Дворянин без титула

— И как же я его буду использовать?

— Придётся вставить куда-нибудь, но про то я не готов сказать. Не дай Бог что-то неположенное вашему облику предложу.

— Ты предложи, а я скажу можно так или негоже, — чуть прищурился игумен, с улыбкой наблюдая за моим смятением.

— Я ума не приложу, куда его можно будет вставить. Признаюсь, не силён я в ваших атрибутах, — в конце концов решился я на правдивый ответ, — У вас крест нагрудный всегда на виду, а больше я ничего пригодного не видел. Брошку какую вам вряд ли можно, а вот пряжку для ремня…

— И с какой радости ты готов мне перл сделать?

Вот ведь жук. По глазам ведь видно, что неймётся ему получить перл, но строит из себя девочку.

— Вы ко мне добром, даже слугу моего вылечили, и я так же. Всегда считал, и буду считать, что самое правильное отношение к людям — это зеркальное отражение. Как они к тебе относятся, так и ты к ним относись.

— А не гордыня ли в тебе взыграла, Александр Сергеевич?

— Да хоть бы и она. Не вижу в том ничего предосудительного. Смирение — понятие полезное, и в большинстве случаев, нужное. Вот только далеко не смиренные люди развитие человечества вперёд двигают, не так ли? Иначе мы бы опять обратно в Каменный Век ушли. А смирись русские, и проиграет вся страна.

— Ты это к чему?

— Так зачем нам за примером далеко ходить. Возьмём того же Наполеона с поляками. Все они не нашей веры были, а до Москвы дошли. Смогли бы они удержать завоёванное, что дальше бы случилось? Да ничего хорошего ни для страны, ни для церкви! Смели бы католики все наши храмы. До последнего кирпича всё бы порушили. А мы, русские, не смирились! Превозмогли и погнали супостата обратно, до самого Парижа! Выгнали католиков, заодно удобрив их телами наши земли. Или надо было смириться, забыв про гордыню, Веру и свою Отчизну?

— Эм-м… Видишь ли, Александр, всё не совсем так, — неопределённо попытался игумен что-то изобразить пальцами.

— Вы со мной проще говорите, святой отец, без богословских рассуждений издалека. Они лишь от темы отвлекают, но на существо вопроса никак не влияют. Я что-то неверно сказал? Поправьте меня. Если с Наполеоном что не верно заметил, так у нас с вами два живых свидетеля есть. В пяти минутах езды. Оба из моих дядьёв до Парижа дошли, они меня живо поймают на ошибке. Вот только сдаётся мне, что я прав. Да, в самой войне дядья не поучаствовали — сами знаете, что Псковская губерния была внеополчающаяся. Но в Заграничном походе они побывали и у обоих звания да награды за дело появились, а уж их обоих смиренными никто не назовёт, даже лести ради. Вот и получается, что отстояли Россию перед католиками вовсе не смиренные люди. Тем и Отечество спасли, а заодно и церковь нашу.

Вот это я выдал, аж сам заслушался. Посмотрим, сколько времени мой спич отец Иона будет переваривать.

— Ох, богохульствуешь ты, Александр, но до того тонко, что мне и ответить нечего, — промолвил игумен, после пары минут полной прострации.

Что ж ты так быстро соображаешь-то? Я ведь тебя специально гружу, чтоб не мешал, пока конструкция собирается. Придётся ещё тему для размышления подкинуть:

— А насчёт моих взглядов — так они просты — мир меняется с каждым годом всё быстрей и быстрей, и если церковь не будет поспевать за его развитием, то останется за бортом, — потянул я личностную сущность игумена, и внедрил в почти уже готовый конструкт, — Вы до сих пор по Уложениями семнадцатого века живёте.

— Мы работаем над этим. Митрополит уже давно, а я ему помогаю, в меру ума и сил, — попытался оправдаться святой отец и замолк.

Вот и помолчи, подумай, потом договорим.

