Двадцать один год

– Напомни мне в следующий раз захватить статью про Сполдинга. Северусу будет очень интересно, такое необычное действие проклятия…

«Ага, - подумала Лили. – Стало быть, Сева уже навещали. Ему будет интересно почитать о том, как погиб человек? Ну что ж…»

– Ты все-таки и её вырезал? – Летиция, кажется, тоже не одобряла любопытства приятеля. – Никто не спорит, что действие проклятия необычное. Но эта колдография Метки… И потом, Регулус, человек погиб.

– Человек? – раздельно произнес Блэк, и Лили представила, как вытянулось его бледное надменное личико. – Полно, Летиция. Он рожден от магглов, а магглы – животные. Так можно ли считать рожденного от животных человеком?

На секунду Лили понадеялась, что Гэмп резко ему возразит, но слизеринка молчала. Выглянув вновь, Лили увидела, что Летиция по привычке низко склонила голову, так что темные пряди занавешивают лицо.

– Маги или магглы, - наконец глухо и с горькой иронией проговорила она. – Маги или магглы, вы все, британцы, одинаково нетерпимы. Шотландцы не любят англичан, англичане не любят ирландцев, а уж как вы все дружно презираете приезжих – диву даешься. Вот в чем причина того, что сейчас началась война – ты ведь давно понял, она идет. Вы молитесь на свой уклад, и потому, как вы не любите иностранцев, так не любите и магглорожденных. Конечно, те, кто пришел извне, должны соблюдать законы и обычаи места, куда они пришли, но…

– Ты все упрощаешь. Магглы – не просто другие, это принципиально низшая порода людей.

– Что и требовалось доказать! Все, что отличается от вас, означает в ваших глазах принципиально низшее. Знаешь, я до сих пор не общаюсь со своими кузинами по материнской линии – с сестрами Фиорелли…

– А разве тебе хочется? Две сумасбродки, не знающие приличий.

– Когда-то хотелось, но было запрещено. Ни мать, ни я не должны общаться с итальянскими родственниками, иначе отец будет лишен наследства и имени. Пока мне не исполнилось восемь лет, нас с матерью держали в отдаленном поместье, и после бабушка и дед ни разу не пригласили нас к себе в дом. Они не желают мириться с фактом, что в их семью затесалась безродная итальянка, католичка, нищая эмигрантка. Мама в самом деле отличается от чистокровных волшебниц-англичанок, но я не понимаю, почему на этом основании должна презирать её.

Теперь Регулус задумался и помолчал.

– Я сочувствую тебе и твоей матушке, но, согласись, допускать, как ты говоришь, приезжих до власти по крайней мере неразумно.

– Возможно, но сейчас-то речь идет не о допуске к власти, а о праве на жизнь. На жизнь в равных с другими условиях.

– В равных? Ты действительно считаешь, что Эванс, Макдональд, Дирборн и им подобные заслуживают равных условий с нами?

Летиция негромко рассмеялась.

– Ты меня поймал. Допустим, большинство магглорожденных, которых я знаю, мне несимпатичны. Макдональд груба, как матрос, Эванс - близорукая ханжа, Дирборн совершенно глупа, а Грин – лизоблюд. Но они мне несимпатичны чисто по-человечески, и, будь они чистокровны, не уверена, что относилась бы к ним лучше. Вот против Мелани Эрроуз я ничего не имею.

Лили стиснула кулаки с досады. Еще бы кто-то имел что-то против Мелани Эрроуз – очкастой рейвенкловки, тихони из тихонь, сущей белой мышки, которая могла удивить разве что тем, что пытается почитать «Сказки барда Биддля» как они есть, в оригинале, написанные рунами. А она, Лили, стало быть, близорукая ханжа… И ведь Северус наверняка понимает, как к ней относятся Гэмп или Регулус Блэк, но продолжает водить с ними дружбу. Что ж, прекрасно. Она не будет навещать его в Больничном крыле, хоть лихорадка его тряси.

…Вечером Марлин, растянувшись на кровати, промурлыкала:

– Девочки, знаете, Поттер был прав. Наш Оули – действительно Нюнчик номер два. Или, если учитывать их последовательность – номер один скорее. Мне тут про него написали.

– Написал? Кто? – Лили привстала.

