Дворянство. Том 2

— Я пришлю весть, если что-то изменится, — ответила Дессоль.

Раньян посидел еще несколько мгновений, будто чего-то ждал или на что-то решался, в конце концов так же молча встал и вышел, не оглядываясь. Дессоль проводила его недобрым взглядом, затем сосредоточилась на Хель, мягко, нежно поглаживая лицо подруги кончиками пальцев. Немного подумав, баронесса сняла с шеи золотое кольцо на тонкой цепочке и надела его на Хель, а затем долго шептала молитву за здравие и убережение от недоброго глаза.

* * *

Он ждал на улице, сидя на специальном табурете, такие сдавали за малый грошик уличные беспризорники и нищие. Завернулся в простой и теплый плащ без украшений, примостил огромный мече-нож на коленях и бдел, похожий на статую.

— По мою душу? — осведомился Раньян, не доходя до блондина, ровно столько, чтобы оставалось пространство для маневра, и разговор не стал достоянием лишних ушей.

— Именно так, — кивнул блондин, хотя меч доставать не торопился.

Раньян оглянулся, не выпуская противника из поля зрения, прикинул, что место не лучше и не хуже других. Благо за долгую бретерскую жизнь Чуме довелось биться в очень разных, порой удивительных местах.

— Как вы мне все надоели, — пробурчал он, доставая роскошную саблю, подарок тетрарха. — Наглая шпана… Все думаете, что если убить первого, то сами из тысячного номера станете первым. Ну, кидаешь вызов по правилам и обычаям Братства? Или просто резня без прелюдий?

— О, нет, — предупреждающе поднял руку молодой претендент. Голос у него был уставший, но приятный, как у человека, с детства привычного к хорошему пению. — Не здесь. Не сейчас.

— Что? — не понял Раньян, уже готовый к схватке.

— Не сейчас, — повторил с явным сожалением блондин, поднимаясь с табурета, который сразу прибрал, утащив подальше в темный угол, хозяин мебели.

— Так чего тебе надо? — начал тихо, контролируемо злиться Чума, не опуская саблю. В свете уличного фонаря, заряженного восковым факелом, полированная сталь блестела особенно скверно, хищно.

— Я извиняюсь, — поклонился блондин, не выпуская оружие, однако и не пытаясь достать клинок из ножен.

Немногое на этом свете могло бы удивить бретера, но тут Раньян даже растерялся.

— Мне следовало раньше объявиться и объяснить мотивы моих… поступков, — с той же церемонностью продолжил светловолосый.

— Ну, можешь сделать это прямо сейчас, — предложил Раньян, все так же, не опуская саблю. На протяжении беседы он внимательно прислушивался, не крадутся ли убийцы. Нет, вроде бы не крались, хотя странный разговор определенно привлек внимание общественности. Ночной люд, включая пару застывших поодаль стражников, заинтересованно присматривались, что тут происходит, нет ли шанса поживиться или хотя бы развлечься бесплатным зрелищем.

— Мое имя тебе ничего не скажет, — церемонно склонил голову блондин. — Но я намерен убить тебя, прозванный Чума. Без надлежащего вызова по традициям Братства, однако, со всем почтением. В честном бою, один на один, без подлых уловок и недостойной хитрости.

— А зачем? — спросил Раньян, уже начиная понемногу соображать, какая муха покусала юного мечника. Скверно, ай как скверно…

— Таково правило, — с готовностью откликнулся светловолосый юноша. — Я не хочу считаться первым. Я хочу быть им.

— Чертовы сектанты, — проворчал Раньян сквозь зубы, опуская саблю. — «Дети Эрдега»? «Черный Круг»?

— О, так ты осведомлен, — приятно удивился юноша. — Это радует. Хотя, судя по «чертовым», знакомство с нами было… односторонним.

— Я слышал о вас, — настороженно сказал бретер. — Аусф или цин?

— Аусф, — молодой человек приложил к сердцу свободную руку и склонил голову. — Но имени ждать не стоит. Сам понимаешь…

— Понимаю. И не надеялся, — отметил бретер. — Злодеи вроде вас огласки не любят.

— Мы не злодеи, — нахмурился блондин.

— Да, вы хуже, — согласился Раньян. — Убийцы беззащитных. Садисты, Налетчики в безлунной тьме. Культисты и отступники от истинного двоебожия. Предатели Света и Тьмы.

— Истинно верующие! — отчеканил юноша, задрав подбородок, сжимая рукоять своего причудливого ножа. Затем спохватился, вернув прежнее спокойствие. — Впрочем, думаю для проповеди уже поздно. Во всех смыслах.

— Согласен. Полагаю, нам стоит без промедления решить этот вопрос, — предложил бретер.

— Рад бы, — согласился молодой человек. — Но, как уже было сказано, не здесь и не сейчас. Тетрарх не желает кровопролития прежде времени. Увы, даже таким как я приходится учитывать пожелания владетельных особ. Но у этого ограничения есть срок и границы.

— А, так они приняли тебя за бретера, — ухмыльнулся Раньян. — Большая ошибка!

— Я надеюсь, ты сохранишь их неведение, — вернул улыбку юноша. — В качестве справедливой компенсации за мое вежество. Я не бью в спину, не плету интриги, не оскверняю благородную красоту приношения. Твою голову, голову мастера, я намерен забрать честно. Когда у нас будет оказия сойтись один на один, без ограничений и преград. До смерти.

— Хм… — нахмурился Раньян. — Что ж, справедливо.

— Я рад, — церемонно заключил блондин. — Итак, представление свершилось, цели объявлены. Осталось дождаться неизбежного. Уверяю, в моих действиях нет злого намерения, я преклоняюсь перед твоим умением. И тем больше мой долг, моя обязанность забрать его.

— Рад бы ответить такой же куртуазностью, — сообщил Раньян. — Но, к сожалению, не могу.

— Отчего же? Мы вполне можем друг друга уважать как мастера клинка.

— Я не ценю человеческую жизнь, — сообщил Раньян, вернув саблю в ножны. — Таково мое ремесло. Братство это сообщество убийц, мы заведомо прокляты. Но я ценю и уважаю правила. Принципы. То, что делает нас бретерами, а не бандитами из подворотен. А у вас, у «Круга» принципов нет. Вы убиваете не ради справедливости или чести. Не по зову долга и даже не за честную плату. Вы творите грязные дела, чтобы избавиться от скуки. Разбавить острыми ощущениями жизнь богатых и родовитых бездельников. Это я не уважаю.

— Что ж, — проговорил светловолосый. — Я не ждал понимания. Но рад, что мы договорились насчет… условий. Теперь твоя смерть не безымянна, не внезапна, тебе известен ее облик и орудие, которым она прервет долгую, славную жизнь великого бойца.

Он тронул свободной рукой длинную рукоять ножа.

— Красиво сказано, — склонил голову бретер. — Я так не смогу, поэтому скажу проще. Научиться ловко махать клинком — не значит стать бретером. И даже не значит казаться бретером. Когда мы сойдемся один на один, я тебя прирежу как скотину. И одним пресыщенным подонком на свете окажется меньше.