— Свой первый перл я, чтобы не потерять его по дороге, нёс домой в носовом платке. Дабы не произошло какого конфуза, для Вас я приготовил небольшую упаковку, — с этими словами я протянул игумену открытую коробочку с голубой жемчужиной. — Теперь возьмите в руки перл и направьте в него свою сущность.

Охренеть. Это что сейчас было? Святоша одномоментно всю свою личную сущность в перл направил? А так можно было? Млин, это же световая граната у него сейчас в руке вспыхнула. Что ж так ярко-то? Не видно же ни черта.

Спустя пару минут я оклемался от зайчиков в глазах и увидел, что игумен офигел не меньше меня. До сих пор башкой мотает и глаза трёт. Надеюсь, перл он не потерял? А то ищи его в уже желтеющей траве. А нет, не потерял. В кулаке намертво зажал.

— Святой отец, давайте вы как-нибудь помедленнее уже и поменьше эссенции в перл направляйте,– встал я на всякий случай за плечом отца Ионы, — Вы же, когда лечите раненного, не направляете сразу всю свою сущность в рану.

— Так меня же учили, как людей перлом лечить, а тут, словно кутёнка в омут бросили и смотрят — выплывет или нет, — с откровенной досадой отозвался священник.

— А кто Вас учил, святой отец? — зацепила меня реплика игумена.

Очень мне хочется увидеть тех, кто учит оперировать артефактами. Глядишь, много нового для себя узнаю.

— Позже расскажу. Сейчас ты мой учитель, а я твой послушник,– отрезал святоша.

Всё таки тяжело зрячему слепого учить. Благо игумен уже умеет хорошо обращаться со своим артефактом — лечилкой.

В общем, изготовление светового перла заняло у меня всего четверть часа, а обучение длилось почти час. Зато и я, и святой отец остались довольны. Я тем, что удалось сделать что-то новое, а игумен — полученным артефактом. Ещё бы отцу Ионе не быть довольным, если у него теперь имеется фонарик, прожектор и даже световая бомба в одном флаконе, то есть в одном перле.

— Так кто Вас учил, святой отец? — не забыл я про обещание игумена.

— Тот же, кто и лечащий артефакт мне делал,– бережно закрыл игумен коробочку с артефактом и спрятал её где-то в глубине своего одеяния, — Серафим Саровский.

Твою ж мать! Час от часу не легче. Святые умеют артефакты делать! По крайней мере, один из них точно умеет, если игумен не врёт. Как же я ошибался, полагая, что только мне доступно грузить людей. Оказывается отец Иона делает это ничуть не хуже меня.

* * *

Казачок, посланный дедом, перехватил нас на обратной дороге. С его слов, он уже успел побывать в Михайловском, откуда его и направили в монастырь, по нашим следам.

— Барин, Пётр Абрамович велел передать, чтоб вы сломя голову к нему мчались! — закрутился он на разгорячённом коне около наших дрожек.

— Беда какая случилась? — спросил я первое, что в голову пришло.

— Никак нет. Радость великая! А какая именно, мне не ведомо. Но Павел и Пётр Исааковичи изволили друг друга на улице шампанским обливать.

— Скачи обратно. Доложишь, что поспешаю, как могу, — махнул я ему в ответ, и он помчал, срывая коня в галоп, только пыль вслед заклубилась.

То, что в усадьбе что-то произошло, стало понятно уже при въезде в ворота. Дворня бегает, как наскипидаренная.Конюхи коней в четыре руки начищают, а из под кареты чьи-то ноги торчат и дёгтем оттуда изрядно воняет.

— Прибыл наконец-то, — облегчённо выдохнул дед, у которого от волнения даже лицо побагровело, — Вызывают нас к Их Высочеству! Всех четверых! Иди, отметь это с дядьями, и марш к себе, собираться. Смотри, чтобы форма парадная у тебя вычищена была и без единого пятнышка! Мы за тобой завтра на рассвете заедем. Не вздумай проспать! И много вещей не бери. Налегке поедем.