Дрянной декан
Шрифт:
Юля о деталях нашего диалога не знала (я лишь рассказала ей, что декан предложил мне перевестись в связи с… м-м-м, техническими причинами, подкрепленными предубеждением и личной неприязнью). Она отнеслась к замене преподавателя философски.
– Не парься, он привыкнет к тебе. Вы, считай, родственники.
– Считаешь? Если ты намекаешь на связь с Романом, то я почти забыла, как он выглядит. Да и родственные узы еще не гарантируют прекрасных взаимоотношений.
– Стерпится-слюбится. У вас ведь все серьезно, да? – лучшая подруга шутливо стукнула меня кулаком по плечу.
Да, настолько серьезно, что
Так у меня появился достаточной силы отвлекающий фактор. По мощности сопоставимый с неудовлетворенной девичьей похотью.
Пятиминутная передышка закончилась в один миг. Декан вернулся в аудиторию, одногруппники надели траурные мины. Над нами навис призрак Шекспира.
– Итак, дамы и господа, – Вениамин Эдуардович вернулся за кафедру. – Какие вопросы возникли у вас по прочтении “Венеры и Адониса”?
После некоторого замешательства руку поднял Михаил с последнего ряда – долговязый шатен, не столь привлекательный, как Роман, но такой же раздолбай.
– А если их не возникло?
– Если так, – в голосе Верстовского зазвенел металл, – становится неясно, что вы забыли на факультете художественной литературы… Да и вообще в нашем вузе. Классические произведения должны порождать споры и диалоги в думающих головах, которые затем хочется излить на бумагу… – Пользуйтесь случаем, пока отвечаю я. В следующий раз это придется делать вам. Итак…
Я задумалась – а сколько книг написал сам декан, и писал ли? В целом я была с ним согласна. Что касалось юношей в нашей группе (да и в целом на потоке), то одержимых книгами было немного. В основном создавалось впечатление, что молодые люди выбрали Ливер как меньшее из зол.
Студенты насупились и постарались разродиться вопросами. Гарденина незаметно полезла в смартфон. Что касается меня, то в голову приходило сплошное неприличное. Такое и спрашивать стыдно. Или на это и была ставка?.. Сейчас как скажет: “Красовская?”
– Красовская! – я вздрогнула, но то был всего лишь Стасян, шипящий через половину класса. – Спроси, практиковали ли в то время связывание?
Верстовский, конечно, все услышал, и уже начал поворачивать к нам недовольное лицо, но храбрая Юлька спасла меня от позора. Она вытянула руку во всю длину и выпалила на одном дыхании:
– Вениамин Эдуардович, можете пояснить одну деталь? В начале поэмы есть фраза: “Она хватает потные ладони”... Я решила, что это неточность перевода, но в другом варианте вообще: “И хвать ладонь, и жадно лижет пот”... – Гарденина умолкла, смутившись.
– Буэ! – высказался кто-то с соседнего ряда.
– Слишком натуралистично для нашего века, правда? – хмыкнул декан. – А в те времена влажная рука считалась признаком телесного полнокровия и свидетельствовала о силе чувственных влечений…
Физиономии одногруппников приобрели глубокомысленное выражение.
– Ненавижу потные ладони, – шепнула я.
– Аналогично, – ответила подруга. Ее смелость вдруг приоткрыла заслонку в тугодумных молодых умах, и роящиеся там вопросы так и посыпались наружу. Видя, как охотно Верстовский делиться познаниями в области средневекового полового мышления, парни и девушки спрашивали наперебой.
– Почему Афродита так откровенно навязывается
Адонису? – с ужасом спросила белокурая Маша Григорьева. – Это выглядит отвратительно…– Не отвратительно, а прекрасно, – возразил Вениамин Эдуардович, явно смягчившись. – В античные времена стереотип о необходимости мужского первого шага в отношениях еще не был распространен. Взрослая женщина, открыто заявляющая о своих желаниях – это необычно и волнующе.
“Да, а если она еще и трусики соответствующие носит, и подавно…”. Меня охватил стыд и отвращение в ответ на собственные мысли.
– Красовская?
Верстовский застал меня врасплох. Я глубоко вздохнула.
– Насколько я помню, в финале пьесы Адониса убьет вепрь… Встреча с кабанами всегда столь фатальна, или они неопасны, если их не провоцировать?
Мы скрестили взгляды. Декан молчал. Он не знал ответа на мой вопрос. Молчали и одногруппники, трагичная развязка столь легкомысленного произведения поразила их. Неожиданно скрипнула дверь, а вместе с ней и мое сердце. У входа в аудиторию стояла моя любовь.
– Пап?.. – Ромка не меньше меня был удивлен неожиданному повороту сюжета. – Э-э-э, Вениамин Эдуардович, можно войти?
– Нельзя, – декан осадил направляющегося к рядам сына. – Дождись перемены.
Озадаченный Рома отыскал взглядом нас с Гардениной и повернул вспять. Когда за ним закрылась дверь, урок худо-бедно продолжился, но я окончательно выпала из темы. Все мои помыслы были направлены на Верстовского-младшего, одиноко скитающегося по пустым коридорам Ливера…
Моль всегда пускал опаздывающих студентов, даже если они опаздывали на целый час. А вдруг Ромка решит больше не возвращаться? Но когда бесконечная пара под управлением декана подошла наконец к завершению, мой герой снова атаковал дверь. А когда я недовольно взглянула на него снизу-вверх, крепко обнял меня и поцеловал:
– Прости, прости меня, пожалуйста… – прошептал он.
9.1. Лучшая подруга
Так проживу и я и так погибну,
Не подчинив своей девичьей воли
Тому, под чьим насильственным ярмом
Моя душа склониться не согласна.
(“Сон в летнюю ночь”, У. Шекспир)
Конечно, я простила.
Он долго прибирался после моего ухода, потом ему стало стыдно, оттого что у нас все так глупо сложилось, потом он просто переживал и стеснялся написать. Ромка выглядел почти несчастным и с опаской поглядывал на отца, пока тот не покинул аудиторию. Неужели ему правда так крепко влетело?.. Спрашивать было неловко.
Мы целовались на каждой перемене, а на парах сидели, держась за руку и щупая колени друг друга (Юля ради такого события согласилась отсесть). К концу занятий я окончательно оттаяла и вспомнила, за что так безоглядно влюбилась в Рому.
– Может, сходим в кино? – мечтательно промурлыкала я ему в ухо, стоя на крыльце Ливера. Интересных премьер не наблюдалось, но в таких походах главное ведь не сам фильм, а большой затемненный зал, интимная обстановка, возможность побыть рядом с дорогим тебе человеком…