Две Войны

Я подошел к королеве и преклонил колено, как должно опускаться перед монархом, хоть и помазанницей Господней назвать ее я бы не решился никогда. Она улыбнулась бесконечно мудрой и печальной улыбкой, воистину улыбкой осени, и протянула ладонь для поцелуя. Я коснулся губами суховатой кожи и по жесту королевы поднялся на ноги.

– Приветствую тебя, граф Зигфрид де Монтрой, - торжественно и опять же печально произнесла она, - благодарю в твоем лице императора Каролуса за помощь. Я знаю, что твое войско уже успело принять участие в сражении и понести потери. Сообщи мне имена погибших, но после торжества по поводу вашего прихода.

– Простите, ваше величество, - покачал головой я, - но сейчас не время для торжеств. Я благодарен вам за все и прошу лишь об одном - дайте нам приказ и мы отправимся исполнять его.

– Вам так не терпится пренебречь нашим гостеприимством, - произнес эльф, не уступавший возрастом королеве, в богатых одеждах в черно-зеленую полоску, - или же рветесь в бой, жаждая утолить присущую вашему роду кровожадность?

– Мы не привыкли праздновать и веселиться, - ответил я ему и тон мой оказался несколько резче, чем хотелось бы, - когда не успели остыть тела наших товарищей, погибших в недавнем сражении, а сердца полны не кровожадности, о которой вы говорили, но жажды праведной мести.
– Как хотелось добавить: "ясно вам, господин высокий эльф".

– Вы бы поосторожнее со словами, граф де Монтрой, - буравил меня вызывающим взглядом эльф.
– Дуэльное право никто не отменял и принадлежность к иному народу, нежели люди ничего не меняет. Честь и благородство знакомы и нам.

– Извольте подать мне перчатку, высокий эльф, - я не отвел взгляда, - я ее приму.

– Прекратите.
– Королева не повысила голоса, однако слова ее прозвучали для нас громом небесным среди ясного неба.
– Торалак, Зигфрид, прекратите эту перепалку немедленно. Вы хотели приказ, граф де Монтрой, - меня покоробила изменившаяся интонация слов королевы, уж очень сильно и резко он похолодел, - слушайте его. Вы отправитесь на север и перехватите армию нежити, идущую к Эранидарку. Я понимаю, она сильна и многочисленна, поэтому вместе с вами отправится войско под командованием охотника на демонов Эшли. Подойди сюда, Эшли, - обратилась королева к воину, стоявшему за моим правым плечом, будто ангел.

Эшли подошел к ней и опустился на колено. Зиниаду не протянула ему руки для поцелуя, лишь коротким жестом приказала встать. Видимо, наша короткая перебранка с высоким лордом Торалаком весьма сильно рассердила ее величество, знать бы еще на кого именно она разозлилась? Очень надеюсь, что не на меня!

– Возьми столько эльфов и кентавров, сколько посчитаешь нужным, - сказала она ему.
– Однако, граф, - тон слов королевы заметно потеплел, - вы не откажетесь от моего гостеприимства безо всяких приемов. Вам и вашим людям нужен отдых и помощь нашим лекарей и магов. Прошу лишь об одном, не затевайте ссор с моими подданными, нынче жизнь каждого эльфа на счету, равно как и каждого человека.

Видимо, злилась королева все же на высокого лорда. От этого на душе стало много легче.

...Если у кого был отдых во время нашего пребывания в столице Эльфийских лесов, так уж точно не у меня. Помощь лекарей пришлась весьма кстати - раны они обрабатывали куда лучше наших коновалов, умеющих только шить, да варить гадостное зелье, помогающее от головы, живота и все чего угодно, но сугубо по их словам; и выздоравливали мои рыцари - а ранены были, в основном, они - достаточно быстро. С магами было куда сложнее. Многие ранения были нанесены проклятым оружием скелетов-воинов и тут мазями и припарками было не обойтись. А вот услуги эльфийских магов не всем пришлись по душе. Скорее даже никому не приходились, все считали, что магия эту самую душу погубит. Зараза же распространялась по телам многих рыцарей, я разговаривал с несколькими магами и они сказали, что если не остановить ее в ближайшие дни - с ранеными придется прощаться. Свежеиспеченную нежить в своей столице эльфы терпеть не собирались. И я их понимал. Оставался только один вариант благополучного развития событий, но он мне совершенно не нравился.

