Дворянство. Том 2

Они катались по мокрым камням, словно два непристойных любовника, и каждый хрип, каждый стон далеко разносился над ареной, поднимаясь к луне. Гаваль не упал от избытка чувств лишь потому, что буквально повис на арбалетчице.

Рыча и хрипя, как лисица, Елена вырвала-таки кусок носа у Барбазы, плюнула кровью и комком плоти ему же в лицо. Он попытался зарезать ее мечом, но теперь щит обратился против хозяина, мешая действовать обеими руками. Благородная схватка окончательно превратилась в безумную свалку.

Затем воющий клубок распался на две скрюченные от боли и ран фигуры.

Елена с тупым удивлением обнаружила, что левая рука на месте и даже вроде бы цела. Овальный щиток гарды прогнулся от удара, но защитил кисть, превратил неминуемое отсечение в сильный ушиб. Клинок переломился, оставшийся огрызок длиной в ладонь был испачкан темной, почти черной кровью. Левый бок чувствовал себя так, словно его обложили льдом, скорее даже залили жидким азотом. В штанах было мокро, сапоги хлюпали.

Надеюсь, это кровь, с бесконечной усталостью подумала Елена, проводя рукой по штанине. Лучше бы кровь, обмочиться на виду стольких глаз было бы совсем грустно и стыдно. Точно кровь, как хорошо! Освободить ладонь из покореженной гарды фехтовальщица не смогла. К списку повреждений добавилась неглубокая, но длинная рана поперек живота — слава Пантократору, кажется брюшину не прорезало… Во всяком случае кишки не торопятся наружу. И еще хорошо так зацепило бедро.

Она с протяжным стоном поднялась, буквально воздвиглась на ноги, только затем нашла силы и решимость глянуть на противника. Сразу стало ясно, что «Бэ» досталось куда сильнее. Очевидно, несмотря на потерю чувствительности, женщина в ярости боя продолжала пырять оппонента обломком кинжала. С соответствующими последствиями. Одежду Барбазы можно было выжимать от крови, как после хорошей стирки, лицо превратилось в черно-красную и лишенную носа маску. Он тихо подвывал и всхлипывал, ползая на четвереньках, стараясь как-то зажать глубокие колотые раны в животе.

— Вставай, — приказала Елена. — Встань, убийца!

Барбаза заскрипел, забулькал с мокрых камней, ни слова не разобрать, но общий посыл был ясен — категорическое несогласие.

— Вставай, — прошипела женщина. — Или я сейчас вспорю тебе брюхо и вытяну кишки. Буду измерять своими шагами.

— Милосердия, дева… прошу… милосердия! — пробулькал убийца Ульпиана. — Господи, помилуй… я изранен, я умираю…

— Хрен тебе, — сказала она. — Бог простит. А я не прощу. Вставай!

Барбаза снова заклекотал, однако стал подниматься, дрожа, как под ударами тока. На черном лице под слоем уже сворачивающейся крови замерло выражение беспредельного ужаса. Женщина шагнула почти вплотную и ухватила бандита за шиворот, дернув, помогая встать. Она уже не боялась предательских ударов, Барбаза даже пальцы сжать толком не мог, он хныкал и, кажется, даже рыдал.

Почему все подонки так трусливы? — подумалось Елене. Почему тот, кто наслаждается чужой болью, так ссыкливо встречает собственную гибель? Загадка…

— Шагай!

Она повела его через арену, не отпуская воротник. Барбазу шатало, он елозил непослушными ладонями по животу, но Елена подгоняла строптивца уколами в зад. В глазах мутнело, женщина чувствовала, как из нее самой с каждым шагом уходит кровь, а вместе с кровью и жизнь. Боль энергично напоминала о себе по мере того как перегорал адреналин, и тело остывало от горячки боя. В конце концов, они дошли, запинаясь, израненные, так, что уже было неясно, кто кого ведет.

Вдова Ульпиана поднялась со скамьи — маленькая, пожилая, одетая с головы до ног в траур. Хотя в эту минуту она не казалась ни старушкой, ни даже женщиной. Вдова стояла молча, с огненным взором, как языческий дух, как воплощение мести. Не правосудия, а буйного, кровавого возмездия, которое взымает плату лишь по самой высокой мере.

