Дворянин без титула

Ну, ни фига себе. Это нам за кальвадос нечто вроде Знака качества выдали?

Не скажу, чтобы мелочь, но чертовски приятно.

Эпилог

Отметить свой новый титул и медаль я решил со своими одноклассниками.

Пусть я лично с ними знаком в большей степени по воспоминаниям самого Александра, но почему бы не разделить с бывшими лицеистами свои скромные радости. А так как квартира Пушкиных на Фонтанке мало располагала к приёму шумной компании, то я решил сводить однокашников в ресторан.

Вот же я наивный — ресторанов-то в городе раз-два и обчёлся. Не раскусили ещё будущие рестораторы, сколько денег можно поиметь с «золотой» молодёжи и знати, не желавшей обедать и устраивать приёмы в стенах своего дома или снимаемой квартиры. В общем, выбор был небогат, и я остановился на ресторации Пьера Талона, что расположилась в доме Чичерина на углу Мойки и Невского проспекта.

Стоит отметить, что ресторация меня нисколько не разочаровала. Просторный зал с видом на улицу. Посетителей немного. Белые чистые скатерти на столах. Аккуратные «люди» в ливреях, а не чумазые «половые» в обносках. Да и предлагаемые блюда интересные. Можно сказать –интернациональные. Такое только француз, долго проживший в Российской империи, мог придумать. По крайней мере, про стерлядь в шампанском я никогда не слышал. А уж черепаший суп и омары, на мой взгляд, так и вовсе опережают время. Ну и выбор напитков богатый: от водки, вина и любого шампанского до ликёров, которые начинают набирать популярность.

К счастью, все одноклассники, которых я хотел увидеть, оказались в городе, и мне не составило труда их найти. Пущин, Кюхельбекер, Малиновский, Корсаков, Корнилов, ну и Бакунин, в чью сестру тайно были влюблены все лицеисты. Даже Дельвиг, забросив все дела, успел примчаться в ресторацию. Тоже мне, деловая колбаса.

Одним словом, все свои. Сидим, выпиваем, кушаем, болтаем. Каждому есть что рассказать и также остальным интересно узнать, что нового произошло в жизни одноклассников.

— Друзья! — встал из-за стола Кюхля и подхватил бокал вина, — Оцените, какие у меня стихи родились в честь нашего князя Ганнибала-Пушкина. После чего одноклассник по памяти зачитал небольшое нейтральное по содержанию четверостишие и выпил свой бокал до дна.

— В таком случае послушай и мой ответ, любезный Вильгельм, — с этими словами я, так же как и однокашник поднялся, смочил горло водой, достал из кармана сложенный лист бумаги и нарочито медленно его развернул.

Конечно, можно было стихи Лёвы декламировать по памяти, но я счёл, что чтение с листа будет выглядеть более эффектно и театральнее. К тому же брат старался, и меня замучил расспросами о нашей экспедиции к берегам Финского княжества. Чуть ли не поминутную хронологию событий для себя составил. Как же я могу внезапной запинкой обесценить труд братишки? Вот я и постарался продекламировать так, что ресторан затих и все немногочисленные посетители повернулись в мою сторону.

Исторiи почти что др?вн?й

Были даръ обр?т?ны

Но выбралъ фл?йтъ тотъ курсъ н?в?рный

И вотъ онi погр?б?ны

На дн? холоднаго залива

Л?жатъ и часъ прiзнанья ждут

Но кончилось для нiхъ счастливо

Вс? Ганнiбалъ тутъ какъ тут.

И зная — это для Отчизны,

И для народа, для страны,

Ныряютъ въ жуткiе глубины

Россiи в?рные сыны.

В тотъ д?нь ос?нняя пагода

Н? трогала морскую гладь,

А подъ водой молчитъ прiрода

И дна какъ будто не видать.

О, сколько намъ открытiй дивных

Н?сётъ морская глубина.

