Двадцать восемь дней

— Гарри, родной мой, — мама бросилась мне на шею, так крепко обнимая, что мне хотелось разрыдаться, как в самом раннем детстве.

Когда тебе делают больно, а мама жалеет тебя, тебе хочется плакать еще сильней. Но я был уже не ребенок. Это время, как и всякое другое время, данное мне, уже прошло.

— Привет, мам.

— Я оставлю вас на несколько минут.

Она прослезилась, но сделала попытку улыбнуться мне. Через несколько секунд послышался щелчок двери. Она вышла из палаты.

— Я отправила тебе сообщение, — голос сестры раздался, отвлекая меня от мыслей. — Ну же, иди сюда.

Джемма похлопала рукой по койке рядом с собой, и я немедля направился к ней, садясь именно туда, куда она указала. Я смотрел в ее зеленые глаза и чувствовал, что люблю ее. Сестра пыталась подбодрить меня, и создавалось впечатление, что не я приехал ради нее, а она.

— Ну же.

Джемма вздернула бровь, и я достал телефон, зная, что она хочет, чтобы я прочел.

Будь осторожен на дороге. Пожалуйста береги себя, Гарри.

Мы встретились глазами, и моя сестра ласково улыбнулась мне. Я наклонился, чтобы обнять ее и не сделать больно при этом. Она рассмеялась.

Я так чертовски боялся, что эта авария сделает ее навсегда такой. Меня волновало, сможет ли она ходить?

— Ты ожидал увидеть овощ, не так ли?

— Нет, — был мой мгновенный ответ. — Нет, это не так.

— Все будет хорошо.

Джемма погладила меня по затылку. И я не понял, о чем именно она говорит и что имеет в виду под своей последней фразой.

— И когда это ты решил играть Санту? Зачем ты отращиваешь себе эту бороду?

Я знал, что она пыталась пошутить. Но мы оба понимали, что я редко брился и как попало лишь потому, что мне не было дела до этого в последние дни.

— Почему нет?

Мне пришлось поддержать ее шутку. Я не хотел быть причиной ее волнения.

— Что за операция? — я не выдержал.

Сестра выдохнула воздух, уставившись на свои переплетенные пальцы.

— Я без понятия. У меня… я не чувствую ног, Гарри.

Ее глаза отчетливо передавали страх, хотя она пыталась это скрыть. Моя сестра была самым сильным человеком из всех, кого я знал. Но она, как и я, совсем не умела врать.

— Джемм…

— Нет, Гарри, не жалей меня. А то мне кажется, что я умираю, — эта хрупкая девушка передо мной изобразила улыбку, и мне чертовски захотелось обнять ее еще.

Джемма внезапно показалась мне хрустальной, и стало страшно встать с койки, чтобы не пошатнуть ее. Но помимо всего я почувствовал себя слабаком.

— Я люблю тебя, Джемма.

Мне хотелось подарить ей подбадривающую улыбку, но у меня не выходило.

— Опять ты прощаешься со мной! — моя сестра хихикнула, хотя на ее глаза наворачивались слезы. — Обещай не делать так.

Я хотел сказать что-то. Но она не хотела этого, и мне оставалось лишь кивнуть.

— Гарри, принеси мне воды, пожалуйста.

Она не сводила с меня строгого взгляда, как в детстве, когда я читал ее дневник или жаловался родителям. Я сидел, не зная, что делать. Я не знал, можно ли оставлять ее одну. Но взгляд Джеммы не принимал отказа, и я глубоко вздохнул.

— Просто воды?

— Да, спасибо.

Я кивнул. Комната сужалась надо мной. Подойдя к двери, я растерянно оглянулся, но Джемм уже смотрела в окно, и я вышел в коридор. Мне понадобилось несколько минут, чтобы сообразить куда идти. Я направился в сторону лифта. Удары сердца отдавались в ушах и, казалось, я слышал звук кардиографа от дверей по бокам. Все в этом месте угнетало меня. Начинала болеть голова. Я шел, стараясь не обращать внимания на навязчивые мысли.

