Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– А то! Комрад, тебе не повезло, что ты этого не слышал. Ну, а иначе бы её в вуз с первой попытки не взяли бы…
– Хватит сплетничать обо мне! – эхом раздался голос Виктории. – Электричка уже подъехала, я без вас уеду…
«Маяковская. Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка Площадь Восстания», – произнёс равнодушный женский голос, и электропоезд с резким порывом унеслись вглубь темного тоннеля.
Вагон практически пустовал, что вызвало у Михаила дискомфорт, ведь он привык видеть забитые помещения и возмущающихся друг на друга людей. Из головы не выходили страшные мысли. «Большевики – Сионисты-иллюминаты. Интересно, как тогда отреагировал на всё Коба? Он умный, наверняка быстро взял себя в руки. Но… узнать о том, что целый год, ох, какой год… больше десяти лет уже точно, преданно выполнял поручения своих же врагов. Для Кобы же иллюминаты ими были. А я? Я уж и правда было подумал, что большевики были такими белыми и пушистыми.
«В центре Дублина есть книжный магазин, специализирующийся на самых глубоких трактатах по оккультизму. Это книжный магазин, который никогда не давал рекламы ни в газетах, ни в журналах: люди приходили туда по рекомендации других, а хозяин был доволен, потому что у него была избранная и специфичная публика. При этом магазин был всегда заполненным. После многочисленных слухов о нем, Брида смогла достать адрес через своего преподавателя по астральным путешествиям, чьи занятия посещала. Она пошла туда вечером, после работы, и была очарована местом. С тех пор она всегда, когда могла, ходила туда смотреть книги: она только лишь просматривала их, потому что они были привозные и очень дорогие. Она обычно пролистывала их, лист за листом, уделяя внимание рисункам и символам, которые были в некоторых томах, и интуитивно чувствовала вибрацию всего этого накопленного знания. После опыта с Магом она стала более осторожной. Иногда она злилась сама на себя, потому что могла принимать участие только в том, что понимала. Брида чувствовала, что теряет нечто важное в жизни, потому что таким образом ее опыт только повторяется. Но она не находила в себе смелость измениться. Ей нужно было всегда следить за своим путем; теперь, когда она узнала Темную Ночь, она знала, что не хотела идти по ней. И, несмотря на то, что она была недовольна собой, иногда было невозможно идти дальше собственных границ…»
Миша отпрянул. То, что он прочитал, либо было пособием для вызывания духов, либо обыкновенной беллетристикой, явно содержащий в себе глубокий потаённый смысл, который Миша в этом отрывке не уловил. Он зевнул, пожалев, что у него не было плеера, как у Виктории, которая одиноко сидела в конце вагона, сложив руки на груди, рассматривающая своё отражение в тёмном окне.
«Площадь восстания», – сказал голос, и в открытый вагон зашли новая пачка народа. – «Осторожно, двери закрываются, следующая станция Чернышевская.»
Без палева Миша перевёл взгляд на книгу парня. Последний читал её с глубочайшим интересом, быстро листая страницу за страницей, так что Миша, выждав момент, когда юноша перевернёт очередной лист начал чтение, стараясь не отставать.
«— Да ладно? Прямо так запретили? А чего это они?
— Говорят, решили, что это наркотик, раз от нее глюки идут. И что от нее мозг отмирать начинает, если долго глотать. Типа о здоровье заботятся.
— Ну так и заботились бы о своем здоровье. Чего они нашим-то вдруг обеспокоились?
— Знаешь, что? — сказал Женька на тон ниже. Леха говорит, что они вообще дезу пускают насчет вреда здоровью.
— Какую дезу? — удивленно спросил Артем.
— Дезинформацию. Вот слушай. Леха один раз зашел дальше Проспекта Мира по нашей линии. До Сухаревской. По делам по каким-то темным, он даже рассказывать не стал, по каким. И повстречал там одного интересного дядьку. Мага.
— Кого?! — Артем не выдержал и засмеялся. — Мага?! На Сухаревской? Ну он и гонит, твой Леха. И что там, маг ему волшебную палочку подарил? Или цветик-семицветик?
— Дурак ты, — обиделся Женька. — Думаешь, ты больше всех обо всем знаешь? То, что ты их до сих пор не встречал и не слышал о них не значит, что их нет. Вот в мутантов с Филевки ты веришь?
— А чего в них верить? Они и так есть, это ясно. Мне отчим рассказывал. А про магов я что-то от него ничего не слышал.
— Сухой, между прочим, при всем моем к нему уважении, тоже, наверное, не все на свете знает. А может, просто тебя пугать не хотел. Короче, не хочешь слушать — черт с тобой.
— Да ладно, Жень, рассказывай. Интересно все-таки. Хотя звучит, конечно… — Артем ухмыльнулся.
