Двадцать один год

Марлин охотно играла роли жестокие. Сегодня она, надменная знатная дама, приказывала дать пятьдесят плетей провинившемуся слуге, а завтра, став партизанской атаманшей, командовала расстрелом проникшего в лагерь шпиона. Что до Лили, она, как могла, смягчала любые резкие краски, которыми могли заиграть образы её героинь; ей нравилось быть доброй и милосердной. Когда удавалось отговорить Марлин от очередной варварской выходки, становилось приятно, словно и впрямь спасла кого-то.

Вот с Алисой по-прежнему общались скупо. Лили любила играть с Хиндли – его хозяйка лишь улыбалась, но любой разговор завершала быстро, правда, мягко. Иногда Лили подсаживалась к ней в библиотеке: Алиса улыбалась, приветливо кивала, но почти все время занятий помалкивала. Лишь однажды, наблюдая, как Лили играет с лазилем, повязав на ниточку фантик, вдруг вздохнула (они в это время были одни):

– Не сердись, что я молчу все время. Просто, знаешь, мне стыдно немного. Я так завидую тебе и Марлин, что даже злюсь.

– Завидуешь? Чему?

– Вы красивые.

За уроками и играми, ожиданием квиддичных матчей и напряженной зубрежкой перед контрольными, перепалками со Слизерином и потехами, на которые не скупились неугомонные Поттер и Блэк, истаяла зима, и вот уже весна разыгралась, звеня дождями и ручьями, молодая и свежая. Близились пасхальные каникулы.

Две недели прошли так тяжко, что у Лили и Северуса не было времени парой слов переброситься, но в день перед отъездом они выкроили часок, чтобы сбежать из замка и отправиться бродить по окрестностям.

Запретный лес пел на разные голоса и благоухал клейкими распускающимися почками. Среди сырых листьев пробивались, бледнея в лесной тени, подснежники; Северус сорвал для Лили один, и она закрепила цветок в волосах. Девочка дотрагивалась до шершавой коры и словно чувствовала, как в глубине стволов венозной темной кровью растекается оживляющийся сок.

– Смотри-ка, волос единорога, - Северус снял с замшелой коряги нечто, похожее на длинную шелковую белую нить. – Какой смелый, близко к людям подошел. Лили, дай-ка руку.

Девочка подчинилась, и Сев обвязал волос вокруг её запястья.

– Носи. Это на счастье.

– И себе повяжи.

– Тут второго нет.

Из леса они вышли к озеру, к деревянным мосткам. Уселись, свесив ноги. Туфля Лили соскользнула и повисла, девочка вернула ее на место, но подумала и разулась совсем, а после вытянула носок, стараясь коснуться воды.

– Холодно же, - проворчал Сев.

– А я уже хочу купаться. Скорей бы лето. Почему ты не купаешься вместе со мной? Ведь вдвоем веселей.

Он поморщился.

– Лили, я же не умею плавать.

– Разве это беда? Я тебя научу. И раньше бы научила, да ты все отказывался. А на пасхальные все-таки не поедешь?

Он прикрыл глаза.

– Мне будет лучше остаться тут.

– А мне там одной будет скучно. Да еще Туни…

– Но ведь всего неделю.

Темное зеркало воды отражало набегающие тучки. Когда ветер дул чуть сильней, поднималась рябь, и к низким волглым сваям прибивало обломки ивовых прутьев.

– Пойдем, что ли. Дождь собирается.

Они еще не дошли до ворот замка, когда увидели, как трое мужчин в ярких мантиях – Лили видела такие на колдографиях в газетах и знала, что их носят авроры – выводят за локти профессора Фенвика. Несмотря на холод, он был без плаща, в одной тонкой мантии, с непокрытой головой и скованными за спиной руками. Рядом шел, глядя на арестованного с тихой грустью, директор Дамблдор.

На секунду дети застыли, затем Северус, сорвавшись с места, кинулся на одного из авроров и, как клещ, вцепился ему в мантию, не давая ступить ни шагу. Другой с трудом оторвал мальчишку и отбросил в сторону. Сев вскочил, выхватив палочку; двое авроров переглянулись в нерешительности, но третий взял наизготовку палочку собственную. Лили и Дамблдор не шевелились: она оцепенела от страха, директор по-прежнему с кроткой печалью наблюдал за происходящим.

