Две стороны луны
Шрифт:
За те сердца, которые тронуло твое сердце
И снова вещий сон
Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
2014
Электронная версия создана по изданию:Сестри-близнючки Мередіт і Меллорі мають унікальні здібності — вони вміють бачити минуле і прийдешнє. Їхній незвичайний дар відкрив їм страшну таємницю… Подруга Меллорі, індіанка і спадкова шаманка Еден, закохана в Джеймса. Але їхні стосунки приречені. Адже вона — перевертень! Еден здатна обертатися на білу пуму — покровительку свого племені. Однак якщо коханий побачить її перетворення, їй доведеться або вбити його, або назавжди залишитися звіром… Хто врятує дівчину від цього страшного вибору?..
Митчард Ж. М67 Две стороны луны: роман / Жаклин Митчард; пер. с англ. О. Буйвола. — Харьков: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; Белгород: ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”», 2014. — 288 с. ISBN 978-966-14-6533-5 (Украина) ISBN 978-5-9910-2760-1 (Россия) ISBN 978-1-59514-161-3 (англ.) This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency Переведено по изданию: Mitchard J. Look Both Ways: A Novel / Jacquelyn Mitchard. — New York: Razorbill, 2009. — 276 p.
Перевод с английского Олег Буйвол.
Дизайнер обложки Виталия Котляр.
Прадедушка Уокер, девяноста двух лет от роду, для своих рассказов всегда выбирал самые темные ночи. Он подпирал подбородок переплетенными пальцами и начинал:
— Знаете, много чего странного происходило среди этих холмов…
Даже близняшки Мэллори и Мередит, которые, будучи самыми старшими правнучками в семействе Бриннов, уже теоретически выросли из
Первый дом, срубленный Эллери Бринном на новом месте, до сих пор стоял в центре летнего «лагеря» семьи, всего в нескольких сотнях футах от ствола шахты, которую основатель рода разрабатывал. С тех пор дом много раз перестраивали. Вместе с сыновьями и внуками Эллери Бринн находился в числе тех, кто основал в долине небольшой городок Риджлайн. На Дороге пилигримов они возвели пять больших четырехугольных кирпичных домов, в которых поселились члены семьи Бриннов. Теперь только отец Мередит и Мэллори жил в доме, в котором прошло его детство. Один дом превратили в городскую библиотеку, а остальные три пошли на слом. В любом случае история семьи Бриннов прочно вплелась в историю Риджлайна.
Рассказы прадедушки Уокера были не из тех, что можно прочитать в старых документах или брошюрках по истории родного края. От них веяло древностью и таинственностью.
Еще до тех времен, когда появились автомобильные и прочие воры, которые, по словам прадедушки Уокера, «оберут тебя до ниточки», у детей существовало достаточно причин, чтобы быть настороже, а после заката даже носа за дверь не показывать. На границе с Канадой в те времена бродили черные медведи и пумы, называемые также горными львами, или кугуарами. Трижды пропадали дети. Регина, жена-француженка лучшего друга его отца Оберлина Разлогое Дерево из индейского племени кри, божилась, что видела девочку, воспитанную пумами. Она неслась по лесу, подобная дикому зверю, — стремительная и загорелая, а ее длинные, очень длинные волосы развевались на ветру. Холодными весенними ночами, когда ярко светила луна, а пумы громко перекликались, дети, проснувшись, отодвигали края ширм, которые в домах первых поселенцев заменяли внутренние стены, и бежали к кроватям родителей. Вой пум был способен, казалось, разрушить крепкие стены бревенчатых домов. По словам прадедушки, этот вой не поддавался описанию — похожий на человеческий и в то же время лишенный всего человеческого. Иногда в общем хоре пум люди слышали мелодичный, совсем не похожий на звериный, голос. Согласно легенде, однажды белая пума вскочила на спину коня поселенца и ускакала