— Ну вот. Они там ночевали рядом у костра. На Сухаревской, знаешь, ведь никто постоянно не живет. Так, челноки ночуют с других станций, потому что на Проспекте Мира им власти Ганзы на ночь оставаться не дают. Ну и всякий сброд там же ошивается тоже, шарлатаны разные, ворюги — они к челнокам так и липнут. И странники там же останавливаются, перед тем, как на юг идти. Там, за Сухаревской, в туннелях начинается какой-то бред, вроде и не
живет там никто, ни крысы, ни мутанты никакие, а все равно люди, которые пройти пытаются, очень часто пропадают. Вообще пропадают, бесследно. Там за Сухаревкой следующая станция — Тургеневская. Она с Красной Линией смежная — там на Охотный Ряд переход был, красные теперь обратно в Кировскую переименовали — был, говорят, такой коммуняка…Парень снова резко перевернул страницу, Орлов не успел дочитать, а в память так и врезалась фамилия «Киров».
... – Мужик — оккультист. Полжизни потратил на изучение всякой мистической литературы. Особенно Леха про какого-то Кастаньету вспоминал… Мужик, значит, вроде мысли читает, в будущее смотрит… Вещи находит, об опасности заранее знает… Говорит, что духов видит. Представляешь, он даже… — Женька выдержал артистическую паузу, — по метро без оружия путешествует. То есть вообще без оружия. Только нож складной — еду резать, и посох такой — из пластика. И вот он говорит, что те, кто дурь делает, и те, кто эту дурь глотает — все безумцы. Потому что это вовсе не то, что мы думаем. Это не дурь никакая, и поганки эти — никакие не поганки на самом деле. Таких поганок в средней полосе отродясь не росло. Мне, между прочим, однажды попался справочник туриста в руки, так вот там об этих поганках, действительно, ни слова. И даже ничего похожего на них нет… И те, кто их ест, думая, что это просто галлюциноген, так, мультики посмотреть, ошибаются, так этот маг сказал. И если эти поганки чуть по-другому приготовить, то при их помощи можно входить в такое состояние, из которого можно управлять событиями в реальном мире из мира этих поганок, в который ты попадаешь, если их ешь. — Этот маг твой — натуральный наркоман!»
«Чёрт возьми, – подумал Миша. – Одни маги вокруг, такими темпами скоро я сам наркоманом стану. Свет клином на магах и коммуняках сошёлся?». Но это произведение парня, безусловно, заинтересовало гораздо больше, чем беллетристика о книжном магазине с оккультисткой литературой, а тем более архивов об Октябрьском перевороте, о котором тот более слышать не хотел. Сбоку на листе, где страницы были напечатаны, значилось «Метро 2033». Миша слышал об этой книге, но никогда не читал её, потому что «Илиада гарпии» била все рекорды, да и в зомбоапокалипсис Орлов не верил. К сожалению, холодный голос объявил станцию «Чернышевская» и юноша с книгой о метро ушёл. Ну и что же Мише оставалось делать? Нет, книгу старушки он дочитывать не стал просто принципиально, потому что Михаил не признавал оккультизм и прочие паранормальные явления. Он относился к этому, как к отсылке сатанизма и поэтому до сих пор побаивался Виктории. Ради интереса стоило бы сопоставить всё, что о ней, о Муравьёве и обо всей этой ситуации вкратце: готка, пардон, готесса с явными прогрессирующими творческими навыками в художестве, актёрском мастерстве, игре на гитаре, соответственно и в пении, по своей глупости или психопатии бросает свой институт. Активист, с яркими радикальными политическими взглядами, хорошо осведомлена в исторической и правовой части, явно подаёт признаки душевного расстройства – лихорадочно избегает общества, скорее всего, у неё нет друзей. Имеет автомобиль, крысу, гитару и квартиру, в которой проживает одна. И всё вроде бы ничего, если бы этой личности не было бы девятнадцать лет. И не самое важное: она втрескана по уши в личность, что умерла чуть ли не век назад. А может Миша рассматривает её не под тем углом? Может быть, она сильна только в гуманитарии, а в математике и физике – бум-бум?
Слишком много Орлов думает о ней, стоило бы признать, что ни черта он о ней не знает. Даже имени настоящего, зачем ей такая конспирация? Не похожа она на типичную дуру-девочку, которая следуя актуальному в те годы течению, стала сподвижницей готической субкультуры. Более того – у неё отдельная комната оборудована под оккультистский-иллюминатский стиль. Вопрос: [где чёрный кот, вампирьи клыки и летучие мыши?] существует ли логика у этой сударыни, если пораскинуть мозгами, то готика подразумевает собой иерархию, против которой она так активно выражает протест? Нет, дорогой читатель, это рассуждения автора, а Мише в голову как раз пришёл вопрос, кой автор окаймил в квадратные скобки. Прошу прощение за лирическое отступление, автор поражается примитивности мышления собственного персонажа. Тем не менее это была такая единственная девушка [революционер!], которую он встретил и которую боялся. Миша порой думал: а не влюбиться ль?
«Площадь Ленина. Уважаемые петербуржцы и гости города, не забывайте свои вещи в салоне вагона. Если вы заметите подозрительные пакеты или сумки, то немедленно сообщите…»
– Вставай, – Виктория тронула Орлова за рукав. – Наша остановка.
– У меня уже Ленин в печёнках сидит, – пожаловался Михаил, пока социал-демократы ехали по высоченному эскалатору вверх.
– И как Владимир Ильич может кому-то надоесть? – как ни в чём не бывало вздохнула Виктория.
– Ага! Видишь, Тори, – подхватил пессимистичные порывы Муравьёв. – Не меня одного заколебали большевики!