– Мистер Снейп, - раздался спокойный голос Фенвика. – Вы мне не поможете. Опустите палочку.

Дрожащая рука Северуса сникла.

– За что они вас?

– Произошла ошибка. Я уверен, в течение суток все выяснится. Ступайте в замок. Не забудьте, после каникул вы обещали мне сделать доклад о том, являются ли привидения темными существами.

Авроры потянули Фенвика дальше. Северус глядел им вслед, задыхаясь, едва не крича. Лили обвила руками его шею, припала к груди друга, слушала бешено колотящееся сердце и беззвучно ныла от того, что больше помочь не может ничем. «Ты хотела, чтобы Фенвика арестовали», - шепнула ей память, и Лили зажмурилась от стыда. Она ведь в шутку подумала тогда, никак не рассчитывала, что и в самом деле… Если Северус узнает, он, наверное, её не простит.

Дамблдор, поглядев немного на детей, скрылся, а они стояли на улице, покуда не начался дождь.

========== Глава 13. Слабость ==========

Когда неделю спустя Лили вернулась в Хогвартс, Северус показал ей подборку «Ежедневного Пророка»: он сохранял теперь каждый номер. В одном из них на первой полосе была статья про Фенвика: его обвиняли в том, что якобы именно он зимой проклял дверь в «Дырявом котле». В аврорат поступило анонимное донесение, а при обыске у профессора нашли артефакты со следами тех же проклятий, что были применены при совершении преступления.

– Но это еще ничего не доказывает! – лихорадочно шептал Северус. – Помню, к отцу приходил один маггл, бывший полицейский, и он говорил, что полиция, если им непременно нужно арестовать человека, может и сама что-нибудь ему подбросить. Не думаю, что аврорат так не поступает.

– А зачем им это нужно, Сев?

– Не знаю… Мало ли, у кого на него зуб. Но он точно не виноват, такого просто не может быть!

«Да, мало ли кому он еще насолил, - подумала Лили. – С таким-то характером». Он ловила себя на мысли, что Фенвика даже и не жалко, а того, кто решился сделать злому человеку ответную гадость, она понимает. Но вслух об этом заявлять, пожалуй, нельзя, и не только потому, что Северус не желает видеть недостатков учителя. На каникулах у Лили был разговор с отцом.

Отец только что выспался после ночной смены, вышел в сад, примостился на скамеечке у розовых кустов. Цветы распустятся еще не скоро, шипы пока что кажутся туповатыми.

Лили примостилась рядышком, прижалась к отцовскому плечу, сомлела под теплой большой рукой.

– Папа, можно спросить?

– Естественно.

– Желать человеку зла – это очень плохо?

Отец грустно улыбнулся, сцепил руки в замок.

– Я, наверное, должен сказать, что желать зла нельзя никому. Но вряд ли хоть кто-то смог бы всю жизнь воздерживаться от дурных мыслей. Так вот, одно дело – подумать о человеке скверно, даже сгоряча пожелать ему свернуть шею. А другое – что-нибудь сделать, чтобы он её действительно свернул. Понимаешь?

– То есть за мыслями мы следить не можем, поэтому за них не должно быть стыдно?

– Должно быть, Лили. Должно. Согрешить можно и в мыслях. Но людям вредят не наши мысли, а наши дела.

Итак, о профессоре Фенвике все же не следовало плохо думать. Но корить себя особенно не за что, ведь Лили не подбрасывала ему проклятые артефакты и не писала анонимку в аврорат. К тому же может оказаться, что он действительно виновен. Недаром он так выпытывал у учеников на первом уроке что-нибудь о темной магии. Из разговоров учеников Лили поняла, что ненависть к магглорожденным и пристрастие к темной магии как-то связаны между собой. Так что, если профессор Фенвик был темным магом, то и расистом наверняка тоже был. Этим, кстати, и может объясняться его вечная неприязнь к Лили.