Дурак, шут, вор и чёрт. Исторические корни бытовой сказки
Шрифт:
В одном из рассказов о шаманах, собранных Г. В. Ксенофонтовым, очевидец – якут Спиридон Самсонов – вспоминает, что во время камлания шамана он видел в полутьме, как у последнего над ушами «появилось что-то красное, длиною с четверть. Говорили, что это рога. Издавая протяжный бычий рев, рогами он стал ковырять землю, было видно, как большие комья глины полетели на стену» [132] . Свидетельства С. Самсонова по разным причинам собиратель признает «наиболее важными и серьезными доказательствами в ряду других данных» [133] . Во время камлания нанайский шаман и присутствующие воображают его поездку в подземный мир в медвежьем облике. Шаман поет: «Станем ехать по бунийской дороге. <…> Я в випі поеду в виде медведя <…> руки, ноги, рот, хвост, как у медведя, <…> сердце, печень, грудь, как у медведя… Го-го-го, по киленской бунийской дороге поеду медведем или как олень. <…> В випі есть протока, поедем скоро. <…> Деревья падут под нашими ногами. <…> Дверь в випі открыта передо мною» [134] . По свидетельству М. Н. Хангалова, у бурят на вечерках (надан) шаман призывает «надани онгонов» (вечерочных онгонов), а затем сам же изображает
132
Ксенофонтов Г. В. Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов. С. 52.
133
Там же. С. 61.
134
Штернберг Л. Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны. С. 484.
135
Хангалов М. Н. Новые материалы о шаманстве у бурят // Записки Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества по отделению этнографии. Т. II. Вып. I. Иркутск, 1890. С. 76–83. Гл. 2.
136
Штернберг Л. Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны. С. 408.
В фольклорных рассказах о шаманах разнообразные элементы культа могут свободнее сочетаться и варьироваться на основе религиозных представлений. Г. В. Ксенофонтов записал рассказ о том, как во взаимной борьбе друг с другом два шамана превращаются в голодных медведей. Затем один из них и его союзник-шаман вместе превращаются в голодного волка и пожирают своего врага – шамана, превратившегося в медведя [137] . В другом рассказе духи двух вилюйских шаманов превратились один – в волка, другой – в медведя и «отправились в Якутский край пожрать шамана Бютэй-Илии». Тот заранее знает об уготовленной ему участи: «Еще до их прибытия Бютэй-Илии <…> сказал жене: “Я предчувствую, что вот-вот прибудут шаманские духи и пожрут меня”» [138] .
137
Ксенофонтов Г. В. Хрестес: Шаманизм и христианство: Факты и выводы. Иркутск, 1929. С. 56.
138
Ксенофонтов Г. В. Хрестес. С. 85–86.
Ниже нам предстоит упомянуть о связи шаманского каннибализма с восточнославянским колдовством, здесь же отметим, что у эвенков шаманы могут изображаться в фольклоре людоедами, и не превращаясь в зверей [139] . Интересно свидетельство И. А. Худякова о поверьях якутов о способности шаманов принимать звериный облик: «Шаманы – опасные люди: шаманит, шаманит, вдруг у него изо рта или подбородка покажется медвежья кость, или же сам он обратится медведем и пойдет по комнате. “Тут поневоле ему поверишь”, – говорят якуты. Или же оборотится волком, выбежит и испугает скот. С тех пор скот и станет пропадать» [140] .
139
См., например: Сборник материалов по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору. С. 78–83 и др.
140
Худяков И. А. Краткое описание Верхоянского округа. Л., 1969. С. 313.
В зверином оборотничестве шаманов превращение в медведя занимает особое место, поскольку значительно более поздний шаманский культ вобрал в себя элементы раннего культа медведя. Чрезвычайно сложный вопрос о связях шаманизма с медвежьим культом не имеет в этнографии окончательного решения. Б. А. Васильев, например, считает, что «медвежьи мифы не связаны с шаманской мифологией так же, как и шаманский ритуал не связан с медвежьими обрядами» [141] . Однако наблюдения и исследования других этнографов опровергают это представление [142] . Очень аргументированно и обстоятельно рассматривается, например, вопрос о тотемических истоках шаманизма и, в частности, вопрос о связи шаманства с культом медведя на эвенкийском материале с привлечением данных по другим сибирским народам А. Ф. Анисимовым [143] . На основании изучения религиозных воззрений кетов (сопоставленных с соответствующими религиозными взглядами и практикой эвенков, селькупов, якутов, североамериканского племени черноногих [144] ) Е. А. Алексеенко считает необходимым сделать следующий предварительный вывод о связи шаманства с медвежьим культом: «Уже сейчас имеющийся материал позволяет сказать, что так называемые медвежьи элементы, проявляющиеся в шаманских представлениях и атрибутах, являются частью целого комплекса верований, сохраняющихся наряду с шаманством в форме родовых медвежьих праздников.
141
Васильев Б. А. Медвежин праздник. С. 80.
142
См., например: Ядринцев H. М. О культе медведя, преимущественно у северных инородцев; Потанин Г. Н. Ерке: Культ сына неба в Северной Азии; и др. – Прим. В. Ш.
