Дубовый дым

– А… ну смотрите, если что нужно.

Когда за Натальей закрылась дверь, Матвей, поморщившись, выругался:

– Вот твою мать-то… Как вор… на чужих санях кататься-то…

И, глядя в окно на уходившую Наталью, длинно выдохнул:

– Э-э-эх…

Рабочий день подходил к концу. Николай оформил в конторе путевки, вышел во двор. У его машины стояла Наталья.

– Ты что?

– Коль, чего там у дяди Матвея с тетей Варей?

– Да ничего. Спроси у него сама, если интересно.

– Ничего он мне не скажет, только, я вижу, у них что-то не то. Поругались?

– Ну поругались.

– И он ушел. Да?

– Николай хмыкнул, взялся протирать лобовое стекло. Наталья остановила его, глядя в глаза, сказала:

– Коль, давай съездим к ней. Узнаем, что там у них было. Вижу ведь, мучится он.

Николай прислонился к двери.

– Я и так уже еду.

– Что, он сам попросил?

– Сам.

Наталья обошла кабину, открыла дверь, села в машину.

– Ты куда собралась?

– Я с тобой.

В доме Матвея Чеботарева на тумбочке, на телевизоре, на шкафу, под тюлевыми накидками стояли гармони.

Варвара сидела у стола и, прикрывая рот краем платка, разговаривала с Натальей. Наталья больше слушала. Николай стоял на крыльце.

– Он позавчора наране дверью хлопнул, аж часы устали, да ушел. «Уела мене» – тольки и сказал. А чем я его уела-то, и ума не приложу?

– Да бог с ней, с сорой-то. Вы ж как-то сходились?

Варвара, мечтательно улыбнувшись, достала из шкафа целлофановый пакет, вынула оттуда пачку фотографий, отложив две-три, нашла одну, на которой была снята девушка с добрым, красивым лицом, с головой не манерно, но очень просто и естественно склонившейся.

– Мамочки! – тихо охнула Наталья. – Кто ж это? – Глаза ее широко и выжидательно глядели на Варвару. – Артистка, что ли?

Варвара, сдвинув платок, провела по волосам рукой и, склонив, как на фотографии, голову, вздохнула:

– Артистка…

– Батюшки! – догадалась Наталья и закрыла рукой рот; словно боясь сглазить, спросила: – Теть Варя, ты, что ли?

Та, только чуть улыбаясь, качала головой.

– Боже-ж ты мой, да как же… вот ведь… – Наталья оживилась, глаза ее загорелись, она даже подвинулась ближе. – А вы, теть Варь, о чем с ним говорили?

– Да об чем говорили-то… – Смотрела на фотографию: – Он росточком пониже был, идеть с гармоней, а я гляжу, какая сторона дороги по косогору пониже, по той и иду. Или если дорога ровная, я вот так… – Варвара чуть присела. – Чуть подберусь, чтоб он повыше казался, ему чтоб перед людями неловко не было, – и идем с ним усю дорогу.

Варвара вдруг опять заплакала, трясясь всем телом:

– Ой, да иде ж он есть-то, да куда ж его ножки-то завели, ой, да не упал ли где по дорожке, не лежит ли на земелюшке холодной…

Наталья тронула ее за плечо.

– Теть Варь, да что ж ты так-то?

Но Варвара, словно не слышала, убивалась:

– Да зачем же ты ушел-то, Матвеюшка, соколик мой… Да что ж ты мне слова-то доброго на прощанье не сказал. Ой, да откликнись-отзовись, друг ты мой сердешный. Ой, да подай мне хоть вестушку малую. Ой, да кричит-орет благим матом наша скотинушка, ой, да телевизир-то уключить я не умею…

Николай, обеспокоенный печальными звуками, вошел в избу, глянул на Наталью и окликнул тетку с порога:

– Теть Варь! Ты чего это? Да чего ты по нем, как по покойнику, голосишь?

Он перебил Варварин плач, и она подозрительно спросила:

– А ты что: ай знаешь что про Матвея?

Николай замялся, и Варвара все поняла.

– Да где он есть-то? Чего молчишь-то?

Николай скрипнул с досады зубами. Варвара обернулась к Наталье:

– Да чего ж вы молчите-то? А? Приехали и молчите. Ведь знаете что-то?

Гости молчали, как партизаны. Тогда Варвара всхлипнула, припала к Наталье:

– Наташенька, милая, знаешь что – скажи! Ну чего ж ты все молчи-и-ишь-то?

У Натальи сердце разрывалось:

– Да не убивайтесь, теть Варя! Все у него хорошо.

Варвара, глянув на Наталью, твердо сросила:

– Где он есть? – И, чуть скривив губы: – Живой?

Видя, что у нее слезы были наготове, Наталья не выдержала, предупредила их:

– Да живой, живой он! Не волнуйся, теть Варя! У нас он живет.

Слезы у Варвары сразу высохли:

– И давно он у вас?

– Вчера пришел, вечером.

Николай, матерясь одними губами, только хлопнул по коленке и пошел опять курить на улицу. В дверях быстро глянул на Наталью, постучал сначала пальцем по виску, а потом прижал его к губам. Варвара обмякла, взяла Наталью за руки, умоляюще глядя ей в глаза, спросила:

– Наташенька, как он там? И где ж он был-то этих две ночи с его радикулитом? Не у ней ли?

Николай, все еще стоя у порога, плюнул за него и почти закричал:

– Да нету у него, теть Варь, никого! Он же мне сам сказал! Вот ведь понапридумывают! Не разгребешь потом! Чего ж нам, шкуру, что ли, с себя снимать, чтоб вы, бабы, поверили?

Наталья обернулась к Николаю:

– Коль, подожди. – На что Николай только махнул рукой и вышел. – Да не волнуйся, теть Варя. Он сказал, что ночевал в стогу, чуть подмерз, но у нас тепло, он в Вовкиной комнате спит.

Варвара совсем успокоилась, обернулась к иконе, спокойно перекрестилась:

– Слава тебе, Господи, живой-здоровый…

Наталья, словно чувствуя за собой вину, заторопилась:

– Да все у него в порядке, теть Варь, он сам-то переживает очень, только, видно, гордость у него…

– Ой-ей-ей! – протянула Варвара. – Вот уж этого у него на семерых.

Она обняла Наталью:

– Я, может, за это его и полюбила. – Вздохнув, она усмехнулась. – Ой, да чего там гармошка! Я бы его и без гармони увидала. Глянь, какие глазищи у него, хоть и ростом не удался.

Наталья засмеялась, обняла Варвару, приговаривала:

– Вот и слава богу, и слава тебе, Господи… И чего вы тут, как дети малые, все делите?

– А у вас с Колькой чего, никогда до тарелок дело не доходило?