Думки. Апокалипсическая поэма. Том второй
Шрифт:
– А я? – пискнул Фенек. – Мне тоже интересно.
Женя кивнул, мол, присоединяйся.
Раз керосиновая лампа оказалась у меня, то мне пришлось идти впереди всех. Я шел, держа лампу на вытянутой руке, а мои храбрые друзья ступали за мной шаг в шаг, прижавшись к моей спине и укрываясь мной будто щитом: один схватился за один мой бок, другой – за другой.
– Опусти лампу! – шепотом приказал Женя, когда мы очутились в вестибюле.
В вестибюле «щелк!», перемежающееся с «хрясь!» стали слышны отчетливей. И еще бубнеж какой-то между этими «щелк!» и «хрясь!», но что
Насекомое, бескрылая муха или паук. Оно сидит там, на этаж или два выше, в уголке лестничной площадки, в темноте. Вся поверхность этой паукообразной мухи выглядит так, будто с нее кожу содрали – красная, но в темноте этого, конечно, не видно, как и не видно, что оно все покрыто редкими волосиками. А глаза! глаза у нее черно-черные, злобно-раскосые, над ними складчатое веки, под – такие же складчатые мешки. Ее лапы в вечном беспокойстве шебуршат, хрустят суставами, она шевелит острыми жвалами, щелкает ими, задирает верхнюю свою хитиновую губу и трясет ею мелко-мелко – получается звук как из ненастроенного радио: это она нас, интересно, к себе заманивает или, наоборот, отпугнуть хочет?!
– Что? – переспросил я. – Зачем?
– Опусти, говорю, лампу! – зашипел на меня Женя. – Слепит и ничего не видно!
– Это тебе может из-за моей спины ничего не видно? – поинтересовался я.
Женя ничего не ответил, Женя тихонечко тыкнул меня в бок и рука с керосиновой лампой опустилась сама собою.
Мелко ступая мы пересекли вестибюль и оказались около космонавта. Я не преминул попрощаться с ним: съест по Жениному капризу меня мухопаук и не увидимся мы больше.
– Прощайте, Юрий Алексеич, – тихонечко прошептал я так, чтоб никто не услышал.
Все тем же манером, я со светом в авангарде и два героя за мной, мы подшагали к лестнице.
– Там! – прошептал громовым шепотом Женя из-за моей спины. – Наверху!
– И без тебя ясно, что наверху! – срезал я Женю.
– Шагай! – Женя легонечко подтолкнул меня к лестнице.
– Я не могу, – пожаловался я.
– Почему? – спросил Женя.
– Фенек схватил меня за бок, оторвет сейчас!
– Эй, Фенек! – приказал Женя. – Ослабь хватку!
– Извини! – извинился Фенек.
– Эй! – снова эйкнул Женя.
– Извини! – снова извинился Фенек.
– Ты можешь никого не хватать за бока? – спросил Женя.
– Страшно, что ух! – признался тогда Фенек.
– Ничего тут страшного, – сказал Женя своим рассудительным голосом выкрученным на минимум, – темно просто.
– Давай до утра подождем, – предложил я. – Светёт и мы пойдем посмотрим чего там.
Наверху опять радио, щелчок и вдруг как хрясь! да так сильно, что мы все втроем разом подпрыгнули, а Фенек снова вцепился в мой бок.
– Фенек! – закричал я шепотом. – Женьку щипай, а не меня, это его затея!
– Извини! – опять извинился Фенек и отпустил меня.
Я ступил на лестницу и поднялся на несколько ступенек.
Щелк! Хрясь!
Еще несколько ступенек и вот
мы уже стоим на лестничной площадке. Где эта стрекочущая муха, на этом этаже или на следующем?Хрясь! Щелк!
Кажется, не на этом, пока можно выдохнуть. Мы двинули дальше.
Радио вдруг поймало волну, не совсем устойчивую, но уже можно что-то разобрать.
– …ты …стыдно – Щелк! – ..кто! – заскрипело сверху. – Хрясь!
– Это же Три Погибели скрипит! – догадался Фенек.
– А Женя испугался! – подразнил я Женю. – Женя испугался и кого?
– Три Погибели! – ответил за меня Фенек.
Женя поморщился и ничего не сказал.
Мы поднялись еще на один пролет.
– …ты вверил их сам себе – Щелк! – Хрясь! – …и зачем вверил! – Щелк! – Хрясь!
– …я у тебя вопрос спросила – Щелк! – Хрясь! – … а ты глухонемым молчишь! – Щелк! – Хрясь!
– Расщелкалась! – сказал Женя.
Она всегда щелкает чем-то там у себя в голове, когда говорит, но сейчас Три Погибели щелкала с особым почему-то неистовством.
Мы поднялись еще на один пролет выше.
– …для призрения! – Щелк! – Хрясь! – …для воспитания!
Еще пролет.
– …а ты их в Крестовый поход! – Щелк! – Хрясь! – Без карты!
Ступенька за ступенькой мы приближаемся к кабинету капеллана, я по-прежнему в авангарде, герои тылы мои подпирают.
– …тебя же как человека на переговор звали! – Щелк! – Хрясь!
– Это она его за Крестовый поход так… – догадался Женя.
Ступенька, еще, Женька все меня вперед подталкивает и подталкивает – а что, собственно, мы тут делаем? Я так у Женя и спросил:
– Все теперь понятно, Три Погибели ругает капеллана за Крестовый поход и щелкает, – сказал я. – Чего мы тут еще забыли?
– А хрустит у них там что?
– Я ведь заранее же предчувствовала, что ты не справишься с этими мальчиками! – орала Три Погибели в своей обычной манере.
Щелк! – Хрясь!
– Какая разница что у них там хрустит! – воскликнул я.
– …а когда ты их за картошкой опять повел, мои предчувствия возобновились вновь и ты не подвел!
Щелк! – Хрясь!
– Надо узнать, – сказал Женя.
– Тебе надо… – но договорить я не успел, Женя потолкал меня к двойным дверям кабинета капеллана.
Я поставил керосиновую лампу на пол и послушно пошагал вперед.
– …прошлого раза тебе на хватило?! – Щелк! – Хрясь! …что мы, жили скучной жизнью? – Щелк! – Хрясь! – Мне это все во сне приснилось… – Щелк! – Хрясь! – …и ведь как по написанному сбылось!
Я лежу ухом на одной из дверей, а на мне лежат Фенек с Женькой.
– Ну? – шепчет мне Женя свободное ухо.
– Что ну? – говорю. – Я сквозь двери смотреть не умею! Да что ты навалился, дай в скважину в замочную посмотрю!
– Я когда увидела это собственными глазами… – Щелк! – Хрясь!
В замочную скважину картина прояснилась, но все равно ничего, конечно, не понятно. Капеллан стоит на коленях перед своим столом, а рука у него фальшивая на крышке перед ним лежит, на зеленом сукне прямо. Три Погибели бегает из угла в угол со скоростью метеора, отчитывает капеллана и страшно щелкает.