Дверь

"Проснись и пой!" - универсальное средство для здоровых и благополучных. Им оно помогает. Но им не надо.

Петрову надо - он из дома ушел. Но для него средства нет. Нет и не будет. Никогда...

По утрам в пирожковых рядом с Александром Ивановичем завтракали холостяки, спавшие где-то не снимая галстука, одинокие женщины, не отдохнувшие, оставляющие на чашках жирный след помады, взъерошенные студенты, застенчивые солдаты, от которых густо пахло сапожной мазью и одеколоном, и девушки-пэтэушницы, не поднимающие глаз от чая.

Петров улыбался им как бы украдкой, и они отвечали ему едва заметным кивком.

Пробегали по улицам школьники - пирожковые наполнялись другими людьми: читающими, считающими, смекающими, облаченными в чувство времени, как в униформу. Робкие улыбки Петрова казались им оскорбительными.

Петров теперь каждый день ходил в институт или в библиотеку. После работы читал Плутарха. Не хватало Петрову программы "Время", телевизионных бесед о снегозадержании, сложнопрофилированном прокате и его возможном многообразии.

Кочегар говорил ему добродушно:

– Был у меня фронтовой друг - писатель. Прославился. К старости деньги повалили. Он и засуетился. Я ему говорю: "Ваня ты Ваня, крепка у тебя напруга, да слаба у тебя подпруга". Понял?

– Не понял. Туманно.
– Петров неизменно завидовал, когда говорили "мой фронтовой друг".

– А то, что он помер. Жилье ему дали хорошее, а он вместо уюта музей себе начал строить. И так он разволновался, так он разволновался... А на фронте был мужик как мужик.

Рампа Махаметдинова отложила свадьбу со своим преуспевающим женихом до весны.

Октябрь перекрасил природу в нестойкие рыжие краски. Бархат осени быстро плешивел, обнажалась основа, скучная и монотонная. Хризантемы, принесенные в тепло, превращались в слизь.

Что-то случилось с Мымрием, после праздника он вдруг недовольно и немелодично забрякал. Наверное, охватила его скифская гордость и тоска по чему-то утраченному.

Однажды ночью у Петрова пошла кровь горлом.

Кровь накапливалась в трахее в какой-то ямочке. Петров откашливал ее, сплевывал на ладонь и удивлялся - откуда она взялась, такая светлая и яркая. В груди щемило тоненько, будто пищал комар.

Петров сел, кровотечение прекратилось.

Петров походил немножко, ощущая сквозь шлепанцы холод бетонного пола. Положил руку на темя Мымрию. Сказал:

– Мымрий, Мымрий. Человеку, Мымрий, всегда хотелось прикоснуться к чудесному. А чудесного-то и нет. Все тривиально. Кровь из горла идет думаешь, туберкулез? Паника! Катастрофа! Черта с два - в носу лопнул сосудик, где-то ближе к носоглотке, и стекает себе кровушка тихонько в дыхательное горло.

Мымрий брякнул с отрицательным оттенком.

– Не спорь - в носу, - сказал Петров.

Мымрий брякнул еще отрицательнее.

– Я тебе говорю - в носу, - повторил Петров строже.
– И не брякай, ты мне мешаешь спать.

Утром на работу заступил Кочегар.

– Воспаления легких у тебя не было? Сделай флюорограмму.

Петров позвонил Эразму, не надеясь его застать. Но Эразм оказался дома.

– Банзай!
– закричал он.
– Твоей Фекле сушеный осьминог не нужен? Моя отказалась.
– Выслушав про кровь из горла, Эразм велел: - Немедленно на флюоростанцию. В трех проекциях проси. Флюшку покажешь мне.

На флюоростанции толпились допризывники. Все они были без червоточинки, даже без кариеса.

Петров попросил в трех проекциях. Женщина-рентгенотехник дернула ноздрей.

– Не дышите. Можете дышать.

"Наверное, глуховата", - подумал Петров.

– Я настоятельно прошу вас в трех проекциях.

– Следующий, - сказала женщина-рентгенотехник.

После работы Петров пошел домой. Что-то тревожило его, смущало. Хотелось посидеть в своем кресле у письменного стола. Жжение в груди стало сильнее, уже не как комарик пищит - как оса.

Утром принесли повестку из флюоростанции. Петрова вызывали на комиссию к пятнадцати часам. Кабинет No4. Безотлагательно! Последнее слово, наиболее странное из всего текста, было подчеркнуто красным карандашом.

Петров растерялся: какая комиссия?

Выпил кофе. Подумал: "Вот умру от туберкулеза". С полки книжного шкафа на него смотрели маленькие Анна и Аркашка. Глаза у них были недоверчивые, словно они говорили: "Не ври. Не умрешь". Петров взял себя в руки, сказал вслух:

– Сейчас от туберкулеза не умирают. Лечение сейчас хорошее. А жизнь в тубдиспансерах прекрасная, как на курорте. И влюбляются, как на курорте. Даже женятся. И пища качественная и обильная. Растолстею.

С комиссии Петров вернулся с ощущением какой-то высшей свободы. Он как бы парил на медленных крыльях. Сел к телефону и долго раздумывал звонить Софье на работу или не звонить. Получалось, что звонить ему не хочется.

Зато он с жадностью позвонил Эразму.

– Я сплю, - сказал Эразм в трубку.
– А ты кто?

– Если спишь, отключи телефон. У меня рак.

– Кто это?

– Петров.

– Петров? Погоди, глаза ополосну.

Петров слышал в трубку: бряканье бутылки о стакан - Эразм, стоя в полосатых трусах и клетчатых шлепанцах, пьет боржом; потом водопроводные шумы, напоминающие спор индюка с собакой; заиграла музыка - Эразм, вернувшись в комнату, включил магнитофон.

– Эй, - сказал Эразм в трубку, - ты, умник, ты еще не помер? Какие новости?

– Был на городской комиссии.

– Главный там - мужик, похожий на боцмана?

– На водолаза. А вокруг девы в снежно-белом - лица умные, глаза ясные. А он им говорит: "Видите, представитель - ждал, пока кровь горлом пойдет". Это про меня. "Три года флюорографию не делал. Наверное, со степенью. Петров, у вас есть степень?" У меня спрашивает. Я говорю; "Есть". А он говорит: "Чем выше у человека степень, тем безобразнее он относится к рентгену. Бронх у вас очень плохой. Будем резать".

– Дранкин. Алька, - сказал Эразм.

– Олег Савельевич.

– Это тебе Савельевич, а я с ним учился и работал, и даже дрался. Ас. Бог Шива. У нас таких хирургов-онкологов два, он и еще один. Он тебя к себе кладет?

– К себе, - сказал Петров.
– Еще койки нет.

– Сиди у телефона. Достукался.

Петров повесил трубку. "Что это за выражение - достукался? Жил тихо. Пил кефир. Кушал яблоки. Во всем слушался жену. Поздно он это дело отринул. Всех подкаблучников ждет рак. На мотоцикле нужно было гонять, с пятиметровой вышки прыгать, танцевать-наяривать".