Двадцать и двадцать один. Наивность

Виктория не успела закончить свою фразу, как кто-то грубым жестом вцепился в её ногу, и девушка спрыгнула с крыши под вопль и аплодисменты людей на её невероятно эмоциональную, наполненную чувствами речь. Ударившись об землю, Дементьева увидела перед собой железный щит правоохранительных сил и направленный прямо ей в лоб пистолет. Ужас бледной маской застыл на её лице, а чей-то не менее железный и жёсткий голос, отчеканив каждое слово, произнёс:

– Вы арестованы.

Октябрь 1918 г. Москва. Кремль.

Летом 1918 года Советская республика была отрезана от украинского и сибирского хлеба. Оставался один район – юго-восток, Поволжье и Северный Кавказ, дорога от которого лежала по Волге через Астрахань и Царицын.

Положение в районе Нижней Волги было тяжелое. Сюда рвались хорошо оснащенные войска Краснова и Деникина. Против них вели борьбу отдельные разобщенные отряды, не имевшие ни достаточной боевой выучки, ни нормального снабжения, ни твердого командования. В них еще были сильны элементы партизанщины и местничества. 23 мая Серго Орджоникидзе сообщал в Москву о положении дел в Царицыне:

«Положение здесь неважное, нужны решительные меры, а местные товарищи слишком дряблы, всякое желание помочь рассматривается как вмешательство в местные дела, на станции стоят шесть маршрутных поездов с хлебом в Москву, Питер и не отправляются... Нужны самые решительные меры – вокруг Царицына бушует контрреволюция».

6 июня в Царицын приехал Коба в качестве облеченного чрезвычайными полномочиями руководителя продовольственного дела на Юге России. С ними прибыл вооруженный отряд в 400 человек и бронеавтомобиль.

В тот же день вечером Сталин телеграфировал Ленину:

«6-го прибыл в Царицын... В Царицыне, Астрахани, Саратове монополия и твердые цены отменены Советами, идет вак­ханалия и спекуляция. Добился введения карточной системы и твердых цен в Царицыне... Железнодорожный транспорт совершенно раз­рушен стараниями множеств коллегий и ревкомов. Я принужден поставить специальных комиссаров, которые уже вводят порядок, несмотря на протесты коллегий. Комиссары открывают кучу паровозов в местах, о существовании которых коллегии не подозревают. Исследование показало, что в день можно пустить... восемь и более маршрутных поездов... Дайте распоряжение о немедленном выпуске пароходов к Царицыну».

С этого момента в Советскую Россию водным и железнодорожным путями непрерывно поступали хлеб, мясо, рыба и другие продукты. Успеху Кобы способствовали введенный им твердый порядок, высокая требовательность и жесткие меры по организации заготовок продовольствия. При нем оживилась деятельность комбедов, помогавших продотрядам находить спрятанный хлеб.

Сам Коба склонен был видеть в недостатках работы царицынского руководства преступный умысел. 4 июля он телеграфировал Ленину:

«Я отправил в Москву 80 цистерн бензину, буду и впредь отправлять, если это окажется необходимым, ибо преступную деятельность Махровского не намерен прикрывать».

Последующее расследование показало, что в задержках отправки топлива виновен не лично пролетарий Махровский, а нерасторопное руководство Главнефти, с согласия и ведома которого и действовал Махровский. Сообщая об этом Сталину, Ленин сделал в телеграмме приписку:

«Для меня лично ясно, что Вы погорячились, обругав Махровского».

Жесткие меры принимал Коба не только к тем, кто не подчинялся его распоряжениям по заготовке продовольствия, но и к военному руководству.

Во второй половине июня войска Царицынского фронта были сведены в одну группу под общим командованием Клима Ворошилова, который всячески поддерживал Кобу в любых его действиях. Ядро фронта составили 15 тысяч обстрелянных и закаленных бойцов, преимущественно луганских металлистов и донецких шахтеров, подошедших сюда с оккупированной немцами территории Украины. Военный руководитель штаба округа и десятки бывших офицеров, служивших в штабе и частях округа, были арестованы и объявлены «врагами и предателями» без каких-либо доказательств. Из Москвы приезжали специальные комиссии, чтобы разобраться в конфликте. Кого-то удалось спасти, а остальные военспецы по распоряжению Кобы и верного протеже его Ворошилова были ликвидированы.

