Дворянин без титула

С братьями Ганнибалами мы опрокинули по стопке, а там я и откланялся.

В самом деле, собираться пора. Обратно в Михайловское я не скоро вернусь, так что надо сообразить, как мне всё ценное получше упаковать. Опять же, пара моих драгоценных сундучков… С одним из которых я уже сегодня в путь отправлюсь, хоть посреди ночи, хоть ползком. У меня Великий колодец Материи не выкачан!

И я съездил и выкачал! Пусть не на полную, а ровно до той поры, пока мой сундучок не заискрился, давая понять, что он полон. А в колодце ещё осталось, и немало!

* * *

Деревеньки, станции.

Снова деревеньки и вновь станции. И бесконечная тряская дорога.

Разве что в Порхове да Луге мы останавливались переночевать, да и то я это смутно помню, потому что мы с дядьями пьянствовали всю дорогу.

А что ещё в дороге делать? Разве только в карты играть, но жутко трясущаяся карета мало располагает к подобному вида досуга.

Вот мы и дегустировали кальвадос. Активно. Уж больно родственникам понравился мой рецепт с добавкой магии. Нам дворня деда специально по бутылкам немного разлила этого напитка в дорогу. Пару ящиков всего.

Зато я узнал, что водочная бутылка равна одной двадцатой ведра, то есть шестьсот миллилитров, а не пол-литра, как в моём бывшем мире. После этого фраза — «Сообразим на троих», для меня обрела новые краски и зазвучала вполне логично — по двести грамм на брата очень даже нормально.

Дед терпел наш проспиртованный экипаж двое суток и утром третьего дня пообещал разбить весь оставшийся запас спиртного о наши пустые головы.

— К Императору едете, бестолочи, а не к девкам в соседнюю деревню, — выговаривал нам Пётр Абрамович, вставляя в свою речь такие обороты, что аж мой тульпа Серёга заслушался.

— Силён старик,– восхищался Сергей. — На лицо, вроде, негр негром, а матом кроет — любому русскому фору даст. Одно слово — генерал.

В общем, дедова выволочка возымела эффект, и в Царское село мы въезжали такими трезвыми, что аж самим противно было.

По мере приближения к Екатерининскому дворцу меня не покидали мысли о том, что я приближаюсь к тому месту, где несколько месяцев назад появился в этом мире. Вот проехали мимо флигеля, в котором расположен Лицей. Немного наискосок и будет тот самый Кухонный пруд, на берегу которого меня откопал Ржевский. Странные чувства. Вроде пробыл здесь всего лишь около недели и в то же самое время, словно прожил тут почти шесть лет.

У Золотых ворот нас ожидаемо встретил караул. Павел Исаакович, как самый представительный из нас, да ещё и в мундире подполковника, вышел из кареты и направился к служивым, стоявшим у ворот. Переговорив с караульными и показав им письмо, дядя вернулся к нам:

— Карету оставляем здесь, а сами идём к парадному входу,– пояснил дядя, — Нам нужен флигель-адъютант Его Императорского Величества.

— А карету добрые люди не обнесут? — задал я вполне резонный, на мой взгляд, вопрос.

Так-то, у нас много с собой не просто ценностей, а очень даже дорогущих вещиц.

— У Императорского дворца-то? — удивлённо посмотрел на меня Пётр Исаакович. — Да и кучер на что?

— Я вообще-то с одноклассниками в Императорском саду яблоки воровал и ничего,– припомнил я проделки лицеиста Пушкина,– И сторожа не помогли — мы их просто отмутузили.

— Да брось ты племяш всякую чушь нести,– махнул рукой дядя, но на карету всё-таки пристально посмотрел.

— Прошу за мной, господа, — обратился к нам один из слуг замка.

Мы последовали за ним, пройдя вдоль монументальных колонн, искусно выложенных мрамором, ампирные орнаменты которых темно сверкали под солнечными лучами. Вошли в холл, заливающийся светом из высоких окон, где роскошные карнизы и лепнина создавали атмосферу величия и строгости.

Павел Исаакович, уверенно расправив плечи, сразу обратил на себя внимание дежурного офицера. Мы замерли в ожидании, пока дядя, вёл с ним одним им понятный диалог. Вскоре офицер снова заговорил:

— Ожидайте здесь, ваши высокоблагородия, насчёт вас у меня было отдельное распоряжение.

Угу. Стоим. Ждём.

Офицер куда-то пропал, а в этот момент из боковой двери вышел прихрамывающий генерал с тростью и уставился на нас.

Вернее, не на нас, а на дядю.

— Ганнибал? Павел Исаакович? Голубчик! Ты ли это?

— Яков Васильевич? — узнал дядя повстречавшегося офицера и повеселел,– Вот уж не ожидал Вас встретить в Царском селе. Какими судьбами, Ваше Превосходительство?

— Вроде служу я здесь нынче, — пожал генерал плечами,– Считай, с февраля месяца управляющим Царскосельским дворцовым управлением назначен.

Ого, какая должность! Не помню я такого генерала в Царском селе. Да и память предшественника ничего не подсказывает. Может, он хорошо скрывался?

Слуги проводили нас до гостевых покоев.

Должен отметить, что даже здесь, в императорском дворце, апартаменты для гостей достаточно скромные. Этакий полуторакомнатный полулюкс, с сортиром и помывочной в коридоре. Скромненько монархи живут, невзирая на напыщенный внешний вид зданий.

Я зашёл в предложенные мне комнаты и огляделся. Всё довольно простенько, но общий фон внушает.

Прикосновение к этим стенам напоминало мне о великой истории и о высоких идеалах, окружавших дворцовую жизнь. В этом контексте излишняя роскошь выглядела бы пародией на саму себя.

Шторы, хоть и оказались из благородного тёмного бархата, казалось были совершенно забыты, собранные в нитяные складки, как будто никто не желал восхищаться ими.

На маленьком столике из светлого дерева тускло поблёскивали два кованых подсвечника, казавшихся более уместными в крестьянском доме, чем в интерьере дворца.

Даже картина на стене, изображавшая завораживающий пейзаж с горными лугами, невольно напоминала о горьком противоречии между нарисованным великолепием и местной простотой.

— Это императорское великолепие и на турецкие три звезды не тянет, — подвёл я итог осмотра, недовольно морщась, — В плюсах лишь квадратные метры и перины, а в минусе — бытовые удобства и отсутствие симпатичных горничных.

Последнее задевало. С Аглаей толком не успел попрощаться. Как-то всё у нас наспех и скомкано получилось. Даже вспоминать не хочется.

Я посмотрел на загорающиеся окна Лицея и подумал: «Как же всё просто у школяров — накормят, напоят и спать уложат. А тут крутись, как хочешь и никогда не узнаешь, что тебе следующий день принесёт.»