Две стороны неба

Роберт молча кивнул. Говорить было бесполезно. Возможно, когда-нибудь Гедда и простит, но только не сейчас.

"Я буду целовать твои ноги, Гедда! Я буду ползать и просить прощения - и ты простишь, должна простить! Я не такой уж подонок, поверь, Гедда!.."

Его губы шевелились, он не смел поднять глаза на Гедду, а она все также неподвижно стояла у стены, холодная и насмешливая.

– Должна тебя огорчить, молодой орел Гриссом. Твой пистолет у Паркинсона.

Роберт молча проглотил "молодого орла" и покорно направился к двери, которую Гедда распахнула сразу же после своих последних слов. Он прошел мимо Гедды, опустив голову, и вдруг, не веря своим ушам, услышал ее удивленный голос:

– Что с тобой сегодня, Роберт?

Он порывисто повернулся - и наткнулся на холодное презрительное спокойствие.

– Почему мы сегодня не пьяные?

Это было сказано с откровенной издевкой - и дверь захлопнулась. Он постоял, сжимая и разжимая кулаки, и поплелся к Паркинсону.

За тот час, что ушел у Роберта на ожидание Хэмера, в каморке Паркинсона все успело возвратиться на круги своя. Тетрадь валялась на полу, а ее место, высокомерно поблескивая, занимала полупустая уже бутылка. Сам Паркинсон сидел на кровати, упираясь затылком в стену, и смотрел на фотографию Джейн. Лицо его как будто осунулось еще больше. Увидев Роберта, Паркинсон виновато закрыл глаза.

– Гони пистолет!
– зло сказал Роберт.

Паркинсон неуверенно махнул рукой в сторону стенного шкафа и пробормотал, не открывая глаз:

– На полке...

Роберт распахнул шкаф, схватил прохладный тяжелый пистолет, засунул в карман.

– Зачем забрал у Гедды?

Паркинсон пожал плечами.

– Я... не забирал, сынок. Девочка... сама принесла... Просила... припрятать от тебя.

– Что ж не припрятал?

Паркинсон приоткрыл один глаз, уже затуманенный содержимым бутылки, и сказал, стараясь внятно выговаривать слова:

– Я считаю, сынок... Здесь... без оружия опасно...

"Ну что ж, посмотрим, как ты попробуешь удрать, Тедди Хэмер!"

В тупике было почти темно, лишь слабо светился пластик на стенах. Роберт нащупал ладонью следы, оставленные когда-то на пластике его ножом, потрогал разрез и холодную каменную стену, и осмотрелся в поисках укрытия. Спрятаться от входящего в тупик со стороны главного коридора можно было только в одном месте - неглубокой нише, в которой раньше, наверное, находился какой-нибудь автомат для выдачи жевательной резинки.

Роберт встал в нишу и опустил руку в карман, обхватив пальцами прохладную рукоять пистолета.

Сколько ему здесь стоять: час, два или больше? А сесть нельзя, потому что будут высовываться ноги. И вообще - вдруг его опасения напрасны и Тедди не придет сюда?

Роберт промаялся так минут двадцать, твердо решив ждать до победного конца, прежде чем догадался сесть на пол у выхода в главный коридор. Он рассудил, что услышит шаги издалека и успеет спрятаться.

...И он дождался. Дождался, когда терпение уже было на исходе. Он услышал шаги. Осторожные, почти неслышные шаги. Роберт бесшумно вскочил и бросился к нише. Вжался спиной в стену и вытащил пистолет. Он совсем не чувствовал волнения, только пересохло в горле и пистолет вдруг стал очень тяжелым.

Шаги стихли у входа в тупик. Вероятно, невидимый Роберту человек всматривался в темноту. Шаги вновь зашуршали - ближе, ближе... Сейчас человек пройдет мимо ниши. Только не выдать себя: не шевельнуться, не переступить с ноги на ногу, не вздохнуть!

Роберт даже закрыл глаза, когда человек прошел в глубь тупика.

Так. Вот он остановился у стены, чем-то негромко щелкает. Наверное, приводит в действие скрытый механизм потайной двери. Ну, Тедди Хэмер! Роберт осторожно высунулся из ниши и вскрикнул от изумления. Спиной к нему стоял вовсе не Тедди!

*

– Ах, сволочь! Уйдет!

Малютка Юджин в бешенстве прыгал у экрана. Взлохмаченные рыжие космы прилипли к его потному лбу, глаза сверкали, следя за движежием светлой точки.

– А если шарахнуть торпедами?
– подал голос Луис Мариньо из-за спины Роберта.

– Ты что, с ума сошел?
– заревел багровый от злости Малютка.
– А если он шарахнет всеми бортовыми, тогда что?

– Тогда нам крышка, - бесстрастно отозвался долговязый Арчи Антоневич.
– Я имею в виду тот факт, что все мы в вышеозначенном случае прекратим свое существование в сией юдоли печали.

– Заткнись, Длинный!
– прорычал Малютка.

Светлая точка на вогнутом тесно-синем экране уже выползла из левого нижнего угла и заметно увеличивала скорость, пересекая белые линии координатной сетки.

– Дает всю мощность, - сказал Луис Мариньо.

– Угнал "Леопарда", сволочь!
– бесновался Малютка Юджин.
– Черта с два его догонишь, знал, что хватать!

– Почему Мозг не включил сигнализацию?
– задумчиво спросил Антоневич.
– Кто разгадает роковую загадку: почему не сработало сие электронное диво, сотворенное отнюдь не сверхъестественными силами, но гением человеческим? Где тот Эдип, что тайну Сфинкса нам откроет?

– Кто его знает!
– злобно крикнул Малютка, готовый, казалось, вцепиться в набирающую скорость светлую точку.

– Он рехнулся!
– воскликнул Вирджил Форрестол, пожилой обрюзгший мужчина, нервно поправляя старомодные очки.

Форрестол был первоклассным математиком. Он беспощадно гонял вычислители, увлеченно рассчитывая все, что можно рассчитать, и время от времени гроздися выяснять срок, оставшийся до конца света.

Форрестол в последний раз щелкнул клавишами карманного вычислителя и отшвырнул его в сторону.

– Если этот ненормальный будет и дальше форсировать...

Договорить он не успел. Светлая точка вдруг потеряла четкие очертания, расплылась, словно от столкновения с очередной координатной линией, и исчезла с экрана.

– Сволочь!
– простонал Малютка Юджин, в отчаяния хватаясь за рыжие космы.
– Угробил такую машину!..

– Представление окончено, господа!
– сказал долговязый Антоневич и встал с кресла.
– Предлагаю почтить память усопшего минутой молчания.

– Как заеду!
– пообещал Малютка без всякого энтузиазма.

– Заехать нужно Главному Мозгу, - обиженно произнес Антоневич. Жаль, что он для нас недоступная и непознаваемая тайна за семью печатями, сама неизвестность...

– Так есть же инструкции, - прервал Луис Мариньо словоизлияния Антоневича.
– Схемы всякие. Может, разберешься?

– Нашел дурака!
– фыркнул Антоневич, пробираясь к выходу.
– Пойду лучше выпью за упокой души и на досуге поразмышляю о бренности всего сущего...

– Кончай плести!
– заорал Малютка.

– Я предполагал, что он продержится в таком режиме еще сорок семь секунд, - огорченно сказал Форрестол.