Двуглавый. Книга вторая
Шрифт:
— Я всё понимаю, Карл Фёдорович, и глубоко вам признателен, — блеснул дворянин Елисеев хорошими манерами, — однако же вот что должен сказать…
Денневитц с Воронковым показали самое заинтересованное внимание.
— Как студент Императорского Московского университета, я на собственном опыте знаком с преимуществами систематического образования, — после недолгой паузы продолжил тёзка, — и должен напомнить, что в развитии моих способностей такой системы не было. Откровенно говоря, мне представляется непродуманным заниматься подобными опытами без должного понимания самой сути моих способностей и без умения применять их, не причиняя вреда собственному здоровью.
— Соглашусь с вами, Виктор Михайлович, — недолго подумав над тёзкиными словами, ответил Денневитц. — В свете изложенных вами обстоятельств проведение опытов с военными
Для трёх взрослых здоровых мужчин уговорить бутылку вина никакого труда не составляет, однако, когда это произошло, тёзкины гости на продолжении банкета не настаивали, но предложение чаю с благодарностью приняли. Тёзка поставил электрический чайник, и пока тот грелся, вернулся к беседе. Вернуться-то он вернулся, но о каких-либо серьёзных вещах уже не говорили — так, Денневитц и Воронков поделились несколькими забавными историями из тех времён, когда они сами начинали службу, дворянин Елисеев в долгу не остался, вспомнив пару смешных случаев из кадетской и студенческой жизни, и лишь когда стало понятно, что новые сослуживцы вот-вот откланяются, Воронков взялся за портфель, до того скромно лежавший на пустовавшем четвёртом стуле.
— У меня для вас, Виктор Михайлович, не то чтобы подарок, но… — с этими словами сыщик извлёк из портфеля толстую картонную папку и аккуратно положил её на стол. — Заберу завтра, так что до утра прочесть успеете, благо, время ещё не позднее.
Что это за папка, мы с тёзкой почти сразу и сообразили, но всё же он глянул на обложку. Да, не ошиблись, Воронков оставил дворянину Елисееву дело о покушении на того самого дворянина. На том Денневитц с Воронковым попрощались и удалились, и тёзка, наскоро прибравшись на столе, взялся за чтение.
Как мы с тёзкой понимали, ничего нового после перемены Воронковым места службы в деле не появилось, поэтому приходилось признать, что работу московские сыщики проделали немалую. Большая её часть относилась к поискам заказчика преступления, что, опять же, говорило о несомненном профессионализме как самого Дмитрия Антоновича, так и сыскной части московской полиции в целом. Вот только с результатами этой высокопрофессиональной работы дело обстояло, мягко говоря, не лучшим образом.
Все установленные в ходе следствия связи незадачливого наёмного убийцы Голубева по кличке «Голубок» вели в никуда. Из тех лиц, связи которых с Голубевым удалось установить, ни у кого потребности в смерти дворянина Елисеева не просматривалось, никто из них не знал того дворянина лично, как не имелось ни у кого и общих с тёзкой знакомых. Да ещё и не всех тех лиц удалось разыскать и допросить — двое, хоть их имена и стали известны следствию, оставались пока что ненайденными, и это вызывало нехорошие подозрения и опасения, что их постигла незавидная судьба нежелательных свидетелей, по третьему же вообще имелось только словесное описание, которое могло бы подойти пусть не всем и каждому, но очень и очень многим. В общем, сплошные пустышки да концы в никуда, причём концы, очень похоже, что обрубленные.
Заодно выяснилось, чего ради Воронков ездил в Покров, когда тёзка встретился с ним в покровской полиции. Потерпев серию неудач в поисках заказчика преступления, Дмитрий Антонович решил действовать в обход и поискать наводчика — кто-то ведь знал, когда именно дворянин Елисеев поедет по своим университетским делам в Москву, не просто же так Голубев выехал ему навстречу. Собственно, поисками наводчика в Покрове занимался начальник сыскной части уездной полиции Греков, но и ему удача не сопутствовала. Из тёзкиной семьи никто на стороне о планах сына и брата не говорил, госпоже Фокиной не сообщал ничего на сей счёт сам тёзка. Вероятность того, что кто-то в Покрове за дворянином Елисеевым следил, и сразу после его отъезда сообщил Голубеву, отпала, когда выяснилось, что на городской телефонной станции никаких звонков в Москву в это время отмечено не было, как не отправлялись из города в столицу и срочные телеграммы.
