Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг

— Довольно. — Голос Маккенны мог напугать гризли. — Каков бы ни был аллерген, он вызвал краткий приступ галлюцинаций. Привидений не существует.

— Больно? — спросил я.

— Да, — Элисон посмотрела на красное пятно, — очень жжет.

— Неудивительно, — ледяным тоном произнесла Маккенна. — И будет жечь, если не принять лекарство. Засим, детективы, прошу извинить нас.

— От него пахло "Виксом" [41] , — сказала Элисон, обернувшись через плечо, когда Маккенна уже повела ее прочь. — Я не знаю, пахло от него раньше "Виксом" или нет.

41

Бальзам от простуды, с ментолом и эвкалиптом.

— Держу пари, девчонки с уггами раззвонили по школе, что мы были в их гостиной, — задумчиво заметила Конвей, глядя им вслед.

— Один к одному. Времени было достаточно, чтобы дошло до всех.

— В том числе до Джоанны. Которая должна была догадаться, что именно мы ищем.

Звук шагов Элисон с Маккенной эхом отражался от стен. Я кивнул им вслед:

— Она не притворялась.

— Нет. Но Элисон легко внушаема и уже была на грани истерики после беседы с нами и всего прочего. — Конвей понизила голос и слегка наклонила голову, прислушиваясь к нервному щебету из общих гостиных. — Она пошла в туалет, а Джоанна к тому моменту уже забила ей голову сказками про потревоженный дух Криса, она же знает Элисон как облупленную, не забывай, и в курсе, как ее вывести из себя. Потом наносит тот самый крем для загара на свою ладонь и пожимает предплечье бедняжки. Почти стопроцентный шанс, что Элисон шизанется либо от одного, либо от другого. Джоанна надеется, что поднимется шум, мы выскочим в коридор, оставив дверь незапертой, и в суматохе она сумеет проскользнуть в гостиную и стибрить книжку.

Шестнадцатилетний ребенок, едва не выпалил я, неужели она способна на такое? Но вовремя сдержался. Вместо этого напомнил:

— У Элисон худи с длинными рукавами.

— Значит, Джоанна ухватила ее до того, как та надела худи.

Возможный вариант, но для него нужно слишком много совпадений.

— Но Джоанна не делала попыток пробраться в гостиную. Она оставалась на месте, в самом центре событий.

— Может, прикинула, что у нее будет время, когда мы уведем Элисон.

— Или Джоанна не имеет к этому отношения. Призрак — плод воображения Элисон, и след на руке — результат случайности, как сказала Маккенна.

— Может, и так.

Звук шагов затих. Вновь воцарилась белоснежная тишина, наполнив пространство смутными образами, мелькавшими на самой границе видимого; и стало еще труднее поверить, что происходящее здесь можно объяснить простой игрой воображения и случайностью.

— Маккенна и живет тут? — спросил я.

— Нет. Она же разумная тетка. Но не уйдет домой, пока мы здесь.

Мы.

— Что ж, надеюсь, ей нравится столовская еда.

Конвей приоткрыла сумку, проверила, на месте ли книга.

— Движуха. — Она даже не пыталась скрыть удовольствие. — Я ж говорила.

12

Отчасти они оказались правы: во второй раз все было иначе, и в третий. И оказалось, что это неважно. Поляна, где они лежат и разговаривают днем, по ночам открывается им иной, чудесной стороной. И предвкушением обещанного чуда — нужно только дождаться нужного момента — пронизана вся их жизнь.

Никогда не думала, что у меня будут такие подруги, как вы, девчонки, говорит Бекка на третью ночь. Никогда. Вы — мои чудеса.

И даже Джулия не отшучивается в ответ. Четыре руки сплетаются на траве, теплые и спокойные.

Конец января, половина одиннадцатого вечера. Через пятнадцать минут погасят свет для третьего и четвертого года в Килде и Колме. Крису Харперу — он чистит зубы, недовольно переминаясь на холодной кафельной плитке в душевой и прислушиваясь к парочке парней, которые изводят в сортире какого-то первогодка; прикидывает, стоит ли вмешиваться в такие пустяки, — остается жить чуть меньше четырех месяцев.

А неподалеку, за пеленой тьмы, скрывается Килда, снег щекочет оконные стекла — маленькие крепкие снежинки, совсем не липкие. Зима ввела строгий режим: солнце садится рано, а гадкая ледяная крупа и эпидемия простуды означают, что вот уже неделю Джулия, Холли, Селена и Бекка не вырывались на свет божий. И постепенно впадают в бешенство, сидя взаперти и шмыгая носами. Они спорят по поводу дискотеки в День святого Валентина.

— Я не пойду, — заявляет Бекка.

Холли лежит в пижаме поверх своей постели и торопливо списывает у Джулии математику, разбрасывая там и сям мелкие ошибки для правдоподобности.

— Чего так?

— Да потому что лучше уж иголки под ногти, чем втискиваться в идиотское платье с идиотской микро-мини-юбкой и идиотским глубоким декольте, даже если бы у меня и водилось такое барахло, которого у меня, разумеется, нет и никогда не будет. Вот почему.

— Но придется пойти, — замечает со своей кровати Джулия, не поднимая головы от книжки.

— Не пойду.

— Если не пойдешь, тебя погонят к сестре Игнатиус и она начнет спрашивать, не потому ли ты не хочешь идти, что пережила насилие в детстве, а когда ты скажешь, что нет, конечно, она скажет, что тебе необходимо заняться собственной самооценкой.

Бекка резко садится на кровати, обхватывает руками колени — взведенный раскрасневшийся комок ярости.

— У меня все в порядке с самооценкой. У меня настолько высокая самооценка, что я не намерена носить идиотскую одежду только потому, что такое носят все.

— Эй, полегче на поворотах. Мое платье совсем не идиотское. — У Джулии роскошное обтягивающее платье, черное в алый горошек, она несколько месяцев копила на него и купила на распродаже всего пару недель назад. Это самая крутая вещь в ее жизни, и, надо признать, ей действительно нравится, как она в нем выглядит.

— Твое платье — нет. А вот я в нем была бы полной идиоткой. Потому что ненавидела бы это все.

— Тогда почему, — интересуется Селена, натягивая пижаму через голову, — ты не наденешь то, что тебе нравится?

— Мне нравятся джинсы.

— Ну так надень джинсы.

— Ага, конечно. А ты наденешь?

— Я пойду в голубом бабушкином платье. Том, что я вам показывала. — Небесно-голубое мини, которое бабушка Селены носила в шестидесятые, когда работала продавщицей в шикарном районе Лондона, чуть узковато Селене в груди, но она все равно его наденет.

— Вот именно, — бурчит Бекка. — Хол, а ты в джинсах пойдешь?

— Ой, блин! — Холли стирает ошибку, которая оказалась серьезнее, чем планировалось. — Мама купила мне на Рождество лиловое платье. Оно реально ничего. В нем, наверное, и пойду.

— Итак, либо я буду единственной лузершей в джинсах, либо должна купить дебильное платье, которое буду ненавидеть, и стать убогой трусливой лицемеркой. Нет уж, благодарю.

— Купи платьишко, — бросает Джулия, переворачивая страницу. — Повесели нас.