на нем, сидя, словно человек. Рассказы прадеда Уокера были неотъемлемой частью воспоминаний его правнуков. Если они и воспринимались серьезно, то только потому, что являлись столь же привычными, как веснушки и серые глаза в семье Бриннов. Именно вследствие этой глубокой веры в правдивость рассказов прадедушки Мэллори Бринн не усомнилась в реальности происходящего, кода увидела белую пуму. Животное не торопясь, грациозно шествовало по коридору школы, в которой училась девочка. Вид дикого зверя в школе не вызвал у Мэллори ни малейшего удивления. Пума была очень красивая. Настоящая снежная статуя, а не зверь. Мускулы бугрились и ходили ходуном под идеально белоснежной шкурой. Все было бы ничего, да вот только глаза, поблескивающие на большой, отдаленно напоминающей по форме треугольник голове казались уж больно… человеческими. Пума миновала небольшой холл при коридоре, ведущем к малому театру. Над арочным входом зелеными и белыми буквами была выложена надпись «ЛЮБИТЕ ИСКУССТВО РАДИ ВСЕОБЩЕГО БЛАГА!». Пума поводила головой из стороны в сторону, словно прислушивалась к чему-то, а затем свернула в узкий коридорчик, ведущий в раздевалку для девочек. Здесь в полном порядке, по требованию тренера Эверсон, хранилась форма девочек из группы поддержки. На шнурках висели помпоны. Теннисные туфли, некоторые такие маленькие, что подошли бы, казалось, только ученице младшей школы, стояли рядком на скамейке. Внезапно пума взмахнула лапой и скинула последнюю пару теннисных туфель со скамьи. А потом взглянула на Мэллори. Мука и обида промелькнули в ее человеческом взгляде. Сердце сжалось в груди девочки. Пума открыла пасть, обнажив клыки, и из ее глотки вырвался вопль боли, вопль, который прадедушка Уокер не смог описать, вопль, который никто из Бриннов не слышал за минувшее столетие. Мэллори поняла, что этот вопль предназначен ей. Девочка закричала и, подскочив на постели, едва не ударилась головой о нависавшую над кроватью балку покатой крыши: спальня близняшек располагалась в мансарде. Мередит, которая в это время занималась тем, что получалось у нее лучше всего, а именно разглядывала себя в зеркало, на мгновение замерла, а затем, подскочив на месте, словно ракета, завопила вслед за сестрой, беря на целую октаву выше. Королева мыльных опер была в своем амплуа. — Замолчи! — театрально хватая ртом воздух, воскликнула Мередит. — У меня сейчас разрыв сердца будет! Но, произнося это, она чувствовала, как в ее душу проникает нечто древнее и темное. Мерри и сама слышала эхо жуткого вопля из прошлого, напугавшего ее сестру. Она и Мэллори были двойняшками, зеркальными копиями друг друга, такими похожими внешне и столь разными по характеру, как только могут быть два человека. Со времени того злосчастного дня рождения минуло почти десять месяцев. Все последующие события доказали, что, хотят они этого или нет, а Мэллори видит будущее в то время, как ее сестра-близнец Мередит — прошлое. Что бы ни угрожало Мэллори, оно неизбежно станет угрозой и для Мерри. Тяжкий дар
Дрожа всем телом, Мэллори, завернувшись в стеганое ватное одеяло, села на кровати и постаралась подавить в себе раздражение, вызванное воплем сестры. Крикливость была неотъемлемой частью характера Мередит. Сестра не могла удержаться от восторженного возгласа даже тогда, когда одна из пустоголовых подружек говорила ей по мобильному телефону, что очередной мальчик, которому Мерри в данный момент симпатизировала, сейчас смотрит в ее сторону, пока они все сидят в школьном автобусе. Она вопила даже тогда, когда одна из развеселой компании «гениальных» девочек, с которыми водилась Мередит, звонила ей, чтобы сказать, что в «Туфельном павильоне» настоящие «Аги» продаются с двадцатипроцентной скидкой.