22 июля был образован Военный совет Северо-Кавказского округа в составе Кобы, Минина и военспеца Ковалевского, которого вскоре заменил Ворошилов – дело в том, что Ковалевский был человеком Троцкого, а Коба во мгновение ока снимал каждого человека Бронштейна со всех должностей. 1 августа Военный совет СКВО объявил в Царицыне и уезде мобилизацию «всего боеспособного населения». Она дала Царицынскому фронту почти 24 тысячи бойцов.

Все эти меры были более чем своевременны, так как середина августа для защитников Царицына стала критической. Войска Краснова вышли на окраину города. Решительный прорыв намечался на 18 августа. Дата была согласована с антисоветским подпольем, которое должно было организовать вооруженное восстание в ночь с 17 на 18 августа.

Силы заговорщиков достигали 1350 человек. Одним из руководителей заговора был путейский инженер Алексеев, прибывший в Царицын месяцем раньше из Москвы вместе с Махровским для организации закупки топлива. Чекисты обезвредили заговор, взяв их руководителей меньше чем за сутки до выступления, утром 17 августа.

Расправа с врагами была короткой. Часть их была расстреляна, другая – посажена в баржи и затоплена.

Коба лично наблюдал за тем, как подрывников и контрреволюционеров сажали в железные лодки, как кричали они и рыдали, рядом с ним стоял Климентий.

– Они того заслужили, – хрипло произнёс нарком, как обычно куря трубку. – Никакой пощады не будет.

То было ответом на белый террор.

Ленин сначала отрицательно отнесся к действиям Кобы, но потом признал, что ошибался. Позже в речи на VIII съезде РКП{6) 21 марта 1919 года он сказал по этому поводу: “У нас бывали разногласия, ошибки – никто этого не отрицает. Когда Сталин расстреливал в Царицыне, я думал, что это ошибка, думал, что расстреливают неправильно... Моя ошибка раскрылась, а я ведь телеграфировал: будьте осторожны. Я делал ошибку. На то мы все люди... Заслуга царицынцев, что они открыли этот заговор Алексеева.”

Так Коба приобрел собственный опыт того, что репрессии и террор являются достаточно эффективными средствами стимулирования больших масс людей к активной деятельности, когда иных возможностей нет, и что партия одобрительно относится к этим методам.

В то же время не только карьерная, но и личная жизнь Кобы претерпела изменения. Надежда Аллилуева стала его женой. Официально брак не был зарегистрирован, однако де-факто всё между ними случилось именно на фронте. Все, кто знал их были тому не мало удивлены: как такая юная девушка из интеллигентнейшей семьи могла стать супругой полной своей противоположности? Меньше всего Коба подходил ей, как партия, но противоположности, как говорится, притягиваются, и юная Надя тайно и бесповоротно влюбилась в большевика. Хоть ему было уже под сорок, но он был опытен, молчалив и необыкновенно загадочен к тому же Коба бы не дурён собой: жгучий брюнет с орлиным носом и пронзительно-жёлтыми, будто свет фонарей, кошачьими глазами.

Время пронеслось спешным локомотивом, в который безустанно добавляют раскалённые, жаркие угли-секунды и чем больше, тем быстрее мчится этот поезд, и вот уже осень незаметно подкралась к Царицыну, Волга начала холодеть, а бои постепенно затухать.

Кобу как раз в то время вызвали обратно телеграммой Ленина:

«Ваша цель наладить продовольственную связь – выполнена. Возвращайтесь в Москву».

Джугашвили, прочитав такое спешное письмо, понял, что отозвать его в столицу – это не инициатива Ленина. Накануне в Кремль была прислана телеграмма того же содержания, но иного изложения: