Дрянной декан

– Почему вы снова пьяны, Красовская?
– продолжал распекать меня декан, пока я нескромно пожирала его глазами.
– Вы же на ногах не стоите! И как вы одеты?

– А что не так с моей одеждой?
– я попыталась незаметно подтянуть чулки, но вдруг поняла, что совершенно не обязана отчитываться за свое поведение и свой облик. Мне вспомнился портрет, висящий в спальне... Как он только смеет читать мне нотации?

Я собиралась обойти его, но не смогла оторваться от шкафа - меня качнуло обратно, и пришлось немного облокотиться на Верстовского.

– И куда вы направляетесь, смею поинтересоваться?

– зашептал он мне в волосы.
– Идете соблазнять очередного беднягу? Моего сына вам уже недостаточно?

– Что, ревность покоя не дает?
– поддела я, плавясь в аромате его терпкого парфюма.
– Евгений неплохой молодой человек. Достаточно симпатичный, а главное - МОЛОДОЙ.

– Я уже привык к вашим издевкам, не думайте, что они меня сильно трогают. Вот, лучше возьмите книгу и притворитесь, что поглощены чтением...
– декан открыл ближайшую застекленную дверцу и достал оттуда первый попавшийся томик.
– А то некоторые из присутствующих слишком заинтересованно на нас смотрят.

Произведение, которому выпала честь сыграть роль нашего алиби, оказалось "Божественной комедией" Данте Алигьери. Да, вот уж комедия, так комедия! Я открыла книгу на середине и уткнулась глазами в текст - мелкие строчки водили хороводы и никак не желали выстраиваться в логическую последовательность.

– Чтобы они не смотрели, достаточно просто оставить меня в покое!
– я готова была удариться в панику или в бега. Да, разумнее всего было бы дать деру от старшего Верстовского. Найти Ромку, спрятаться на его груди... А если б Рома не нашелся, то на чьей-нибудь еще: изменять со студентом всяко лучше, чем с деканом.

Я дала себе слово уйти сразу же, как ситуация выйдет из-под контроля, и... осталась на месте.

– Рита, я не могу вас оставить, - печально произнес декан. И взял себе еще одну книгу с полки.
– Уж больно сильно хочется... почитать что-нибудь.

Я прислонилась к нему плечом, все также смотря в "Божественную комедию". Мне хотелось плакать и смеяться рядом со старшим Верстовским, отталкивать его и делать так, чтобы он возвращался ко мне снова и снова. Но он никогда не узнает, что стал объектом таких сильных и противоречивых чувств. Так будет лучше для нас обоих.

В гостиной снова притушили свет. Молодежь устала от бодрой музыки, привыкла к присутствию хозяина дома и позволила себе немного расслабиться. Зазвучала медленная лиричная мелодия. Самые отчаянные из парней начали приглашать девушек на танцы. Несколько пар, кружащихся в обнимку в самом центре затемненной гостиной, сделали обстановку слишком уж романтичной. Меня охватила тоска. Иностранный солист выводил такие душераздирающие рулады, что ему хотелось подвывать в унисон.

Спустя пару минут декан заговорил снова.

– Марго, а может нам с вами...

– Только не танцевать!
– у меня волосы встали дыбом.

– Я не об этом. Вы нравитесь мне, Красовская. Может, нам начать встречаться...
– голос подвел его, и он ненадолго замолчал.
– Как всем обычным людям? Раз уж у вас с Ромой не все гладко...

27.2. Танец не со мной

Сердце ухнуло в пятки, а затем забилось с удвоенной скоростью. Его предложение чуть не опрокинуло меня с ног - хорошо, что спиной и боком я прислонялась к надежным опорам - а признание вызвало бурю радости и смятения. Но даже оно не могло ничего исправить.

Слишком уж нетипичная у нас ситуация. И даже то, что я ему нравлюсь, не играет роли... Ведь на самом деле ему нравлюсь не я, а память о его первой жене.

– Как "обычные люди" мы не сможем, - выдавила я.
– Вы - отец моего парня. И мой декан.

Верстовский ответил не сразу, а лишь тогда, когда печальная мелодия достигла своего драматического апогея.

"Kiss while your lips are still red, while hes still silent", - завораживающе пел певец, так и провоцируя на дурное.

– Тогда хотя бы потанцуем?

– Нет!
– упрямо повторила я.
– Здесь полно девушек, пригласите кого-то еще.

– Кого конкретно?

– Без разницы. Хоть каждую в порядке очереди, мне все равно! И, кстати, с Романом у нас все чудесно!

– Само собой, - процедил Верстовский сквозь зубы.
– Но где же он, не подскажите? Почему оставил вас одну?

Я попыталась высмотреть в толпе своего парня, но в темноте это оказалось задачей повышенной сложности.

– Людям вовсе не обязательно душить друг друга наигранным участием. Иногда дать побыть в одиночестве - лучшее, что можно сделать.

– Это намёк?

– Не намёк. Я уже говорила и скажу ещё раз, прямо и без обиняков - оставьте меня в покое. Ваши чувства - лишь игра. А мне эта забава может дорого обойтись...

Я посмотрела на декана и убедилась, что моя уловка сработала. Теперь никому бы и в голову не пришло, что мы можем флиртовать, настолько кислые и страдающие были у нас лица.

– Забава?
– Верстовского даже перекосило.
– Как вы можете быть так жестокосердны, Марго? Я готов носить вас на руках, чуть ли не ноги ваши целовать - а вы зовете это игрой?

К моим щекам прилил жар, а в ушах застучала кровь.

– Не надо ни того, ни другого... Мне все известно, - наконец сказала я, жалея, что все-таки осталась на вечеринке. Теперь его слова раз за разом будут всплывать в моей голове: утром, днем, ночью. Мне не будет спасу от собственных мыслей и фантазий. Так и буду представлять, как он подхватывает меня на руки и куда-то несет, несет, несет...

– Что именно известно?
– декан нахмурился.

– Все... Ваши настоящие чувства и мотивы, - я отвернулась, давая понять, что разговор окончен, поставила книгу обратно в шкаф и пошла прочь.

Медленный танец подходил к концу. Под слабо горящей люстрой из хрусталя переминались с ноги на ногу несколько пар, остальные были заняты разговорами. И вроде на нас особо никто не пялился... Кроме Юльки.

Она вместе с парой подруг сидела на том же диване, откуда недавно сбежал Верстовский. Одна из девчонок залипала в телефоне, другая мечтательно посматривала на танцующих. Гарденина не думала ни о гаджете, ни о других представителях рода мужского - она буравила меня взглядом, в котором плескалось немое ожидание, приправленное отчаянной надеждой. Ждала, наверное, что я замолвлю за неё словечко.