До девочек донесся приглушенный голос мамы Кэмпбелл: — Что такое? Еще только шесть утра! Мерри закричала в ответ: — Извини! Я мыши испугалась! — Очень умно, — прошептала Мэллори. — Через пятнадцать секунд мама заявится сюда с мышеловкой и арахисовым маслом. Но Кэмпбелл лишь крикнула снизу: — Нет там никакой мыши! Для мышей в мансарде слишком холодно! Мерри услышала приглушенное «Ай!» папы Тима, которого Кэмпбелл ткнула в бок локтем.
— Тим! Ты чем перегородки уплотнял? Надеюсь, не ватой…
— Вы можете замолчать? — раздался крик младшего брата Адама. — Я еще полчаса могу не вставать. Мэллори потрогала кончиками пальцев запястья и лодыжки, потерла ладонь о ладонь, прикоснулась к скулам. На ощупь кожа была такой холодной, словно она только что спустилась на лыжах с горы. Она понимала, что прохладный воздух третьего этажа старого дома тут ни при чем. Мэллори чувствовала себя такой уставшей, словно возвратилась после долгой пешей прогулки, во время которой прыгала с камня на камень над ужасными расщелинами в скалах. С таким же успехом она могла бы вообще не спать. Мэлли расплакалась. Спустя секунду Мередит уже стояла на коленях возле кровати сестры, сразу позабыв о горе, разрушившем ее жизнь. Минувший час девочка провела перед зеркалом, стараясь найти способ избавиться от последствий «чудодейственного» средства против прыщей, рецепт которого ей дала старшая сестра Кейтлин. — Помажь зубной пастой прыщики, и к утру от них и следа не останется, — так, по крайней мере, уверяла Джеки. Она, в принципе, оказалась права. Прыщей и след простыл, а на их месте образовались покраснения, шершавые на ощупь. Мередит из героини рекламы средства против прыщей и угрей «Окси-10» превратилась в иллюстрацию из медицинского пособия, посвященного
редким болезням кожи.Но ничего теперь не имело значения, ведь Мэллори плакала.
Мэлли плакала не чаще, чем покупала новую одежду, то есть раз в год. Чтобы заставить ее разрыдаться, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее. В последний раз Мередит видела сестру плачущей летом, когда бабушка Гвенни сказала внучкам, что этот так называемый дар останется с ними навечно. Перспектива того, что всю жизнь их будут терзать мерзкие видения, ужасала. Упрямый факт. Такой же упрямый, как и то, что, будучи близняшками, они отмечали свои дни рождения в разных годах, потому что Мерри родилась за минуту до наступления нового года, а Мэлли — через минуту после того, как новый год наступил. После ужасных испытаний, выпавших на их долю, даже у Мэллори, которая не плакала, когда на футбольном поле падала и разбивала в кровь колени, сдали нервы. Но несколько добрых слов и рассказ о высоком предназначении близнецов в исполнении бабушки Гвенни — и Мэлли, что называется, начала распадаться на глазах. Как бы там ни было, но плач сестры подействовал на Мередит так, что она и думать о своем «несчастье» забыла. — Стер! — обратилась она к Мэллори, используя имя, которое придумала для сестры еще в раннем детстве. — Что случилось? Что-то не так? — Я видела во сне… кошку… Мэлли икнула, сделала судорожное движение, как будто что-то застряло у нее в горле, и начала тереть руками глаза. — Обычную кошку? — ахнула Мерри. — И больше ничего? И ради этого она оторвалась от созерцания ужаса, в который превратилось ее лицо в тот самый день, когда оно просто обязано быть самим совершенством! Сегодня у новичков появится шанс — возможно, единственный в жизни! — попасть в сборную команду. Наметились две вакансии. Сегодня они будут выступать перед девочками из сборной команды чирлидеров, перед игроками старших футбольных и баскетбольных команд, перед симпатичными девочками, которые выступают с помпонами. Иногда выбирают только одну, а бывали годы, когда ни одна из девочек не оказывалась достойной попасть в сборную. Стресс, вызванный необходимостью соревноваться с лучшими