Два романа о любви (сборник)

– Нет, это было очень познавательно и интересно, особенно для малоразвитого чужестранца.

– Не набивайтесь на комплимент! Вам чай или кофе?

– Чай. Спасибо…

Так они говорили, и Петр почувствовал, что хочет спать. И это странно: напротив такая роскошная женщина, пустой дом, ребенок у подруги, ночь, никого посторонних – и тянет спать, это как? Это так: от сидящей напротив женщины веяло холодком отчуждения. Несомненно, по природе темпераментная, горячая, она была будто покрыта инеем. Для него, Петра, или со всеми такая? Потому и не замужем? Черт ее знает. Но факт налицо: его к ней не тянуло, совсем, и даже напротив – хотелось уйти, лечь спать.

А вот с интуицией у нее всё в порядке.

– Хотите спать, мне кажется. Ваша комната в вашем распоряжении. Я сделаю то же, пора, пора.

– Да-да, пора, – кивнул он.

– Ложитесь. Или в ванную сначала, она ваша, у меня собственная душевая. А я здесь приберу.

– Спасибо. – Он хотел было подняться, но Биче опередила его:

– Последнее. Без дипломатии. Какие у вас планы? Можете пожить здесь – хоть день, хоть два, хоть неделю, меня это никак не стеснит.

– Благодарю. Но завтра я уеду, кажется. Да, дела.

– Дела в путешествии?

– Ну… бывает и так. Мелкие дела, но…

– Ладно, я предложила, а решать вам. Спокойной ночи.

Утром, помня о традиции этого дома, Петр вышел к завтраку ровно в десять. За пустым столом никого не было, но тут же появилась служанка в белом переднике (Стефания, кажется, да?), сообщила, что синьоры Беатриче нет, уже ушла по делам на службу, и предложила садиться, сейчас она подаст.

Забавно, так Петру никогда не прислуживали. Уже вскоре он ел пышный омлет с сыром и гренками, потом принесли кофе. Легкий завтрак, как тут принято. Вкусно. Уже хотел было подняться, как вновь возникшая Стефания сказала: «Синьора просила передать вам это» – и протянула визитную карточку.

Он глянул в нее. Красивыми крупными буквами курсивом там было написано (по-итальянски, разумеется): Беатриче Робинсон, концертмейстер. Ниже: Миланская консерватория имени Джузеппе Верди. Еще ниже: основана указом Наполеона, 1807 год. А еще ниже – несколько телефонных номеров. Но сбоку и уже не печатно, а от руки, вписан авторучкой еще один номер – судя по набору цифр, мобильный, ибо начинался он с +39 (это код Италии, он знал).

Вот, значит, что! Значит, девушка дала телефончик, как говорят в России. Это знак? Ну ладно, дальше. Дальше: фамилия девушки Робинсон, это, понятно, от папочки-американца. Беатриче Робинсон, прекрасно! Прекрасно и то, что не забыт император-завоеватель, а также дата его указа. Намек на великую миссию просветительства? Ну да, завоевал, но основал консерваторию, здорово! Нет, это без иронии: из истории правды не выкинешь, или истины, как сказали бы синьор Антонио и его внучка Беатриче. Ну да бог с ними – главное тут то, что Петру оставили телефончик! Даже несколько телефонов – и служебные (синьоре Робинсон), и личный (просто Биче, как она просила, точней указала). Отдельное спасибо.

Это неожиданность. Ничто не предвещало такой милости. Вчерашняя Биче (гордая красота в мерцающем инее – ну, будто открываешь морозильную камеру холодильника), и вот вдруг это. Что это? Проявление деликатности, знак внимания? Намек? Или так просил синьор Антонио – чтобы у Петра остались какие-то координаты итальянского семейства? Или всё проще: прагматичная Беатриче оставила задел на будущее – мало ли что и как будет складываться? В общем, масса вариантов шахматной партии женского ума. Поди реши сей гамбит!..

Петр прихватил с собой визитку, поблагодарил Стефанию за завтрак, сказал, что сейчас уходит – да, насовсем, – поэтому поблагодарил еще и за гостеприимство и тут спросил, не подскажет ли она, где в Милане такой банк – «Unicredit Group»? Или такой – Banca d’Italia? Она подсказала, правда с долей сомнения: должно быть, в самом центре, рядом с главным собором и Ла Скала, скорее всего на Piazza Cordusio. Петр вынул ручку из кармана пиджака и на обратной стороне визитки записал название площади.