Они обменялись взглядами, женщина пожилая и женщина молодая. Барбаза открыл рот, хотел было что-то сказать, пуская кровавые пузыри, но Елена молча, не тратя слов, ударила его сбоку в шею, вонзив обломок граненого клинка по самую гарду. «Бэ» тряхнула судорога, он спазматически задергался, очень быстро щелкая челюстью и не в силах издать ни звука — клинок перекрыл глотку. Елена толкнула его в спину, крепче сжав рукоять, и бандит качнулся вперед, заваливаясь лицом вниз.

Как женщина удержалась, как не упала вслед за умирающим, она и сама не поняла. Наверное, исключительно через немыслимое напряжение воли, а также божьим попущением. Барбаза повалился тяжело, как бревно, громко стукнулся лицом о камень, заколотил ногами в недолгой агонии. Дессоль со слабым криком наконец-то потеряла сознание, упав на руки компаньонки. Вдова с дьявольской улыбкой на морщинистом лице поклонилась мстительнице.

Елена оглянулась с диким выражением, чем то средним между «кто еще не получил свою долю?!» и «что я здесь делаю, кто все эти люди?». Подумала, причем даже серьезно, что надо бы все же вытащить дареный меч из трупа, дабы покинуть ристалище достойно, правильно. Однако со всей отчетливостью поняла, что сил у нее осталось буквально на несколько шагов. Да и благородная арена теперь больше походила на скотобойню, где достоинству с честью места не было. Женщина похромала к выходу, там поджидал Раньян, который даже не пытался держать марку и делать вид, что ему все безразлично.

И вот здесь то, когда прошел запал схватки, боль, наконец, догнала ее.

Елена сумела дойти до ворот, забранных деревянной решеткой с металлическими набойками, даже ни разу не споткнувшись, с трудом переставляя прямые ноги. Там она упала на руки бретера, закусив губы, озираясь невидящим взором. И лишь когда Раньян поднял ее, завернул в плащ, с легкостью, как ребенка, понес куда-то далеко, в темноту и тишину, Елена позволила себе заплакать от боли.

_________________________

Прием против левши:

https://www.youtube.com/watch?v=xqbri57mAII

"Удар Жарнака":

https://www.youtube.com/watch?v=iboe4Fquwrw

Напомню, что кинжал Елены выглядел примерно так:

Глава 26

— На стол ее! — приказал бретер. — Осторожнее! Не бередите раны.

Он корил себя последними словами за то, что не подготовился раньше и лучше. Не предусмотрел, что Хель может быть ранена и придется тащить ее через несколько кварталов домой. Но сделанное — сделано (точнее наоборот, не сделано!), горевать бессмысленно, теперь надо все исправить.

Безвольное тело Хель положили на стол в кухне, он был самым широким и удобным во всем доме, к тому же по требованию лекарки каждый день скоблился и ошпаривался крутым кипятком. Раненую женщину колотила дрожь, тело горело, как в огне, по лицу стекал пот. Она зависла в пограничном состоянии, когда здравый рассудок вышел, хлопнув дверью, но и обморок не торопится в гости. Хель бредила, кусая губы, бормоча невнятное. Судя по интонациям, то жаловалась на что-то, то обращалась с мольбой. Причем Раньян заложил бы собственную душу на то, что доброй половины слов нет в обычном, человеческом языке.

По личному (и крайне богатому) опыту бретер сказал бы, что у Хель отличные шансы остаться в живых, где-то четыре пятых, может и больше. Однако, во-первых женщины есть женщины, они устроены по-иному и случается, что выживают тоже по-своему. Во-вторых, убить способна и легкая царапина. Поэтому Раньян старался действовать как можно быстрее и точнее.

— Она здесь?! — Дессоль ворвалась в обширное помещение, где все еще висел густой запах вечерней готовки. Баронесса перевалилась с ноги на ногу, опираясь на руку компаньонки, но спешила, как могла.