока еще не проснулся). В холле Мэтт увидел двух жующих печенье и весело болтающих пэнов.

Он попросил отпереть дверь, ведущую на первый этаж, и выбрался наверх.

Солнце поднялось два часа назад. Значит, было уже больше восьми. Мэтт оглядел заросшую папоротником поляну, надеясь увидеть Плюм, но ее нигде не было.

Он попытался понять, где именно они находятся. Остров Кармайкла располагался к западу от Филадельфии. С острова они двигались на юг тринадцать дней, значит должны были уже пройти мимо Ричмонда, может быть, даже мимо Вашингтона. Но как далеко от них сейчас эти города, они не понимали. А Атлантический океан? Сколько до него километров, сто? Он остался прежним? Или тоже изменился? Есть ли там рыба? А вода все еще синяя? Или уже нет?

Далекий раскат грома отвлек Мэтта от раздумий. Волосы встали дыбом. При нем только охотничий нож, меч остался внутри. «Ты поступил глупо!» – сразу же отругал он себя. Вдалеке на востоке появились черные тучи. Может быть, это обыкновенная гроза. Или…

«Иди, скажи им, давай!» Но тут Мэтт осознал, что существо, которое преследовало его, сегодня ночью не появлялось.

«Сегодня ночью мне никто не приснился. И это само по себе уже отлично».

Подросток сидел у входа и смотрел на небо, пока не убедился, что гроза уходит на север. Вставая, Мэтт ощутил, как одеревенели мышцы. Хуже всего пришлось ступням – они были стерты до крови, мозоли и шрамы болели. Раньше Мэтт и подумать не мог, что двухнедельное путешествие – такое жестокое испытание.