Вернулся к себе в комнату, посмотрел, не забыл ли чего из мелочей – расческу, зажигалку, бумажник (в него убрал визитку Биче), паспорт, – и, оглядев на прощанье уютную комнату, пошел к выходу. В холле коридора его поджидала Стефания, чтобы попрощаться и закрыть за ним дверь. Вот и всё.

На улице было уже не так жарко, как в последние дни, небо в облачности, глядишь, вот-вот пойдет дождь. Ну да, Ломбардия, север страны, Альпы поблизости. Значит, я вовремя отсюда, понял Петр. И, поразмышляв, в банк на Piazza Cordusio не поехал. Поехал сразу на железнодорожный вокзал. Там выяснил, что удобный ему поезд до Венеции – в 12.35, скоростной «Евростар», прибудет на место в 15.10. Отлично. И цена тоже не запредельная для него, даже если первым классом – 42 евро. Погулял по привокзальной площади, посидел в траттории. Подумал: надо бы позвонить Биче, попрощаться – ну, хотя бы приличия ради. Потом решил: из Венеции позвоню. И двинулся на перрон.

«Евростар» произвел приятное впечатление – и сам поезд снаружи и внутри, и скорость, и виды из окна. Прекрасна Италия, да. И это путешествие выходило прекрасным. Столько неожиданностей, непредсказуемых моментов: старик Антонио с его Сальери, его наряд, парик с косичкой и бантиком, его музей, клавесин, мальчик Джузеппе, игравший Моцарта, потом дорога в Милан на стареньком «фиате», мулатка Биче с ее мулатенком Джино, Миланский собор, Ла Скала, публика, поющая стоя «Va’, pensiero»… Да, чего только не бывает в этой жизни, если праздно, беззаботно странствовать, не думая о будущем!..

В Венеции (не то что сегодня в Милане) было солнечно, почти жарко, на небе легкие облачка. На вокзале Санта Лючия Петр стал узнавать, есть ли прямой поезд на Москву. Выяснилось, есть. Но раз в неделю, по средам. А сегодня что? Именно среда. А отправление когда? В девять вечера. Подходит. Вообще-то, объяснили ему, это транзит через четыре страны – Словению, Хорватию, Венгрию и Украину, но если у синьора есть Шенгенская виза, то… тогда прибудете в свою Москву в 10.00 в субботу. Грациа, покупаю! Ибо еще более двух суток ничегонеделания, глядения в окно купе, посиживания в вагоне-ресторане, а потом сладкого сна под перестук колес, в мягком покачивании.

А пока до вечера есть время, то где тут нужный банк – Banca d’Italia? Узнал: на площади Сан Марко. Но еще есть и на улице Calle Larga Mazzini. Это прямо от вокзала, если плыть по Гранд-каналу на вапоретто, то есть водном трамвае, в сторону моста Риальто, а оттуда пешочком до этой самой улицы Larga Mazzini, то есть Длинного Маджини. Чудесно, подходит – именно по каналу. И поехал, вернее, поплыл.

В банке нужно было фактически одно: глянуть, сколько денег на его счету, то есть удостовериться, что сумма, оговоренная негласной сделкой с господами из компании «Пантиери», переведена на его счет. Удостоверился. Всё в порядке. И поплыл на вапоретто обратно. Вид Гранд-канала с многочисленными гондолами напомнил о чувстве, возникшем на соборной площади в Милане: ощущение полной беззаботности. С этим совсем не вязалось с названием фильма, о котором упомянула Беатриче, – «Смерть в Венеции». При чем здесь это, чушь какая-то!

Осталось побриться в парикмахерской, зайти в ресторан пообедать, вечером пройтись по городу и забрать вещи из камеры хранения, вот и все дела.

А Биче на ее мобильный не позвонил, хотя вспоминал об этом, когда видел в городе телефоны-автоматы. Как-то в душе не складывалось.

Глава 5

В Москве Петру сообщили, что, пока он прохлаждался в Италии, тут настала несусветная жара, аномальная, рекорд за рекордом, аж до тридцати семи градусов, загорелись подмосковные торфяники, город окутал смог, люди задыхались, особенно старики, даже были жертвы. А с двадцатых чисел августа, слава богу, пошло на спад, и вот – пожалуйста, он и вернулся. Вовремя. Короче говоря, везунчик. Но само выражение – «прохлаждался в Италии» – звучало забавно, ибо на Апеннинах тоже было жарко, хотя и не как здесь, конечно.