– Люси, моя мачеха. Видите, и без Пенни-Черри обошлись. Люси просто навела справки – у нее есть некоторые знакомые… В общем, Оули был самым непопулярным парнем у себя на потоке, над ним смеялись все, кому не лень. Он вздыхал по одной рыжей девице – рыжей, Лили, заметь. И однажды она сама пригласила его на свидание, на поляну близ Озера. Но только не предупредила, что на это же свидание позовет еще кучу друзей, и у кого-то из них будет фотоаппарат. В общем, ему еще долго подбрасывали его собственные колдографии: разодетый, с букетом, прыщи замазаны… - Марлин фыркнула, подавившись смехом.

– Нехорошо эта девчонка поступила, - полусонно вздохнула Алиса.

– Так кто говорит, что хорошо? – буркнула Мери. – Только Лили-то тут при чем?

– Лили похожа на ту девицу, видимо. Вот он теперь и отыгрывается… Взбучку он хорошую, конечно, заслужил. И потом шелковый станет. Знаешь, такого к ногтю прижать – раз плюнуть. Только не побрезгуешь ли? Это же все равно, что слизняка раздавить.

Лили призадумалась. В самом деле, Оули всего-навсего таков, каким когда-нибудь станет её друг. Даже жаль его. И если бы не было так обидно получать несправедливо заниженные оценки – она бы дотерпела до конца года. Но и сейчас Лили решила не торопиться просить о помощи верного Джеймса. Подождать.

========== Глава 30. Северус торжествует ==========

Как и следовало ожидать, за полугодие по ЗоТИ у Лили вышло «Удовлетворительно». Она, никогда не спускавшая по успеваемости ниже пятого места, упала на десятое и все дни, оставшиеся до отъезда, едва сдерживала слезы. Её не могло утешить ни ожидание встречи с родными, ни отчаянно развлекавшие её и бранившие Оули подруги, ни сделанный Северусом подарок: браслет и костяная заколка, убранные перламутровыми бляшками. Бляшки были крупными, довольно грубо обтесанными, и не составило большого труда признать в них остатки ракушек, которые Лили и Сев насобирали прошлым летом. Лишь в самое утро перед отбытием Лили наконец рассмеялась: за завтраком Оули вдруг позеленел и мгновенно оброс поганками. К тому же его вдруг стало тошнить. Лили, вытирая глаза, украдкой осмотрела гриффиндорский стол: Джеймса Поттера полминуты не было на месте, потом он вдруг появился между Эшли и Эммелиной, довольно перемигнувшись с последней.

Северус навязался проводить Лили до станции. Он, кажется, тоже понял, кто виноват в позоре Оули, но об этом промолчал, только неодобрительно покосился на шебутную компашку, проскочившую мимо и чудом его не заметившую. Лили про себя лениво поставила галочку: сочувствия своим неудачам на ЗоТИ она от друга так и не дождалась.

Предрождественский снег заметал рельсы и чертил на алых боках поезда белые узоры. Черные патлы Северуса, торчавшие из-под старой шапки, намокли и висели сосульками, руки покраснели и распухли – перчаток у него, кажется, никогда не было.

– Уж отдал бы мне сумку. Да спрятал руки хоть в карманы, - весело посоветовала Лили. – Опять простуду подхватишь.

Друг в ответ только шмыгнул носом.

– Может, все-таки поедем вместе? Ты, наверное, с ума сходишь от скуки. Здесь хоть кто-нибудь остается на Рождество?

– Мальсибер с Эйвери остаются в этом году, - выдал он, не заметив, как Лили поморщилась. – У Мальсибера дома больны драконьей оспой, а у Эйвери отец срочно уезжает, и мать вместе с ним. Еще Агнесс Бэддок… Из наших вроде все.

«А из нормальных людей?» - чуть не спросила Лили, но сдержалась. С нормальными, то есть порядочными, добрыми и веселыми ребятами, не заморачивающимися чистокровностью и изучающими темную магию, Северусу будет неинтересно. А со змейками можно хотя бы вволю ругнуть магглорожденных… Называет ли Сев тех, кто рожден от магглов, грязнокровками, как и его приятели? Многое бы помог решить ответ на этот вопрос.

Улыбнувшись на Эльзу Смит, капризно отчитывавшую Оливера Монтегю, который случайно уронил её сумку, Лили клюнула Северуса в щеку и поспешила влезть в вагон.