Двадцать один год

В купе с ними, как часто бывало, ехала Эммелина. Она удостоверилась, что два её брата- второкурсника (оба, разумеется, в прошлом году распределились на Гриффиндор) угомонились, и теперь могла вволю пообсуждать утреннюю статью в «Ежедневном пророке». Абракас Малфой опубликовал Эдварду Сполдингу очень своеобразный некролог, представлявший покойного невежей и взяточником.

– Да это же просто плевок на могилу! – Вэнс кипела. – Поливать грязью умершего человека! Который в десять раз достойнее этого чистокровного выжиги, ни одного доброго дела не сделавшего бескорыстно!

– Что ты хочешь, это же Малфой, – лениво возражала Маккиннон. – Ты в курсе истории их рода? Мне Сириус как-то рассказывал, у него ведь кузина недавно вышла замуж за сынка этого самого Абракаса. Все поколения – сплошная гниль, подлость и чванство. Когда-то они издавали антимаггловский журнал «Воинственный колдун». Как им теперь не пнуть магглорожденного – если он уже не может ничем ответить?

– Кстати, о сыночке Абракаса, - Эммелина с ненавистью поджала губы. – Подозревают, что он стал Пожирателем смерти. И еще… Наверное, никогда не удастся доказать, хотя и нашлись свидетели… Беренис тогда изнасиловал именно он. Люциус Малфой.

Повисла тишина, подруги почему-то покосились на Лили. Она догадывалась, о чем они думают: тогда, на первом курсе, скользкий и высокомерный Люциус покровительствовал Северусу. «Подобное тянется к подобному». Неужели и Сев способен на такие мерзости?

– Вот подонок, - выплюнула Мери. – Да, а ребенок-то на кого похож? Он жив вообще еще?

Лицо Эммелины исказила злая ухмылка.

– Жив, жив. Хотя мы и старались избавить себя от этого отродья, но не душить же его в колыбели. Отец пишет, что недавно опробовал на нем ремень. Ублюдок верещал…

– На трехлетнем? – негромко спросила Алиса. – Подло это, Эмми.

Вэнс не обернулась в её сторону – все-таки она взяла за правило игнорировать «предательницу», читающую книги по темной магии – но не ответить не могла:

– Подло из-за глупой сентиментальности не быть заодно с товарищами, когда в стране война.

– Ой, ладно вам! – Лили поспешила вмешаться. – Ребенок-то на кого похож?

Эммелина пожала плечами.

– К сожалению, он в нашу породу. Так что установить невозможно. Но считайте меня слизеринкой, если мы прекратим выбивать из него всю пакостность его природы.

На сей раз дом встретил уютом и миром, запахом хвои, шарлоткой и пудингом, которые состряпала мама. Отец немного располнел за зиму, из чего Лили решила, что осень и зима прошли относительно спокойно. Петуния почти не показывалась. Она, долговязая, с унылым лицом, нашла себе такого же долговязого и унылого парня и целыми днями гуляла с ним по городу или сидела у него дома, приходя домой, как квартирантка, только ночевать. И, признаться,

У отца нашлось нерадостное известие о семье Северуса: Тобиас Снейп в начале декабря опять избил жену и выгнал её из дому в морозную ночь. Хорошо, соседка наткнулась на нее, подобрала и отвела в больницу. У миссис Снейп, кажется, начиналась чахотка, но проходить осмотр и тем более лечиться женщина отказывалась.

– Она просто хочет себя уморить, - спокойно рассуждала мама. – Джордж, в конце концов, каждый имеет право распоряжаться собственной жизнью, как пожелает.

– Да, но у нее ребенок.

– Ребенок? Великовозрастный балбес, который опять не удосужился навестить мать на Рождество! Уж извини, Лили, но твой Северус – никудышный сын.

Отец покачала седеющей рыжей головой:

– Мальчишка, конечно, заслуживает порку за свою неблагодарность. Тем не менее, он еще слишком неразумен, чтобы оставлять его на произвол судьбы.

Лили не обижалась на родителей: она сама была в ужасе от черствости Северуса по отношению к матери. Несчастье с миссис Снейп случилось в начале декабря. Она, конечно, успела бы известить сына – но он и не подумал приехать, чтобы поддержать мать. Ему интереснее в компании карьериста Эйвери и изнеженного Мальсибера. Или хоть в компании истрепанного учебника, который мать же ему и отдала – о да, изобретение заклинаний и усовершенствование зелий важнее, чем чахотка, которую она не хочет лечить.

Невольно ей вспомнилась сдержанная нежность, с которой торопился на платформе к матери, кутавшейся в серебристую горжетку, Джеймс. Как все подростки, он уже стеснялся ластиться, но был безмерно доволен, когда миссис Поттер чмокнула его в макушку, и совсем по-детски раздосадовано скривился, не увидев рядом с ней отца. Мать что-то шепотом объясняла ему, а он глядел телячьими, лучащимися от счастья глазами. И это тот самый хулиган, что заставил обрасти грибами нелюбимого учителя, регулярно задирал слизеринцев и противного Бертрама Обри, тот, от которого завхоз Филч выл не хуже оборотня! Вот уж точно. Не стоит судить о человеке по репутации, которую он сам так старательно создает.

Хотя, наверное, Северуса тоже можно понять. По крайней мере, в Хогвартсе он ест досыта, его не отвлекают от занятий и не бьют. Но все же речь идет о здоровье матери.

… - А меня ханжой обозвали, - как-то утром пожаловалась Лили отцу, когда они остались на кухне одни.

– Да? – отец поднял брови. – Кто обозвал?

Лили немного подумала.

– Нехороший человек.

– Тогда гордись. Такими словами бросаются те, кому лень или смелости не хватает жить правильно.

Лили с улыбкой глянула за стекло. Под невинно-белым снегом спал сном праведника «чистый» квартал Коукворта, спал столь мирно, что никто не усомнился бы в порядочности людей, живущих в рядах благообразных домиков. И что же, что соседству с Эвансами много лет назад произошло убийство? Недоразумение, не более чем. И с убийцей поступили, как положено людям честным и законопослушным. А кто считает Лили или её родителей ханжами – в самом деле, пусть даст себе труд оценить собственное поведение, далеко не безупречное.

В запахе ванили, шоколада и хвои, в блеске елочных игрушек и цветных нитей – мама пристрастилась вышивать и успела приучить к этому занятию Лили – в прогулках по свежему снегу и чтении Джейн Остен прошли каникулы. По возращении в Хогвартс Лили доложила Северусу, что его мать больна, но он лишь буркнул в ответ: «Я знаю» - и тут же сменил тему. Что ж, стало понятно, что придется смириться с новой отталкивающей его чертой – он действительно никудышный сын.

Лили была рада, что события после возвращения с каникул стали гуще: появилась возможность отвлечься и от Северуса, и от горького ожидания новых несправедливостей со стороны Оули. Провалявшись все Рождество в Больничном крыле, учитель теперь смотрел на нее (правильно угадав, что именно за нее ему отомстили), уже не с презрением, а с ненавистью.

– Досталось за дело, да еще и недоволен, а! – сердилась Мери. – Вот идиот.

– Не идиот, а мужчина, - мурлыкала Марлин. – Мужчина никогда и ни в чем не признает себя виноватым – если у него, конечно, есть хоть капля гордости.

А сама худела и впадала на уроках в задумчивость из-за человека, в котором гордости хватило бы на десятерых. Сириус Блэк подмигивал ей по утрам, обменивался парой колкостей – а потом неизменно принимался выкидывать всякие штучки, чтобы его заметила Эльза Смит.