подругами и, что еще хуже, боязнь проиграть, привели к тому, что лицо Мередит обсыпали прыщи, а неудачное «лечение» зубной пастой усугубило и без того неважнецкое дело. Мерри не знала, стоит ли ей обнять и успокоить Мэллори, или лучше просто столкнуть ее с кровати. — Ты плачешь, потому что увидела во сне кошку? Да что на тебя нашло?! При обычных обстоятельствах после таких слов сестры Мэллори начинала сердиться, кричать, чтобы Мерри не лезла не в свое дело и оставила ее в покое, но на этот раз она с мольбой в голосе произнесла: — Это была не домашняя кошка, а дикая… Мэр! Я видела пуму… белую пуму… — Белую пуму? — Мерри покрутила головой. — Да брось ты! — Она была в школе. — В школе? — Да, в школе. — Ладно. И какое это имеет к нам отношение? Да никакого. Успокойся, Мэллори, не глупи. Мерри поднялась и вернулась к зеркалу и пятнадцати баночкам с основой под макияж, которые рядком выстроились на туалетном столике близняшек. Из-за ее спины раздался тихий голос Мэллори: — Мерри! Пума была в школе. Она пошла в раздевалку, туда, где висит форма чирлидеров. Там стояли теннисные туфли… Мередит уселась перед зеркалом. Если это имеет какое-то отношение к чирлидерам, значит, оно имеет непосредственное отношение к ней, к Мерри. Вместе с Кристал Фиш они были капитанами команды. Мередит старалась не замечать того, что после слов сестры по коже забегали предательские мурашки, что, как показывала практика, означало приближение видений. И что же дальше? Видения прошлого были обрывочными и плохо поддавались интерпретации, но они имели определенную, пусть зачастую слабую связь с тем, что происходило в действительности. Пума в раздевалке… Мэллори не стала бы истерически орать, на самом деле увидев пуму в раздевалке. Она, скорее всего, взобралась бы на скамью и принялась швырять в животное хоккейными клюшками. — Стер! — тщательно подбирая слова, произнесла Мерри. — Это, конечно, странно. Я понимаю, почему увиденное так сильно тебя напугало. Наверняка этот сон что-нибудь да значит, но только я уверена в том, что в нашу школу не проберется ни одна сбежавшая из цирка пума. И никого она не загрызет насмерть. Это не тот сон. А теперь, если позволишь, мне надо сейчас срочно придумать, как не выглядеть сегодня в школе так, словно я только что сбежала из лепрозория. — Подбавив сочувствия в голос, она сказала: — Не плачь, Мэллори. Возможно, это всего лишь символ твоего отвращения к чирлидерству… Кто знает? — Мерри! Я знаю ее… эту дикую кошку. Мередит вновь поднялась на ноги и уселась на пол у кровати сестры. Девочка чувствовала, как предательски пульсирует вена на ее лбу. — Значит, ты знаешь эту кошку… Мэллори! Ты начинаешь изъясняться в точности, как я. Ты хочешь сказать, что это была девочка в костюме пумы? Талисман команды, так я понимаю… — Нет. — Значит, это обычное животное, как Пипин, щенок Санни, но только в твоем сне эта кошка стала огромной, похожей на пуму? Мэллори посмотрела на сестру. В ее полных слез глазах сверкнул гнев, и Мерри поняла, что ошиблась. — Нет! — хмуро отрезала Мэлли. — Извини, — сразу же пошла на попятную Мередит. — Извини.
Мэллори пристально и сердито смотрела на сестру.
При упоминании песика Санди Скаво в ее душе словно приподнялась темная завеса, покрывавшая прошлое, и показались тщательно скрываемые ею образы. Все думали, что Пипин сбежал и потерялся, но видение Мэллори щенка, замученного до смерти красавцем Дэвидом Джеллико, подтвердило их подозрения насчет «кладбища» Дэвида, на котором тот хоронил «сбитых на дороге» животных. Открывшаяся правда о «кладбище» Дэвида привела к цепи событий, о которых близняшки не имели права никому рассказывать, но с которыми им придется жить до конца своих дней. Ким Джеллико, младшая сестра Дэвида, считалась лучшей подругой Мерри — по крайней мере, так было до минувшей весны. Мередит даже была немного влюблена в ее брата.
