Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914

В 1831 году в Валахии, а в следующем году и в Молдавии вступили в силу Органические регламенты – первые в их истории конституционные акты, определявшие государственный, административный и юридический статус княжеств, финансы, вооруженные силы, аграрный строй, положение различных классов в обществе. Провозглашался принцип разделения властей – законодательной, исполнительной, судебной и административной. Впервые в законе были определены права и обязанности различных институтов, учреждены министерства, введена система судебных трибуналов (в том числе коммерческих, призванных защищать интересы торговли), созданы прокуратура и адвокатура. В регламентах говорилось о торговле как источнике общественного благосостояния и о расширении прав купечества.

В княжествах вводилось почти идентичное законодательство, в регламентах говорилось, что происхождение, язык, общая религия создают предпосылки для их объединения^[456].

Регламенты, будучи документами прогрессивными, внедрявшими буржуазное законодательство в европейскую глушь, несли в то же время на себе отпечаток своего боярского происхождения: разделы регламентов, посвященные аграрным отношениям, предусматривали значительное сокращение крестьянских наделов и рост их повинностей в пользу землевладельца, что позволило Карлу Марксу назвать их «кодексом барщинных работ»^[457]. Основоположник учения упустил из виду, что одновременно произошло значительное уменьшение падавших на крестьян налогов и повинностей в пользу государства. В. Я. Гросул, внимательно и скрупулезно исследовавший сложнейшую систему аграрных отношений в Молдавии и Валахии, осторожен в выводах: регламент «увеличил доходы землевладельцев и, по-видимому, несколько отяготил положение крестьян. Но это не было резким ухудшением положения основного населения страны, а было дальнейшим развитием процесса, начавшегося раньше». Он подчеркивает: «ни о каком значительном ухудшении положения крестьян… мы говорить не можем»^[458]. Но вот о росте доходов помещиков, переадресовавших себе немалую часть прежде поступавшей в казну ренты, говорить можно и должно. Попытки П. Д. Киселева умерить боярские аппетиты ни к чему не привели, он хотел добиться некоторых изменений в этом смысле при утверждении регламентов в Стамбуле – неудачно. Ему оставалось жаловаться в письме К. В. Нессельроде: «Мое положение весьма щекотливо… Я один должен защищать этих беззащитных людей (крестьян. – Авт) против олигархии, жадной и буйной»^[459]. Жадные и буйные отстояли свои интересы, а ведь на них опирался царский двор.

Несмотря на эти минусы, ослабление зависимости от Порты, упорядочение государственного строя, проведение реформ способствовало вступлению княжеств в полосу подъема, хотя и на несколько измененной феодальной основе. Посевные площади в Молдавии в послевоенное десятилетие выросли в 2, в Валахии – в 1,4 раза. Опережающими темпами этот рост шел под посевами пшеницы, ставшей основной экспортной культурой. Увеличивалось городское население, а вместе с ним и внутренний рынок, росло число ремесленников, появилось несколько керамических и стекольных мануфактур, в горных лесах стучали топоры, звенели пилы, в Зимниче и Джурджу на воду спускали корабли.

Укрепление и расширение автономии, экономический подъем, увеличение буржуазной, главным образом торговой прослойки, появление национальной интеллигенции – все это способствовало процессам культурного возрождения. В один и тот же 1829 год в Яссах и Бухаресте стали выходить газеты «Курьерул ромынеск» и «Албина ромыняскэ» («Румынская пчела»). Издавали их известные просветители И. Элиаде-Рэдулеску и Е. Асаки Газеты приобрели важную роль в культурном прогрессе, социальных и политических преобразованиях региона. В 1830 году И. Элиаде опубликовал грамматику румынского языка. Активно велась борьба за развитие просвещения на родном языке (до этого широкое распространение в школе имел греческий). Впрочем, все это относилось лишь к городам, где повеяло обновлением, престижной стала офицерская карьера, в валашской столице открылась академия Святого Саввы, молодежь из состоятельных семей хлынула в зарубежные университеты, главным образом французские и немецкие. Деревня же, как и 100-200-300 лет назад, прозябала в нужде и безграмотности. И позже общественная медаль обернулась обратной стороной со страшным ликом крестьянского малоземелья на ней.