Мэри тоже была в подобном месте.

Только меня не было рядом.

Я дошел до металлических дверей и стал нервно нажимать на кнопку, которая горела красным. Двери открылись сразу, как будто кроме меня, Джеммы, мамы и Роба никто не пользовался лифтом. Войдя внутрь, я ткнул на первый этаж и тут же осознал, что мог бы быстрей спуститься по лестнице. Я ведь по ней поднимался. Странно, что мозг отключается, когда ты в стрессе. Я спустился на первый этаж, и передо мной предстал ресепшн или что-то вроде того. Рядом стоял диспенсер, к которому я и спешил. Подойдя ближе, я почувствовал, что на меня все смотрят. Уверен, новости обо мне быстро разлетелись. Точнее не новости, а их полное отсутствие. Как вдруг я оказался в заднице Британии в том виде, в котором был. Я не был удивлен, что люди пребывали в состоянии шока, но сделал вид, что не замечаю их. Наполнив пластиковый стаканчик водой, я пригубил, чтобы проверить температуру. И убедившись, что она достаточно теплая, направился к лифту. Нет, у меня не было сил идти по лестнице. Ткнув на кнопку, я понял, что действительно никто кроме меня не пользуется этим. Было прохладно ходить в такую погоду в том, в чем ходил я. Даже в лифте стоял холод. Вода в стакане остывала. Я вышел на четвертом этаже и повернул в сторону палаты. До меня всё доходило поздней, чем происходило. Реакция была замедленной. Только через несколько секунд я понял, что кто-то открыл дверь передо мной, и я буквально врезался в нее.

— Ради Бога, примите мои извинения, — произнес невысокий мужчина в белом халате, выдвигая ладони в знак капитуляции и поднимая с пола стакан, который вылетел из моих рук.

Все произошло слишком быстро и неожиданно для моего сознания, что я даже не сказал ни слова. Я просто принял пустой стаканчик, протянутый мне. Лужа воды расплылась под подошвой моей обуви. Мужчина еще раз извинился и направился дальше в тот момент, когда за ним вышла медсестра в таком же белоснежном костюме. Они стали о чем-то шепотом переговариваться, и мой взгляд невольно упал на безмолвную палату, дверь которой осталась открытой. Она ничем не отличалась от палаты Джеммы, только человек в ней был соединен с множеством аппаратов. Мне потребовалась секунда, чтобы безошибочно понять, кто была эта девушка на койке с белыми простынями. Пластиковый стакан снова выпал из моих рук на кафельный пол, расплескивая воду и отдаваясь эхом в моих ушах.

Мэри.

========== Эпилог. ==========

Как странно все-таки. Я долго думал после всего этого над словом «случайность». И знаете? Его не существует. Случайности не случайны. Я, черт возьми, осознал слишком поздно все те ничтожные, но невероятно важные вещи. Когда Мэри открыла глаза, до меня дошло. Я сразу понял, почему родители решили пораньше поехать к бабушке в Глостер. Я понял, почему произошла авария и почему именно в эту больницу повезли Джемму. Хотя Мэри оказалась в ней по ошибке, ее должны были перевести в Лондонский центральный госпиталь, и официально она числилась, как погибшая в авиакатастрофе. Но и это сложилось не случайно.

Мэри расплакалась, когда увидела меня впервые после случившегося. Она плакала так долго, как не плакала никогда. Я не знал, слышала ли она все те слова, которые я говорил ей в надежде, что она проснется; которые я говорил ей около ее койки на протяжении нескольких недель. Я чертовски любил ее.

Я любил, как она облизывает губы перед тем, как сказать что-то.

Я любил, как она начинала часто моргать, если ей было обидно или, наоборот, когда она заигрывала со мной.

Я любил тембр ее голоса, тембр, который она использовала только при разговоре со мной.