Их видения приняли более угрожающий характер, превратившись в кошмары, когда Дэвид перенес свое нездоровое пристрастие с кошек и собак на более крупную «дичь». После этого сестрам-близнецам пришлось поиграть с ним в кошки-мышки. Напуганные тем, что открывалось в их видениях, девочки мешали свиданиям Дэвида, появляясь там, где, как они знали, он будет зависать в следующий раз, стараясь не допустить того, чтобы он остался с девушкой один на один. Дэвид оказался отнюдь не глупцом, и наконец близняшки схлестнулись с ним в открытую в грязном помещении строящегося дома, куда Дэвиду удалось заманить одну дурочку. Никто не знает, чем бы все закончилось, не найди Мэллори на полу оставленный строителями пневматический молоток. Только угрожая им, девочкам удалось успокоить рассвирепевшего парня. К сожалению, Дэвид не одумался. Свою смерть он нашел среди холмов и скал хребта Плачущей женщины. Он подстерег Мередит на безлюдной тропинке и погнался за ней. Споткнувшись, девочка упала, разбив колени до крови, а Дэвид… Его что-то напугало в тот момент, когда он уже собирался столкнуть девочку на острые камни. Потеряв равновесие, он упал вниз и разбился насмерть. Все это доказывало, что случившийся в новогоднюю ночь пожар не был жестоким, но безвредным, с точки зрения Дэвида, хулиганством. Они так и не узнали всего, что успел натворить Дэвид. Кто еще может быть похоронен на раскинувшемся на вершине холма «кладбище»? Не исключено, что там лежат останки какой-нибудь бедной девушки, а если так, то ее родители имеют право знать правду. Вот только операционная медсестра Бонни Джеллико, мать Дэвида и Ким, приходилась лучшей подругой их маме. С имеющимися у них доказательствами сестры просто не решились обратиться за помощью к родителям. Скорее всего, Кэмпбелл решила бы, что у ее дочерей случаются эпилептические припадки или что они страдают ярко выраженным гормональным дисбалансом. После гибели Дэвида близняшки желали одного — благословенного неведения. Все, что им было нужно, — это жить, как прежде. Если это, конечно, возможно. Все началось в тринадцатый день их рождения. Тогда девочки остались в доме дяди Кевина приглядывать за Адамом, двоюродными сестрами и братом. В десять часов вечера начался такой фейерверк, что аж страшно было. Взрывались не обыкновенные петарды и хлопушки. Это был настоящий салют, как на День независимости четвертого июля. Внезапно загорелась крыша, превратив обыкновенный скучный вечер в борьбу за выживание. Мэллори едва успела соскочить с дивана, когда рухнул портик дома, а шторы в гостиной вспыхнули, объятые языками пламени. В темноте, задыхаясь от дыма, она не смогла найти выход из дома, и Мередит, выведя малышей наружу, вернулась в черный от дыма ад гостиной. Рискуя жизнью ради спасения Мэллори, девочка думала только о том, что если не сможет найти сестру, то утратит частичку себя. И ей это удалось. Каким-то чудом Мерри сумела вытащить сестру из дома, прежде чем обе потеряли сознание. Очнувшись в больнице, они благодарили Бога за то, что остались в живых, но были обеспокоены тем, что пожар ослабил существовавшую между ними прочную связь. Поначалу им казалось, что эти чувства навеяны шоком от пожара и последующим чудесным спасением, но потом краснота, вызванная высокой температурой, сошла с лица Мэллори, а вот шрамы, избороздившие ладони Мерри после спасения сестры, остались навечно. Для близняшек эти шрамы были символом того, насколько «разъединенными» они стали после пожара. Им казалось, что часть их «одинаковости» потеряна навсегда.