Два дня в апреле

— С моим отцом… могла бы?

В его голосе послышалась мольба.

В самую первую секунду Уне показалось, что она ослышалась. Она бросила на Тео ошарашенный взгляд. Не может быть, чтобы он предложил ей такое!

— Конечно, ты можешь отказаться! Воля твоя! — затараторил он как ненормальный. — Я всё пойму, если ты скажешь «нет». Но и ты пойми! Мой отец сейчас в страшно подавленном состоянии. Винит во всём случившемся себя и только себя. После трагедии он так и не вышел на работу. Мама вообще боится, что он…

Голос Тео сорвался, и он замолчал. Лицо покрылось краской, и он уставился в землю, боясь взглянуть Уне в глаза.

Уна отказывалась верить своим ушам. Этот парень, наверное, шутит! Неужели он хочет, чтобы она встретилась с человеком, по вине которого погиб её папа? Должно быть, он с луны свалился, не иначе!

— Ты шутишь, да? — спросила она, стараясь говорить ровным голосом. Потом вскинула свой школьный рюкзак на плечо и развернулась, чтобы уйти. Слушать она его больше не желает!

Но Тео и не подумал заткнуться и помолчать!

— Если бы ты согласилась, — продолжал он канючить у неё за спиной, — если бы пришла к нам, то у моего отца появился бы шанс… сказать тебе, как сильно он переживает о случившемся. И тогда, думаю, ему бы тоже… полегчало…

И снова Уна ощутила внутри себя прилив ярости. Она опять повернулась к Тео лицом.

— Говоришь, полегчало бы? То есть ты хочешь, чтобы именно я облегчила его муки и угрызения совести после всего, что он натворил?!

Лицо Тео сморщилось, как от боли.

— Это был несчастный случай! — обронил он едва слышно. — Несчастный случай, и только!

Уна сверкнула на него глазами. На кончике её языка уже вертелась очередная порция обидных слов, но вдруг совершенно неожиданно для себя самой она вспомнила…

Утро. Они сидят с папой за столом и завтракают. Только он и она. Мамы уже больше нет с ними, но и Дафния ещё пока не появилась в их жизни. Отец читает какую-то утреннюю газету, Уна — ей тогда было лет восемь или девять — уплетает за обе щеки свой любимый попкорн.

— Ты только послушай! — вдруг восклицает папа. И зачитывает ей историю о том, как два дальнобойщика из Калифорнии, остановившись на трассе возле пункта взимания платы за проезд по платной дороге, заплатили за проезд дважды: за себя и ещё за одного водителя легковушки, который стоял в очереди за ними.

— Журналист назвал этот жест «спонтанным проявлением доброты», — пояснил ей тогда отец смысл прочитанного. И добавил: — Как же здорово делать людям добро! Особенно незнакомым людям, которых ты совершенно не знаешь…

Уна в тот момент не нашла никаких таких поводов для особых восторгов. «Чем он так восхищается, — подумала она тогда. — Ну что здесь такого особенного? Заплатили себе и заплатили! Хотя и странно немного всё это…»

— Папа, а зачем платить за человека, которого ты совсем не знаешь? — помнится, спросила она у отца. — Ведь такой человек даже не сможет тебе вернуть свой долг потом. Он же не знает, где ты живёшь и как тебя зовут.

Отец усмехнулся:

— Знаешь, такая странная штуковина… Добро, сотворённое тобою, тебя же самого и делает счастливее. Не всё в этой жизни, девочка моя, измеряется деньгами. Как, впрочем, и совсем не обязательно только платить за кого-то. Людям можно помочь и без денег. Скажем, пригласить кого-нибудь под свой зонтик во время дождя… помочь кому-то перейти улицу… или поднести покупки из магазина до дома. Добро, оно многолико, как мне кажется. Но и статья привела просто замечательный пример! А таких примеров в нашей жизни — превеликое множество!

«Ну и что здесь замечательного, — продолжила свои размышления Уна. — Вполне возможно, человек, которому ты предложишь спрятаться под твоим зонтиком, не захочет укрываться от дождя под чужим зонтиком? А если ты вызовешься поднести кому-то его покупки, так этот человек ещё решит, чего доброго, что ты просто хочешь обворовать его». Но отец уже снова погрузился в чтение газеты, а потому Уна решила не приставать к нему с новыми вопросами. Да и время подпирало. Надо было быстрее управляться с собственным завтраком.

Но почему-то именно после этого разговора с отцом она вдруг стала замечать, что папа постоянно совершает то самое, что журналисты обозвали «спонтанным проявлением доброты». То на парковке он передаст кому-то свой стояночный диск, если время стоянки ещё не вышло до конца, то подробно объяснит туристам, бестолково сверяющим свой маршрут по карте города, как им удобнее и проще всего попасть в то или иное место. В супермаркетах, стоя в очереди в кассу, он всегда охотно пропускал вперед себя покупателей, у которых товара было немного. А однажды он нашёл по пути на работу утерянный кем-то проездной билет на автобус… Так он потом мотался на своём велике на другой конец города, чтобы вернуть находку хозяину, — благо адрес человека был указан на билете. А уж помочь кому-то донести до дому покупки… такое он проделывал сотни раз!

Внутренним зрением Уна отмечала все эти мелочи. И они, надо сказать, действовали на неё двояко. С одной стороны, она испытывала некое чувство неловкости. Дескать, вот лезет со своими услугами к незнакомому человеку. А с другой — она гордилась своим отцом всякий раз, когда видела его «спонтанные проявления доброты». Впрочем, сама она не торопилась следовать его примеру, и никаких особо добрых дел на её счету пока не было. Во-первых, она и стеснялась приставать к чужому человеку со своими предложениями о помощи. А во-вторых, что подумает про неё Кьяра? Да и другие подружки тоже… Они же просто засмеют её.

Да, но почему она вдруг вспомнила обо всём этом именно сейчас? Что бы это значило? Неужели папа только что послал ей какой-то особый знак? Наверное, он хотел сказать ей: «Это — твой шанс, девочка моя! Воспользуйся им!»

Но её ситуация совсем иная. Ничего общего с теми добрыми делами, которые когда-то совершал он. Начнём с того, что никакое это не спонтанное проявление доброты. Ведь её же просят об этом. К тому же папины добрые дела — это всё мелочи в сопоставлении с тем, что просят у неё. Это тебе не зонтик кому-то предложить или перевести через дорогу. Нет! Её просят о совершенно гигантском добре, на которое не так-то просто решиться.