Дурдом на выезде

— Тогда к чему это все? Платить я не собираюсь!

— И не надо, — он пошел бедром на нее, но тут же изменил направление и закрутился волчком.

— Прекратите! — взвизгнула Ася, тыча пальцем в коробку.

Коробка, стоит заметить, была щедро оснащена. В боковых стенках имелись: магнитофон, мини-бар и, похоже, компьютер. Ася возмущенно промаршировала к коробке и решительно нажала на клавишу магнитофона — музыкальный грохот прекратился. Мужчина застыл в сладострастно-фальшивой позе и вопросительно уставился на Асю своими печальными глазами.

— Что все это значит? — грозно спросила она.

Он, не меняя позы, любезно осведомился:

— Вы портфель для ноутбука на Пел-Мел вчера покупали?

— Покупала.

Мужчина мгновенно перешел на бравурные ноты:

— Поздравляю вас! Вы тысячный покупатель! Я подарок от магазина! Вас преследует фантастическое везение!

— Именно, что преследует, — посетовала Ася и свирепо приказала: — Выкатывайтесь!

Он опешил:

— Как?

— Вместе с коробкой!

— Но коробка тяжелая! Один я ее не подниму!

— Значит выкатывайтесь без коробки!

— Но я не одет!

— Я дам вам свою одежду.

— В женской одежде я не пойду, — наотрез отказался он и напомнил: — Я все же мужчина.

— Еще скажите, что джентльмен, — фыркнула Ася. — Не понимаю зачем вам рудимент совести, когда все остальное человеческое у вас уже отвалилось?

— У меня ничего не отвалилось, — обиделся он, прикрывая руками набедренную повязку.

Проследив за его движением, Ася взорвалась:

— Там-то, думаю, да! Там-то у вас все на месте! А в остальном вы уже не мужчина!

— Кто же я?

— Ха! Кто он! Жигало! Живая кукла! Раз зарабатываете на жизнь, голяком выплясывая в «нумерах», так нечего выкобениваться! Надевайте женское платье и вон из номера, пока я охрану не вызвала!

Демонстрируя нешуточность своих намерений, Ася положила палец на кнопку вызова горничной.

— Не выгоняйте меня, пожалуйста, — взмолился мужчина. — Я должен пробыть здесь четыре часа. Если раньше уйду, меня сразу уволят за профнепригодность.

И, рухнув на пол, он горестно заревел.

Мужская слеза — редкая вещь. Согласитесь, такое нечасто встречается. Во всяком случае, назвать сей факт повсеместным решится лишь отчаянный фантазер. Пока Ася ошарашено соображала что происходит, танцор незамедлительно приступил к изложению вопиющих деталей своей горькой судьбины.

— Да, я ничтожество, но я не всегда был таким, — признался он, открывая первую страницу печальнейшей повести «О пилоте-истребителе военно-воздушных сил Ее Величества, попавшем в лапы безжалостного врага имя которому Жизнь».

Лишенное ласки-любви детство; суровое интернатное отрочество; юность, наполненная предательством женщин и мужчин; поруганная капралом летной школы мечта; безмозглость офицеров военно-воздушной академии; попрание обществом всего чистого и святого; в результате порно-кастинг, клубы в Сохо, падение духом, полное разорение: духовное и физическое…

— Я, Курт Бьюмон, из славного рода Бьюмонов, опозорил отца и остался в чем мать родила, — зверски рыдая, сообщил несчастный танцор.

— Вижу, вижу, — вторила ему Ася.

— Я ничтожество! Я хотел быть птицей, мечтал о небе.

— И стали звездой.

— Да, стал грязной порно-звездой!

— Нельзя так, голубчик, себя очернять. Это тоже карьера. Курт, мальчик мой, вы добились того, что мало кому удается. Военных пилотов вокруг, что грязи, а толковых порно-звезд по пальцам можно пересчитать.

— Нет! — впадал отчаяние Бьюмон. — Нет! Я презреный! Я лишу себя жизни!

Она сердобольно промокнула платочком его глаза и, вздохнув, посоветовала:

— Вам надо выпить.

Он согласился:

— Вам тоже.

Александра налила ему и себе виски. Бьюмон выпил и брезгливо поморщился:

— Что за гадость? Возьмите в моей коробке бутылку отличного рома. Только ром способен затянуть душевную рану.

— Что же вы раньше мне не сказали? — воскликнула Ася, отправляясь за ромом.

Когда снова выпили, ее неожиданно потянуло на ответную откровенность. Не вдаваясь в подробности, Ася наскоро рассказала о том как несчастна: свиньи — грязь — Растердяевск, потом Москва — домохозяйство — измена, затем Лондон — суета — все та же измена. Благодарности ноль! Счастья ноль! И бесконечность измен!

— Куртик, миленький, что же это такое? Изменяют мне все, кому ни лень, — пьяно рыдала Ася.

Бьюмон сочувственно слушал и, сокрушаясь, вздыхал:

— Да-а! Да-а! И тебе, детка, досталось.

— А ведь мне так мало надо! Чуть внимания, кроху ласки, щепотку любви, и вот уже я готова горы свернуть ради него, единственного, родного. Ему и делать-то ничего не надо. Подбрось хворостину в огонь и грейся-лежи.

Бьюмон, трезвея, воскликнул:

— А ведь я, пожалуй, готов тебе услужить.

— В каком смысле, — не трезвея, спросила Ася.

— В самом прямом. Ты очаровала меня.

— Правда?

— Клянусь! Впервые встречаю такую несчастную женщину. Знаешь о чем это говорит?

— О чем?

— О том, что ты необычайно добра.

— Как ты об этом узнал?

— Путем логики. Доброта в нашем мире — слабость, нечто сродни болезни: на доброго человека липнут несчастья, как на слабого здоровьем вирусы и микробы. Раз у тебя все так не складывается, значит сам бог мне тебя послал. Знаешь, что я придумал!

Ася глянула на него и сказала:

— Не знаю, что придумал ты, но я придумала вот что. Курт, я так не могу. Ты хотя бы оденься, а то сидишь тут голый. Честное слово, мне неудобно.

Бьюмон, с отчаянием махнул рукой:

— Так и быть! Тащи свой халат!

Вырядившись в Асин халат он заявил:

— Надоело!

— Что? — удивилась она, встревожено скользнув взглядом по только что начатой бутылке рома (второй уже).

— Нет, не это, — успокоил ее Бьюмон. — Цивилизация надоела! Только представь: шум машин, блеск бриллиантов, огни рекламы, клубов веселая кутерьма, а над всем этим витает скука!