Эмри перед самым нашим отбытием рассказал мне об одном человеке, не просто шпионившим на баалоборцев, но являвшемся своеобразным главой их тонкой, но весьма прочной сети, опутавшей мой корпус. Этаким пауком, сидящим в центре этой паутины, и дергавшим за ее ниточки, что вели прямым ходом в Феррару. Звали этого паука отец Фиорентино и был он капелланом нашего корпуса, но что самое неприятное некоторые рыцари прислушивались к его словам куда больше нежели к моим. Придется переговорить с ним и убедить, что эльфийская лекарская магия никоим образом не повредит бессметным душам благородных рыцарей.

Я пригласил клирика в свои апартаменты, выделенные королевой Зиниаду. Обставлены они были практически аскетично, что должно было несколько потрафить отцу Фиорентино, человеку истинной Веры, совершенно не приветствовавший какую-либо роскошь. На столе стояли лишь блюдо с хлебом, кувшин с водой и две глиняных чашки. Отец Фиорентино явился точно в назначенное время, одет он был в просторную черную рясу капеллана, под которой легко помещались доспехи, оказывающиеся весьма кстати во время битвы. Как и должно капеллану отец Фиорентино шел в бой в первых рядах, высоко неся неприкрытую шлемом голову и сокрушая врагов здоровенной епископской булавой. Это орудие стоило особого упоминания. Его и двумя руками не всякий человек поднимет - я лично пробовал - куда более внушительного телосложения, а отец Фиорентино был тощ как жердь и глядя на него никак нельзя было сказать, что этом столь немощном на первый взгляд теле скрывается такая сила. Силища, как сказал бы какой-нибудь темный крестьянин, именно это несколько грубоватое словцо подходило клирику как нельзя лучше.

Я склонил перед ним голову для благословения, а после пригласил садиться. Отец Фиорентино одобрительно улыбнулся, но ничего не сказал, предоставляя начать беседу мне. Ну да, он из тех людей, что предпочитают оставлять за собой последнее слово.

– Я пригласил вас, ваше преосвященство, - обратился я к нему (отец Фиорентино был епископом), - для весьма важной беседы. На, так сказать, богословские темы.

– И что это за тема?
– поинтересовался отец Фиорентино, хотя я бы правую руку отдал за то, что он отлично знал о чем я собирался говорить с ним.

– Отношение Господа к эльфам, - решил я несколько удивить непрошибаемого епископа, - и магии, не приносящей вред человеку.

– Любая магия приносит вред, - отрезал клирик.
– Может не телу, но душе. Ибо любая магия - от Искусителя.

– Но Совет кардиналов в Ферраре признал это мнение ошибочным, - возразил я, - и Отец Церкви поддержал их.

– Я излагаю лишь то, что думаю сам, - пожал плечами отец Фиорентино.

– А это не является нарушением закона? Указы императора - закон для всех мирян страны, я считал, что это же относится и клирикам. Решения Совета кардиналов, поддержанные и одобренные Отцом Церкви, разве не являются законом для священнослужителей?

– Не то чтобы законом, - протянул епископ, - скорее правилом. Мы не обязаны подчиняться им безоговорочно.

– Но и прямо перечить не можете, - я сменил тон с благожелательного на более жесткий.
– Вы же, ваше преосвященство, настраиваете моих рыцарей и простых солдат против эльфов и их магии. Вы что же, не понимаете, нам сражаться с эльфами плечом к плечу и недоверие губит всякую армию скорее всяких врагов. И в магии мы нуждаемся не меньше, чем в луках и стрелах эльфийских стрелков. Мы теряем время из-за того, что мои воины отказываются от магического лечения, в один миг способного поставить их на ноги.

– И сгубить душу, - улыбнулся отец Фиорентино.
– Заплатить бессметной душой за телесную мощь - неравноценный получается обмен, не находишь, сын мой?

– Вы снова перечите Совету кардиналов и Отцу Церкви.

– Их решения не определяют положение вещей.

– Считаете, что его определяете вы, ваше преосвященство?

– Не дерзи мне, сын мой!

О, да мне удалось вывести его из себя! Небывалая удача. Или наоборот.

– Вы не ответили на мой вопрос, ваше преосвященство, - рискнул напомнить я.
– Гордыня настолько поразила вас, что вы считаете, что можете определять текущее положение вещей, никоим образом от человека не зависящее? Господь даровал нам душу и лишь он распоряжается ею, судя человека по поступкам его.