Туда, гд? тайны въ б?здн? спят,

Гд? св?тъ м?чтами озаряетъ.

Проходъ въ миры из новыхъ снов,

И мифъ пр?дъ нами вознiкает,

И описать не хватитъ слов.

Прочитав оду брата, я подал лист с текстом сидевшему рядом Дельвигу. Тот пробежался взглядом по бумаге и уставился на меня взглядом, в котором читалось полное непонимание происходящего: — Как же так, Александр Сергеевич? Ты никогда длиннее эпиграммы ничего не писал, а тут целая ода.

— А кто сказал, что эти строки мной написаны? — уселся я обратно за стол и налил себе простой воды.

Вот уж не знал, что декламация так горло сушит. Но что только не сделаешь для родного брата.

— Так внизу текста по-русски же написано: князь Ганнибал-Пушкин,– протянул друг лист со стихами окружающим, дабы все убедились в верности его слов, — Хотя размер стихотворения очень необычный и текст отчего-то на старославянском написан.

— Я же не единственный князь Ганнибал-Пушкин, — пожал я в ответ плечами, — Есть ещё и мой брат Лёва. Впрочем, вы все его в Царском селе встречали. Он в пансионе учился. А старославянский оттого, что братец у меня поклонник ранних од Державина.

— Александр Сергеевич, а твой брат не будет против, если я завтра же его стихи Николаю Ивановичу Греч покажу? — Дельвиг снял с носа очки и начал их усердно тереть платком, — Я в его журнале ещё будучи лицеистом некоторые свои стихи публиковал.

— Это не тот ли Греч, что у нас главным редактором «Сына отечества»? — посмотрел я на приятеля, — Думаю, Лев Сергеевич будет только рад, если его скромные стихи оценит такой известный писатель и редактор, как Николай Иванович.

Давай, действуй, дружище, а я ещё и папиного брата подключу, чтобы тот своих знакомых с творчеством племянника познакомил. Василий Львович сто рублей занял у юного Александра Пушкина, когда вёз того в Лицей, и так до сих пор не отдаёт. Пусть хоть как-то должок отрабатывает.

А показать брату есть что. Он из деревни целую тетрадь зарифмованных заметок привёз. Когда только успел столько написать, конспиратор. Отцу не показал, а мне и Ольге дал почитать. Особенно интересной я нашёл его пока что незаконченную поэму про волонтёров Отечественной Войны. Но тут моей заслуги никакой нет — это Лёва братьев Исааковичей наслушался, как они, будучи волонтерами, водили через Псковскую губернию обозы с провиантом для действующей армии. Стоит заметить, что обозы братья вели за свой счёт. Думаю, в «Сыне отечества» такой патриотической поэме моего брата тоже место найдётся.

— Александр, теперь став князем, ты что-то собираешься менять в своей жизни? — вдруг с каким-то умыслом поинтересовался Иван Пущин.

— Не только в своей, — помотал я головой, — Хочу на деле, а не на словах доказать, что якобы беспросветная жизнь русского народа во многом зависит от нас, дворян. Не надо ждать милостей ни сверху, ни от Бога. Можешь — иди и делай! Забыли мы, что дворяне — это не только самые лучшие и образованные люди страны, но и опора России. А Россия — это прежде всего народ!

— Сейчас в столице много обществ, где очень достойные люди тоже обеспокоены судьбой страны, — осторожно заметил Пущин.

— Паренёк недавно вступил в своё первое тайное общество «Священная артель», основанное гвардейскими офицерами в тысяча восемьсот четырнадцатом году, — тут же сдал мне приятеля мой тульпа, появляясь у Пущина за спиной.

Понятно. Будем лечить приятеля.

— Своими выгодами эти «достойные люди» обеспокоены и уязвлённым самолюбием, — спокойно заметил я в ответ, отрываясь от заливного из осетрины и с интересом отслеживая реакцию Ивана.