* * *

По Адрианопольскому трактату Турция в третий раз обязалась предоставить Сербскому княжеству автономные права. Первыми двумя обязательствами, по Бухарестскому договору 1812 года и Аккерманской конвенции 1826 года, она пренебрегла, но после разгрома в последней войне прежний опыт пренебрежения зафиксированными в договорах положениями пришлось сдать в архив. В соответствии с султанскими указами (хатт-и-хумаюнами) от сентября 1829 и августа 1830 года, оставаясь под верховной властью Османской империи, Сербия пользовалась полным внутренним самоуправлением, в которое османская власть не могла вмешиваться, и была должна лишь выплачивать Высокой Порте фиксированную дань. Особо оговаривалось запрещение вводить в Сербии новые подати. Турки подлежали выселению из княжества за исключением гарнизонов шести расположенных на его землях крепостей, включая твердыню Калемегдан в центре Белграда. Жителям предоставлялась свобода вероисповедания, право свободной торговли, возможность открывать школы, основывать больницы и типографии, налаживать почтовую службу. Султанский берат признал Милоша Обреновича наследственным правителем сербских земель с княжеским титулом.

Острым оставался неурегулированный территориальный вопрос: в 1813 году, после подавления первого восстания, Порта отторгла от сербских земель 6 нахий (округов) и установила в них свое прямое правление, но ненадолго. Милош инициировал в них весной 1833 года восстание. На расправу Порта не решилась, она терпела неудачу в конфликте с могущественным наместником Египта Мухаммедом Али, и крайне нуждалась в российской помощи. В ноябре 1833 года, по новому султанскому хатт-и-шерифу, 6 нахий вошли в состав княжества, размер ежегодной дани определялся в 2 миллиона 300 тысяч грошей (курушей), турецкое мусульманское население обязывалось в течение 5 лет продать свое недвижимое имущество и покинуть сербские земли (за исключением жителей белградских предместий, окружавших Калемегдан). Тогда же сербская церковь отделилась от Константинопольской патриархии и стала автокефальной (самоуправляющейся). То, что все эти успехи на пути к самостоятельности княжества обязаны своим появлением Адрианопольскому миру, ни у кого не вызывало сомнений.

Значительно скромнее выглядели подвижки в сфере хозяйственной. Отсталое земледелие – господствующая в ней отрасль. Мелкое крестьянское хозяйство, как правило, едва обеспечивало потребности семьи. Земельный фонд пополнился конфискованными у турецких феодалов площадями. Частично ими завладели старейшины во главе с Милошем, превратившиеся в крупных землевладельцев. В их среду активно проникали чиновники, образовалась прослойка великашей. Но появления класса помещиков удалось избежать, отрегулированной системы их отношений с крестьянами не возникло, хотя многие земли обрабатывались на условиях кулука (барщины) – дарового труда без точно установленных размеров. Товарное производство в сельском хозяйстве ограничивалось свиноводством, хрюшки вывозились или перегонялись в Австрию. Промышленность сводилась к ремеслу, организованному в эснафы (цеха).

Милош Обренович, своего рода патриархальный деспот, превратился во владельца обширных поместий, земля в которых обрабатывалась барщинным трудом крестьян. Он сосредоточил всю власть в своих руках и сопротивлялся стремлению старейшин приобщиться к ней. Постепенно оппозиция его правлению оформилась в движение уставобранителей, сторонников принятия устава (конституции) с введением в стране гражданских прав. В начале 1835 года в нескольких округах вспыхнула Милетина буна (восстание под руководством Милеты Радойковича). Милошу пришлось, по требованию повстанцев, созвать скупщину, принявшую Сретенский устав, провозгласивший равенство граждан перед законом, их право занимать государственные должности, неприкосновенность личности и имущества, собственность крестьян на обрабатываемую ими землю, свободное пользование лесами и пастбищами. Предусматривалось образование Государственного совета из старейшин по назначению князя, но с пожизненным пребыванием в должности. Несменяемость подрывала зависимость его членов от князя.

Устав не просуществовал и двух месяцев, Милош отменил его с согласия Высокой Порты и Петербурга, которым представилось, что Сербия заходит слишком далеко на пути конституционализма.