143
См., например: Анисимов А. Ф. Культ медведя
у эвенков и проблема эволюции тотемистических веровании // Вопросы истории религии и атеизма. М., 1950. С. 303–323; Он же. Шаманские духи по воззрениям эвенков и тотемистические истоки идеологии шаманства // Сб. Музея антропологии и этнографии. T. XIII. М.; Л., 1951. С. 187–215; Он же. Шаманский чум у эвенков и проблема происхождения шаманского обряда // Сибирский этнографический сборник: М.; Л., 1952 (Труды Института этнографии АН СССР. Новая серия. T. XVII). С. 199–239. – Прим. В. Ш.144
Алексеенко Е. А. Кеты. С. 190–194.
Эти верования составляют определенный пласт в кетском шаманстве, что и дает возможность говорить о них как об особой форме “медвежьего шаманства”» [145] . Становятся более ясными факты, подобные, например, выделенному Д. К. Зелениным. «Якуты считали, – пишет он, – самым сильным шаманом того, у кого духом-покровителем медведь» [146] .
Попытка отыскания исторических истоков сказки о мороке в представлениях и культовой практике, родственных шаманизму, была бы едва ли обоснованной, если бы не удалось показать генетическую зависимость русского колдовства от шаманства. В действительности такая зависимость разносторонне и обильно подтверждается имеющимися у нас материалами. Хотя вопрос о связи шаманизма с русским колдовством исследован слабо [147] , но и тех немногих выводов, которые уже сделаны, достаточно, чтобы убедиться в плодотворности его постановки. Для Д. К. Зеленина происхождение русского колдуна от шамана не вызывает сомнений. «Шаманы, – писал он в 1916 г., – близки во многом к нашим колдунам. Во времена язычества колдуны наши также были шаманами и, быть может, даже шаманами белыми (а не черными), т. е. служителями светлых, небесных божеств. Перемена религии перевела колдунов в разряд черных шаманов, т. е. распорядителей мелкой нечистой силы. До сих пор сохраняется в народном воззрении весьма существенное сходство между шаманами и колдунами: шаманы, в полное сходство с колдунами (§ 10), всегда умирают необычною смертью» [148] . Это же мнение исследователь повторяет 20 лет спустя. «Культ онгонов, – пишет он, – давно уже в Сибири оказывается чисто шаманским, причем он входит в функции одинаково и черных и белых шаманов. А так как в культе онгонов очень сильно наследие тотемизма, то и в шаманском культе имеются также прозрачные пережитки былого тотемизма» [149] . «Даже у русских колдунов, которые, будучи прямыми преемниками шаманов, утратили уже всякую связь с шаманством, помощники крогуруши “видом похожи на кошку”» [150] .
145
Там же. С. 190.
146
Зеленин Д. К. Культ онгонов в Сибири. С. 390.
147
Но во всяком случае настолько, чтобы трактоваться в учебной вузовской литературе. См.: Соколов Ю. М. Русский фольклор. М., 1941. С. 134–135. – Прим. В. Ш.
148
Зеленин Д. К. Очерки русской мифологии. Вып. 1. Умершие неестественною смертью и русалки. Пг., 1916. С. 91. Зеленин, в свою очередь, указывает на параграф об умерших колдунах (Там же. С. 91. § 10) и на работу Припузова (Припузов Н. Сведения для изучения шаманства у якутов Якутского округа // Известия Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества по отделению этнографии. Иркутск, 1884. Т. 15. № 3/4. С. 65): «Шаманы убивают друг друга через своих демонов». – Прим. В. Ш.
149
Зеленин Д. К. Культ онгонов в Сибири. С. 389.
150
Там же. С. 391. Автор ссылается на Архив Русского географического общества. – Прим. В. Ш.
Более аргументированно развивает ту же мысль исследователь русского колдовства Н. А. Никитина [151] . «Колдуны, – пишет она, – действуют при помощи нечистой силы – дьявола, который дает им помощников. Помощники эти могут быть и в образе животных. Аналогию этому представляют, с моей точки зрения, дух-покровитель и духи-помощники шамана. И вообще наши материалы дают возможность провести параллель между колдовством и шаманством». Далее автор подробно перечисляет черты, указывающие на сходство русского колдуна с шаманом: «Силу свою как колдун, так и шаман получают или наследственно, или преемственно. Колдун, как и шаман, исполняет функции гадателя, заклинателя и лекаря. Характерным действием обоих является порча. Есть сведения, что колдун действует в состоянии исступления, которое можно сопоставить с экстазом шамана. Оба употребляют приемы, основанные на принципе первобытной магии.
151
Никитина Н. А. К вопросу о русских колдунах // Сб. Музея антропологии и этнографии. Л., 1928. Т. VII. С. 323–324.
И колдун, и шаман знают время своей кончины. Оба тяжело умирают. Оба становятся нечистыми покойниками, не теряют силы после смерти; могила как колдуна, так и шамана считается страшным местом. Колдовство, как и шаманство, живут в нервно-восприимчивой среде».
Менее значительны и не столь проблематичны, по мнению исследовательницы, различия между колдуном и шаманом:
«Различие заключается в том, что колдун является служителем только злой силы, тогда как шаман камлает часто обоим божествам – и доброму, и злому; у некоторых народов есть, впрочем, шаманы как “белые”, так и “черные”. Колдуны восточных славян не имеют и, по-видимому, никогда не имели бубна, колотушки и ритуальной одежды. Идея избранничества, ярко выявленная в шаманстве, в современном колдовстве восточных славян не развита, но и колдун, получив волшебную силу, обязан колдовать; если он долго не колдует, его мучают духи-помощники».
Конец ознакомительного фрагмента.