Воронкова неудача с выездом в Покров не обескуражила, и он, вернувшись в Москву, принялся искать, кому время прибытия дворянина Елисеева было известно в столице. Нашёл, не зря же я говорил уже о профессионализме сыщика, но толку от его находки никакого не вышло. Оказалось, что на получение книг именно в тот день студент Елисеев был записан в библиотеке заранее, то есть знать о том могли все библиотечные служащие,
да и не только они. Да, связи сотрудников университетской библиотеки начали проверять, но до перевода Воронкова в дворцовую полицию так и не закончили, а после перевода, похоже, и не продолжали. Опять мимо, увы.Нашлась, тем не менее, в списке неудач и такая, что нам с тёзкой откровенно понравилась. В дело было подшито экспертное заключение, утверждавшее, что стекло, осколки которого обнаружены на месте преступления, в Российской Империи не производится, из-за границы в Россию не поставляется, и установить место его изготовления не представляется возможным. Далее эксперт, некий инженер Вербин, высказывал предположение, что принадлежат осколки, скорее всего, остеклению кабины автомобиля, но марка этого автомобиля лично ему неизвестна. Что ж, за высокую квалификацию господина Вербина можно было только порадоваться, но куда больше радовало нас с тёзкой полное отсутствие перспектив у попыток следствия прояснить вопрос с присутствием на месте преступления второго автомобиля и разыскать его водителя и пассажиров. Вот и не надо, нечего тут кому-то знать, что и как там произошло на самом деле, и нечего вообще никому знать о наших с тёзкой двух разумах. Так и всем жить проще, и нам спокойнее.
Тем не менее, несмотря на все неудачи, преследовавшие Воронкова, возможность оказаться раскрытым у дела ещё имелась, но для этого следовало проделать немалую работу.
Прежде всего оставалось разыскать, наконец, тех двух персонажей, связанных с Голубевым, как и установить личность третьего и тоже его найти. Больших надежд мы с тёзкой тут не питали, но необходимости найти этих фигурантов и таким образом закрыть вопрос с ними это не отменяло.
Изучение связей университетских библиотекарей представлялось более перспективным, хотя мы оба понимали, насколько долгой и кропотливой будет такая работа, и совсем не понимали, когда господин Воронков сможет за неё приняться. Но пока что выходило, что наводчика следовало искать именно там, а уже через него пытаться дотянуться и до заказчика. Тут, правда, тёзка обратил внимание на некоторую неувязку — если он записался на определённый день, почему Голубев выехал ему навстречу именно поздним вечером?
— А ты часто так поступал? — спросил я. — В смысле, часто ли выезжал в Москву в ночь, если у тебя были какие-то дела на следующий день?
— Да почти всегда, — подумав, ответил он.
— И время выезда тоже всегда было одним и тем же? — я захотел уточнений.
— Ну да, — признал дворянин Елисеев.
— Значит, среди твоих приятелей это знали почти что все? — продолжил я. — А от них мог узнать и вообще кто угодно?
— Получается, что так… — недовольно выдал тёзка.
Ну да, недовольство его я хорошо понимал — это что теперь, ещё и его университетских приятелей шерстить придётся? Та ещё работка, мать её, да и отношения с теми приятелями можно подпортить… Но заниматься этим, боюсь, будет надо, если только не найдётся в ходе следствия какая-то иная зацепка. Вот только когда теперь сможем мы к этому делу вернуться?..
Глава 2
Институтский переполох
В Михайловском институте физиологической психологии Российской Академии наук нас уже ждали, причём не только институтское начальство. Сразу за въездом на институтскую территорию успел расположиться пост жандармов — офицер, вахмистр и трое нижних чинов. Смотрелись жандармы — офицер с расстёгнутой кобурой, вахмистр с «юргенсом» и нижние чины с ППШ — даже несколько устрашающе, что нас с тёзкой, однако, не пугало, поскольку Денневитц по пути сообщил, что следствие в Михайловском институте будет вести особый комитет, составленный из чинов дворцовой полиции и жандармов, а если потребуется, привлекут и полицейских сыщиков.
Вопрос со свободой проезда Денневитц решил легко и просто, показав, не выходя из машины, служебный жетон, и наша колонна неспешно втянулась за ворота. Да, колонна — помимо бронированной «Яузы», перевозившей столь ценных служащих дворцовой полиции, как надворный советник Денневитц, титулярный советник Воронков и внетабельный канцелярист Елисеев, с нами ехали ещё одна «Яуза», уж не знаю, бронированная или нет, с какими-то нам с тёзкой незнакомыми господами в штатском, тентованный «кабан» с солдатами лейб-гвардии Кремлёвского полка, «Терек» с радиостанцией и два автобуса — один тоже с публикой в штатском, второй пустой, видимо, на случай арестов. Всё, короче, очень серьёзно, серьёзнее некуда.