Послевоенные годы ознаменовались серьезными сдвигами в развитии просвещения и культуры. Школы появились не только в городах, но и в некоторых селах, несколько гимназий, один лицей; в Крагуеваце, тогдашней столице, – высшая школа. Сербы приобрели в России типографию, с 1834 года издавалась официальная газета «Новине српске». В 1835 году в Крагуеваце открылся театр, просуществовавший, впрочем, недолго. Действовало несколько больниц. Церкви и монастыри получали поддержку из государственной казны. Печатавшиеся в Сербии книги, в том числе и на болгарском языке, распространялись и за ее пределами. Милош осторожно способствовал народным волнениям в Старой Сербии (Косове), Боснии и Болгарии, его авторитет как главы полунезависимого государства рос в славянской среде. Поддерживались тесные связи с австрийскими сербами, благо жили они совсем по соседству, за рекой Савой, что протекает у Белграда. Выходцы оттуда занимали видное место и в общественной, и в культурной жизни. Княжество становилось очагом притяжения для близкородственных черногорцев, боснийцев, герцеговинцев.

* * *

Судьбы Греции в 1830-е годы, в отличие от предшествовавшего десятилетия, решались за ее пределами. В Лондоне заседали послы держав-покровительниц – Великобритании, России и Франции.

Конвенция от 7 мая 1832 года, под которой стояла подпись и представителя Баварии, определила статус государства как независимой наследственной монархии под гарантией трех дворов. В страну прибыл отряд баварских войск в 3500 солдат и офицеров. До совершеннолетия Оттона (1835 год) страной управляло регентство из трех баварцев. Гаранты предоставили королевству кредит в 60 миллионов франков на государственное обустройство.

Юный Оттон прибыл в Афины, ставшие столицей, в 1833 году на британском фрегате «Мадагаскар», в Морее квартировали французские войска под командованием генерала Мезона. Эскадры трех держав покинули греческие воды, однако англичане не отказались от «морских прогулок» вблизи берегов Эллады, а то и с заходом в порты, чтобы не исчезло впечатление об их морской мощи. Поблизости от побережья располагались Ионические острова, находившиеся во владении Великобритании. Российский посланник Г. А. Катакази писал о стремлении Лондона господствовать «в этих краях»^[460]. В стране существовали три «партии» – английская, французская и русская, состоявшие из сторонников ориентации на Лондон, Париж и Петербург. Непосредственно после войны и Адрианопольского мира пророссийская пользовалась немалым влиянием, о чем можно судить по тому, что Национальное собрание провозгласило флагмана российской эскадры контр-адмирала П. И. Рикорда греческим гражданином, а группа сенаторов предлагала назначить его президентом правительства. Коллеги Катакази, посланники Англии и Франции, деятельно хлопотали в пользу «своих» греков, пристраивая их на влиятельные и теплые местечки в администрации и не забывая об их материальных интересах. Николай I считал подобные методы неподобающими и предписывал бороться за влияние в стране, действуя через короля. Особое значение он придавал переходу Оттона в православие, вероисповедание подданных. Попытки воздействовать на юного монарха через отца Мисаила, обучавшего его греческому языку, успехом не увенчались. Хлопоты по дипломатической линии, которыми занималась Х. А. Ливен, А. Ф. Матушевич и К. В. Нессельроде, постигла та же участь. Брак Оттона с принцессой Ольденбургской Амалией выдался бесплодным, так что испарились надежды и на будущее. Влияние «русской партии» покатилось вниз, многие ее сторонники перебежали к оппонентам, что сулило выгоды служебные и материальные. Спохватились в Петербурге с опозданием, обнаружив, что завоевывать влияние заново гораздо труднее, чем удерживать старое. Француз А. де Риньи стал в Греции контролером финансов, его соотечественник Ф. Грайар командовал жандармами, британцы Т. Гордон и Э. Масон стали соответственно начальником генерального штаба и генеральным прокурором. Когда же баварское регентство вздумало назначить английского генерала А. Черча греческим посланником в Петербург, терпение самодержавия лопнуло. Склонный к иронии Ф. И. Тютчев заметил, что британцам проще было бы назначить на сей пост какого-либо секретаря своего посольства в Петербурге, не пришлось бы тратиться на путевые издержки. В результате посланником стал бывший молдавский господарь М. Супу (Суцос в греческом варианте).